Абрек из Мюнхена
Шрифт:
– Это! – он показал на седого старика, – Патриарх. Самый великий мыслитель на земле. Я! – он ткнул себя в грудь и провел рукой по лысой голове, – Егор, бог солнца! А третий наш товарищ, – он ткнул в выбритого мужчину, – Сундук. Итак, повторим: Патриарх – великий мыслитель, Егор – бог солнца и Сундук – простой гегемон, то есть Дундук. А вы кто?
– А мы приехали из Германии. Я Лона Штерн, переводчица. Это Карл Мюллер, он крупный бизнесмен, и это Тимур, он…он…тоже в некотором роде гегемон. – Лона как могла, представила своих спутников.
Сундук протянул через
– Дундук!
– Тимур!
– Сам подтвердил кто ты! – засмеявшись сказал Сундук и отвернулся от гостя. Он глазами выискивал своего оппонента, лысого Егора.
Хозяевам избы почему-то не захотелось ничего больше узнать о гостях. Они молча поставили перед гостями стаканы и налили в них чай. Пить надо было в прикуску.
Патриарх, среди минутного молчания многозначительно заявил:
– Удивительно видеть друзья! Представляете, откуда духовно окормляться приезжают к нам, из самой Германии, а ведь она когда-то считалась центром философской мысли.
Егор самодовольно покрутил головой.
– Даже не верится! Глянь Сундук, из самой Фатерляндии приехали люди, чтобы послушать, что ты тут гнусавишь. Ну, давай продолжай, что у тебя еще там заумного есть. Попинать, уж очень тебя хочется. На людях, как-то слаще это действо. Эх, мне бы в другое время жить. Подвесил бы я тебя Сундук на дыбу, послушал бы, как ты тогда о жизни соловушкой запел.
Сундук, видимо привык, к невоздержанности оппонента и философски спокойно заметил:
– Истинное искусство жизни состоит в том, чтобы с годами становиться моложе!
– Это, как же, как змея с себя шкуру снимать? – со смехом спросил Егор. Он, как застоявшийся в стойле конь, косил одним глазом на Лону. Сундук стал развивать спорный постулат:
– Я имею в виду, нравственное, духовное омоложение и очищение, источник движения вперед.
– Из помойной ямы! – зубоскалил Егор.
– Да, если тебе так нравится, то и из помойной ямы. Люди в последнее время сильно одичали, слышат только зов похлебки. Человек слаб, но не в силу иммунной системы, а в силу того, что ничтожное, мелкое, никчемное, второстепенное, отвлекает внимание и уводит человека в сторону от истинной цели.
– Выбраться из помойной ямы! – засмеялся Егор сверкая зубами и лысиной. – и это цель?
Сундук мощно ответил:
– А ты считаешь целью, изматывающую душу погоню за успехом? Походы в модные рестораны, костюмчик от Сен-Лорана, яхту, Мерседес, красивую секретаршу. Господь с тобой. Подумай, чего больше всего боятся богатые?
– Попасть в помойную яму! – продолжал зубоскалить Егор.
– Нет, не этого они боятся. А больше всего на свете они боятся смерти. Биологической смерти больше всего боятся, ибо другой жизни не представляют. Ты думаешь, эти немцы плохо у себя жили? Спроси этого жирного бизнесмена, чего ему не хватало, какой черт принес его эти горы? И ты поймешь, что ему надоело быть конформистом, ему надоело откровенное потребительство, комфорт. Душа его захотела жизни стоика, пустынного отшельника. Посмотри, с каким удовольствием он пьет голый чай. А молодой человек думаешь, зачем здесь? Этот еще молод, душа его требует подвига, а он каждый день ест сорок сортов колбасы. Колбаса ли ему нужна в его возрасте?
– Ой, ой! – снова, засмеялся Егор, – молодой я думаю здесь из-за того, что его подружка работает у старой обезьяны переводчицей, а старая обезьяна, зачем потащилась в такую даль, я не знаю. Давай спросим?
Они оба, и Сундук и Егор обернулись к Карлу Мюллеру.
– Колись, как на духу, – сказал Егор, – какой леший занес тебя в наши края? Неужели, про нас мудрогоров в Германии знают?
Лона перевела вопрос Карлу Мюллеру, она только смягчила формулировки, непосредственно касающиеся его персоны.
В ответ старый дурак выложил все, как на тайной исповеди.
– Я приехал делать в России и на Кавказе большой бизнес! – с апломбом заявил Карл Мюллер. Весь услышанный до этого перевод отвлеченного спора хозяев этого затерянного в горах домика, он посчитал бредом трех сумасшедших. Лона не захотела искажать или смягчать его слова. Мало ли, вдруг эти симпатичные ей спорщики знают немецкий язык.
Услышав высокомерный ответ, лица у Сундука и Егора вытянулись. Егор возмущенно завертел головой.
– Сундук, мы тут перед ними бисер рассыпаем, думаем, что они приехали к нам, мудрецам, мозги себе вправить, а они вишь крутые какие. Сами в назьме с утра до вечера роются, подличают, глотку ближнему за пфенинг рвут, а гонору-то, гонору. Сундук, я их в упор больше не вижу. Даже бутылку не поставили. Эй, скопидом. Тебе любезный, – Егор с желчью заявил Карлу Мюллеру, – до смысла жизни, как свинье до турника. Патриарх, скажи свое веское слово! – обратился Егор к старику.
Патриарх погладил роскошную бороду.
– Молодой я был. Работал помощником у пчеловода на совхозной пасеке. Выехали мы летом на кочевку, на альпийские луга. Только разгрузились, собрали свои щитовые домики, смотрим на следующий день идет кто-то к нам в гости. Старик местный пришел, аксакал, и пришел не с пустыми руками. А принес он нам картошки. Принес ее в огромном, прокопченном чайнике – картошка дно у чайника покрывала. Ну, мы его как положено встретили – белый хлеб, чай, полную миску с медом перед ним поставили, а когда он уходил, с благодарностью вернули ему пустой чайник.
Смотрим, на следующий день, он снова с чайником идет, только на этот раз чайник, до половины картошкой наполнен. А чайдан здоровый был, ведро чаю запросто в нем вскипятить можно было. Ну, мы вида не подаем, что нам все понятно, зачем он ходит, снова сажаем его за стол, снова угощаем, а когда подошло время ему уходить, благодарим за картошку и возвращаем пустой чайник.
На третий день картина повторилась. Тот же старик, с тем же чайником, только на этот раз наполненным до самого верху картошкой, является к нам в гости. Пасечник, дядя Митя на этот раз и говорит мне, картошку высыпь, чайник помой и наполни его до верху медом. Так я и сделал. Налил его под завязку свежим медом. Хотя и не стоила того вся картошка, что за три раза принес старик.