Абонент доступен
Шрифт:
– Расскажи все с самого начала.
– Пойдем к матери, она сама тебе все расскажет. Сумку можешь оставить тут. Куртку брось в кресло. Ничего не пропадет, обещаю.
Он направился к двери. Мне оставалось только отправиться за ним. Правда, сумку я все же взяла с собой.
…
Мама Степана Пожарова обосновалась на первом этаже. Во всяком случае, Степан по дороге до ее комнаты успел рассказать мне, что все комнаты здесь отданы под ее нужды и интересы. Кладовая, спальня, оранжерея, еще одна кладовая, но уже поменьше, комната для гостей, которых хозяйка
Около широкой белой двери он остановился и взял меня за запястье.
– Значит, так, – проговорил он. – Маму зовут Алевтина Петровна. Человек она крайне консервативный, мыслит четко и ясно. После сеанса…
– Напомни мне, пожалуйста, когда он состоялся? – попросила я.
– Неделю назад он состоялся, – ответил Пожаров.
– А почему ты обратился ко мне только через неделю после события?
– Потому что думал, что матери полегчает, а этого не происходит. Моей больной старушке становится только хуже. Да и у меня из головы та дрянь не выходит.
Я высвободила запястье и поправила сумку на плече.
– Из того, что ты мне рассказал, я мало что поняла, кроме того, что Энио нарушил покой в этом доме, – сказала я. – Дай мне поговорить с твоей мамой.
Степан взялся за ручку двери.
– Буду благодарен, – произнес он и пропустил меня в комнату.
После слов Пожарова о том, что его маман ранее работала в партийных сферах и считала религию бесовством, так и казалось, что я увижу худую бабульку в гимнастерке и с папиросой в зубах, которая с порога потребует показать ей партийный билет. На самом же деле Алевтина Петровна напоминала скорее старого работника культуры. Пучок, очки, наброшенная на плечи пушистая шалька. Лицо с приветливой улыбкой и мягкий голос.
Я протянула руку для приветствия.
– Здравствуйте, Алевтина Петровна.
Она удивленно посмотрела на меня:
– Рукопожатие? Мы же женщины! Добрый день.
Пришлось смущенно прятать руку за спину. Пожаров подошел к приоткрытому окну, закрыл створку.
– Простудишься, – буркнул он, исподлобья взглянув на мать, – ведь не май месяц же.
– Так жарко же, сын. Я просто проветривала.
– Проветривала она…
Алевтина Петровна пригласила меня сесть за стол, на котором были разложены какие-то бумаги.
– Если мешают, то можно сдвинуть их в сторону, – сказала она. – Или я уберу. Это старые школьные сочинения. Не мои и не Степины. После смерти мужа я подрабатывала репетитором и теперь просто навожу в бумагах порядок. Никому не нужная макулатура – вот как теперь это называется. Но когда-то все эти листки имели значение и для меня, и для тех, кому я помогала.
Я взглянула на Пожарова. Репетитор? А куда же делся партийный работник?
– Мужа не стало, когда Степан пошел в третий класс, – словно угадала мои мысли Алевтина Петровна. – Воспаление легких, которое врачи не сразу распознали. Я тогда работала машинисткой в райисполкоме, и знаете, это счастье, что мне подвернулась подработка.
– А в чем же она заключалась?
– Я проверяла тексты, находила в них ошибки и исправляла, – объяснила Алевтина Петровна. – Репетитором меня называли родители тех детей, которым я помогала. Мне было приятно это слышать.
Она стала складывать бумаги в стопки. Я же решила осмотреться. Похоже, в этой комнате Алевтина Петровна так же, как и сын в своей, проводила много времени. Она могла здесь и работать, и отдыхать.
– В общем, вы тут поговорите, а я пока отойду, – сообщил Степан, все еще стоя на пороге комнаты. – Если что, то я рядом. Не забудь принять таблетки, мама.
– Не забуду… иди уже, – отмахнулась Алевтина Петровна.
Вскоре стол был расчищен. На нем осталась маленькая керамическая мисочка с печеньем. Алевтина Петровна села на стул напротив меня.
– Сын сказал, что вас зовут Татьяна, – произнесла она. – Без отчества?
– Без, – кивнула я.
– Ну а я Алевтина Петровна, – улыбнулась она. – Думаю, меня уже представили.
– Так и есть.
Женщина положила руки на стол и сцепила пальцы.
– Попробуйте печенье, – предложила она. – Оно дивное. Сахарное, тает во рту. Степана угостил коллега. Такое печенье делают у него на родине. Привез из Казахстана, кажется… могу путать, простите. Я потом у сына точно узнаю.
Она запнулась, потрясла головой.
– Я после того, что произошло, что-то стала плохо соображать, – пробормотала она. – Уж слишком все это на меня повлияло, если можно так сказать. Шокировало. Я не ожидала, знаете ли.
Она вдруг заволновалась, словно пыталась оправдаться передо мной за что-то. Чтобы разрядить обстановку, я взяла одно печенье и положила в рот. Оно действительно оказалось очень вкусным.
Алевтина Петровна задумчиво наблюдала за моими действиями. Наконец решилась начать свой рассказ.
– Я ведь не верю во все эти гадания и магию, – вкрадчиво произнесла она. – А вы как к подобному относитесь?
– Никогда не увлекалась, – призналась я.
– Вот и я! – воодушевилась женщина. – Но, знаете, наверное, с возрастом многие начинают интересоваться. Причину этого интереса я смогу назвать, пожалуй.
– Буду рада услышать.
Я проглотила остатки печенья и тут же потянулась за вторым. Абсолютное удовольствие. Глупо отказываться. И удобно же – само растворяется на языке, жевать не надо.
– С возрастом у человека появляется много свободного времени, – пояснила Алевтина Петровна. – И ты начинаешь замечать то, на что раньше не обращал внимание. Начинаешь задумываться: а как это работает? Неужели и такое бывает? Вот и натыкаешься на всякое, а потом просто начинаешь играть в исследователя. Были бы внуки или работа, то разве я бы захотела услышать какие-то предсказания? Вряд ли. Я бы попросту была занята. Но я бездельничаю, если вы заметили.
Старушка определенно секла в психологии. Интересно, а я буду в ее возрасте на полном серьезе относиться к чему-то потустороннему? Или все зависит от наличия у меня какого-то дела, которое станет занимать все мое свободное время?