Аборигены галактики
Шрифт:
– Если мои требования не будут выполнены, – продолжал Харрот, – я убью заложников. Здесь двести восемьдесят шесть детенышей и сорок восемь нянек. Я уничтожу их всех. Жду тридцать земных минут.
– За тридцать минут мы ничего не успеем! – вскинулся Лорд.
– Жду двадцать минут! Как раз хватит времени, чтобы подогнать сюда глиф. Пока мы будем грузиться, выполните остальное. А это – чтобы вы не подумали, что мои слова – пустая болтовня.
Он поднял руку, и Тимур охнул невольно. Пальцы террориста сжимали патрульный бластер. Но откуда?!
Харрот поднес оружие к лицу Зои Ивановны. Женщина зажмурилась, по щеке ее побежала слезинка.
– Стой! – рявкнул Лорд. – Я согласен.
Харрот помедлил. Опустил оружие.
– Хорошо, пусть поживет. Это жест моей доброй воли. Я убью ее через двадцать минут. Если глиф опоздает – буду убивать по одной маленькой самке каждые три минуты, – он повел бластером в сторону девочек. – Медленно. Когда самки кончатся – взорву этот питомник. Если попытаетесь напасть – тоже взорву. Прощай, друг Лорд.
И оскалился самодовольно.
Экран погас, растворился в воздухе. Лорд повернулся к Коршунову.
– Я лечу в интернат! – тут же заявил Тимур.
Лорд не спорил. Только предупредил:
– Без оружия. И ты пальцем не пошевельнешь, что бы там ни увидел. Разбираться с ними будем уже на космодроме, – даже в большой глиф двести восемьдесят шесть детей они не втиснут. Ты, главное, тяни время. Уговаривай, чтобы заложниками с собой они взяли только воспитателей. В крайнем случае – наших, земных ребятишек. И… удачи, Тим!
Никогда в жизни Коршунов не гнал глиф на такой скорости. В Верхний Тагил он успел за две минуты до установленного Харротом срока. Однако купол аэродрома не спешил раскрываться, впускать машину. В ожидании прошло еще полминуты. Минута. Две. Тимура начал колотить мелкий озноб. Возможно, террористы специально медлят, подстраивают «опоздание»? Потому что им хочется хоть кого-то убить для острастки!
Он набрал номер видеокомма в директорском кабинете. Нет ответа.
Наконец лепестки смилостивились, разошлись. Тимур поспешно опустил машину, заглушил двигатель. Открыл сегмент колпака кабины. И тут же распахнулась дверь коридора. На поле выбежал… нет, не террорист. Голенастая девчонка в синем форменном платье. Римка!
– Тим, это ты?! Здорово! У нас все хорошо! Мы с ними сами справились, без Кей-Кей!
Коршунов быстро огляделся по сторонам. Остановил взгляд на двух прогулочных «Ласточках» в дальнем углу аэродромного поля. Террористы вполне могли притаиться там – раз у них бластеры.
– Римма, быстро залезай в машину, – скомандовал вполголоса.
– Тим, ты чего?! Я же говорю – все хорошо! Ты что, мне не веришь? Ладно, смотри.
Дверь вновь открылась. Тимур напрягся, разглядев массивную черную фигуру. И тут же его челюсть отвисла сама собой.
Харрота волокла, ухватив за отвороты плаща, девушка-воспитательница. Та самая смысловица, Утренняя Роса. Она была одного роста с ракшасом, но заметно тоньше, уже в плечах, легче. Тем не менее труда ей ноша, кажется, не доставляла.
Тимур, опомнившись наконец, выбрался из машины.
– Здравствуй, друг Тимур, – поприветствовала его индианка. – Как я и надеялась, мы снова увиделись.
Она бросила бесчувственное тело ракшаса к ногам Коршунова.
– Что с ним? – спросил Тимур.
– Очнется. Твоему вождю интересно будет его допросить.
– А остальные? Еще трое?
– Бесполезны. Они хотели убить девочку, свою соплеменницу. Пришлось их остановить. Нельзя убивать своих соплеменников.
– Что вы с ними сделали?
Тимур ждал ответа от смысловицы, но Римма ее опередила:
– Мы их убили!
Глава 5
Сандро Лордкипанидзе. Непроницаемое пятно
Ботто, по кличке Пакостник, не боялся этого землянина в строгом, деловом костюме, немолодого, но гибкого и мускулистого, словно горный пард. На Земле-Родине за шпионаж в пользу врагов Империи Ботто без особых разбирательств вставили бы шланг в задний проход, предварительно залепив все остальные отверстия, и накачивали бы водой, покуда у него не лопнули бы глаза. А здесь, в этом чистеньком и чертовски удобном для жизни мире, Пакостнику ничего не грозило. Пожурят, сделают какой-нибудь укольчик и отпустят с богом. Да еще пожалеют, бедненького, сочувственно расспросят, как он дошел до жизни такой. На этот случай у Ботто была наготове трогательная история о голодном детстве, проведенном в Крысиных трущобах; о матери-прачке, руки которой с пятью кольцевыми шрамами на каждом запястье распухали от едкого мыла и холодной воды; об отце, пропивающем все, что ему удавалось украсть, и в пьяном угаре избивающем единственную жену и многочисленных детей, болезненных и тощих; о шайке, в которую пришлось вступить, чтобы выжить и прокормиться, когда мать слегла, а отца зарезали в пьяной драке; о тюрьме на Зловонном острове, где отбывающие уголовное наказание изготавливали химическое оружие для очередной войны, а божедомы варили из насмерть отравленных заключенных мыло. Историю эту Пакостник уже рассказывал сотрудникам ихнего Контакт-Центра там, на Земле-Родине, когда очень хотел убедить их в том, что его, здорового с виду парня, следует немедленно эвакуировать сюда, на Великую Небесную Землю. Тогда получилось, получится и сейчас. Не сошлют же его обратно, это ведь, как они говорят – не хумманно…
Воодушевившись, Ботто развалился в кресле, чутко отзывавшемся на каждое движение, взял со стола стакан с вкуснейшей шипучкой и принялся разглядывать кабинет, куда его привели на допрос. Великая Небесная Земля очень странный мир. У себя дома Пакостник мог с первого взгляда определить статус начальника, в кабинете которого ему довелось оказаться, у большой шишки дорогая мебель, ковер на полу, картины в золотых рамах на стенах, сейф с кодированным замком, пуленепробиваемые стекла на окнах. Роскошное бомбоубежище. И сиськастая наложница во-от с такой задницей, готовая к услугам. А здесь ничего не понять. Этот седой и горбоносый землянин, с умными, зелеными, словно у дикой кошки, глазами, судя по повадкам, занимал не малое положение, а кабинетик имел неказистый. Ну подхалимская мебель, ну так она у всех здесь такая, ну ковер на полу – в детских яслях у них, в резервации, и то подороже будет. Картина только одна. Такой дешевой мазней на Лучезарной Столице украшают бордели. И наложницы что-то не видно. Хотя бабы на Великой Небесной Земле отменные. Только обнаглевшие в край не знают своего места. Кстати, и сейфа у зеленоглазого тоже нет. Где этот хмырь хранит важные документы, не понятно. Правда, с бумагой у них неладно, и хотя лесов вокруг – тысячу лет вали, не перевалишь, все сведения великоземляне хранят на магнитных носителях, что крайне глупо и ненадежно. Да и черт с ними, с бумагами, не его это забота. Может, и хорошо, что нету их. Магнитные записи рано или поздно размагнитятся, и все данные о делишках Ботто исчезнут.
Зеленоглазый перестал прохаживаться вдоль стола, сел в свое кресло, облокотился о столешницу, вперил кошачий взгляд в наглую физиономию задержанного.
– Ну что ж, Ботто, – прокаркал он на наречии Черных, – я вижу, ты пришел в себя после ареста… Пора нам поговорить по душам.
Ракшас немедленно скорчил жалкую физиономию, затянул плаксиво:
– Отпустите меня, господин генерал… Я не сделал ничего плохого. Я всего лишь золотарь… Простите, ассенизатор Старооскольского лагеря. Я ничего не знаю…