Абреки Шамиля [СИ]

Иванов-Милюхин Юрий Захарович

— Господа, не пора ли вам пополуночничать, если уж вы не удосужились прервать беседу и поужинать вовремя?

— А вот это мы сделаем с удовольствием, — вставая из–за стола, живо откликнулся муж заботливой жены. — Прошу вас, месье Буало де Ростиньяк, разделить с нами позднюю трапезу.

— Весьма признателен за приглашение, не откажусь от чести посидеть за одним столом с вами, — вежливо поклонился поднявшийся с дивана красавец–кавалер. — Но завтра попрошу разбудить меня с первыми петухами.

— Благие дела не терпят отлагательств, — со значением улыбнулся сановный родственник, тем самым выражая абсолютную солидарность с пришедшимся ко двору нежданным гостем.

И снова под копыта серого в яблоках английского жеребца легла бесконечная, припорошенная пылью, лента дороги, только теперь сбоку размашисто вскидывали длинные ноги две свежие лошади, подаренные предусмотрительным де Месмезоном с супругой.

Хозяева проводили новоявленного родственника как своего сына, наказав беречь себя как зеницу ока. Если же выяснится, что раритеты пропали бесследно, то не изводиться бесполезными поисками, а поскорее возвращаться обратно. А если их девочка, женственная и хрупкая Софи жива и здорова, то захватить ее с собой, пусть даже в семье у нее прибудут не только родные дети, теперь уже ставшие взрослыми, но и с десяток смугловатых внуков. Места найдут всем, благо, во Франции тоже намечаются не менее грандиозные события, адекватные ее неуемному характеру. Французские граждане все больше разочаровываются в навязанном им республиканском строе и все чаще принимаются выступать с требованием вернуть прежнюю империю, теперь во главе с Наполеоном Третьим. Буало и сам вдруг осознал, что как только он покинул родовое гнездо и с помощью дяди освежил в памяти события более чем двадцатилетней давности, его жизнь круто повернула в другую сторону. Мысли о тягучей светской жизни с балами, попойками и карточной игрой отошли на второй план, на смену им явились раздумья на государственном уровне, приукрашенные грядущими впереди непридуманными приключениями. И хотя от женщин отказываться было еще рано, в груди зародился азарт, он захватил молодого повесу–кавалера, заставив взглянуть на мир по новому. И он, этот мир, засверкал неведомыми красками, до предела натягивая жилы с нервами, обновляя притупленное зрение. Он стал более осязаем и резок.

До границы с Германией остался один переход, солнце перевалило на вторую половину небесного склона. Завернув свою английскую лошадь, способную делать по шесть лье в час, к придорожной таверне на краю довольно большого городка Мец, Буало легко спрыгнул на землю, закрутил поводья вокруг служащего привязью, отшлифованного до блеска бревна на двух столбах. Заметил мельком, как от распаренного ягодицами седла на спине жеребца поднимается пар, подумал, что коней надо менять почаще. Не дожидаясь служки с конюхом, сам распустил подпруги, выдернул для просушки потник из–под седла, заодно облегчая доступ воздуха к лошадиному хребту. Он и сам чувствовал усталость после ночи, проведенной с женщиной легкого поведения в одной из ночлежек на пути, но старался держать себя в руках. И только после этого направился ко входу в приземистое строение. И в этот момент краем глаза успел заметить, что к гостинице подкатывает легкий двухколесный шарабан, который не отставал от него второй день кряду, не отдаляясь, но и не приближаясь. Всю дорогу он был словно привязанный, и кавалеру казалось, что в этом шарабане на мягких сидениях покачивается какая–то изящная тайна. Он было вознамерился пойти навстречу коляске, чтобы прояснить ситуацию, но из здания уже выбегал гладкий хозяин харчевни в жилетке, с часами с цепочкой в карманчике сбоку. С пояса у него свисал обернутый вокруг раздавшейся талии широкий клеенчатый фартук.

— Бонжур, месье, — еще издали заговорил он. — Как доехали, не нуждаетесь ли в услугах?

— Обязательно, — не останавливаясь, коротко бросил Буало. — Обслужите моих рысаков, а потом покормите меня.

— Проходите в зал, там вас встретят мои женщины, а я пока сам займусь вашими лошадьми, — засуетился корчмарь, понизил голос. — Только прошу вас, месье, будьте, пожалуйста, бдительны и острожны, в зале собрались горожане из разных районов городка, непримиримые и давние враги.

— Кто такие? — насторожился кавалер, машинально притрагиваясь к рукоятке шпаги.

— Республиканцы с бонапартистами. По всей Франции не смолкают разговоры о грядущих великих переменах.

— Об этом мы уже наслышаны, — отмахнулся было молодой человек.

— У вас на руке я вижу дорогой перстень, а на шее толстую золотую цепь, — не унимался корчмарь.

— А когда это политики успели превратиться в разбойников? — с недоумением воззрился на него Буало

— Так было всегда. Если дело доходило до драки между политическими партиями, между ними обязательно объявлялись бандиты всех мастей.

— Кажется, в этом вы правы.

Оглянувшись еще раз на замерший посередине двора шарабан с опущенными на окнах занавесками, Буало переступил порог харчевни. В глубине просторного зала стоял сплошной гвалт, сидящие за крепко сбитыми столиками на таких–же основательных табуретках посетители, перебивая друг друга, обливали каждый своего оппонента грязными помоями. Разношерстно одетые граждане не стеснялись в выражениях, видно

было, что все они давно причастились из стоявших перед ними объемистых глиняных кружек с дешевым виноградным вином. Лица их раскраснелись, верхние пуговицы на рубахах выскочили из прорезей. Один мужчина с небритым лакейским лицом, но в черном сюртуке и в являвшейся роскошью коленкоровой рубашке, взобрался на стул и заверещал высоким фальцетом:

— Господа, я предлагаю выгнать всех бонапартистов на улицу и намять им бока.

— Долой бонапартистов с роялистами, — согласно гаркнуло с десяток луженых глоток. — Да здравствует Республика с законодательным собранием и палатой из шестидесяти видных граждан нашего округа.

— Республика себя никак не показала, мы не Римская империя, демократия в которой держалась на незыблемых законах, подстрахованных распятиями на крестах, — старался перекричать оратора и его сподвижников второй глашатай, всем своим видом претендующий на представителя от ученой богемы. Он перекинул конец легкого шелкового шарфа через плечо, поправил указательным пальцем едва державшийся на переносице лорнет с цепочкой. — Мы за новую империю со светскими законами, во главе с императором Наполеоном Третьим.

— Которого тоже предадите, как предали во времена коалиции Наполеона Бонапарта заговорщики под руководством Талейрана и Фуше. А когда полководец одержал победу при Маренго, вы снова стали его сторонниками.

— Если император изберет ложный путь правления государством, то почему бы его не предать!

По залу раскатился громкий хохот, усиленный стуками по столешницам глиняными кружками. Воспользовавшись мимолетным примирением враждующих сторон, Буало осмотрелся вокруг, увидел у окна свободный столик и направился туда. Но когда вознамерился присесть на табурет, заметил, что к столику направляется молодая опрятная женщина в маленькой шляпке на копне пышных волос. Она была одета в пошитое в талию платье в розовую и серую полоску из тонкой шерстяной материи, с розовой каймой понизу и с расходившимися полами. Из–под подола выглядывала нижняя юбка с кружевными оборками, а на плечах женщины возлежала расшитая розоватыми цветами вишневая кашемировая шаль с концами почти до пола. Буало отступил немного назад, предоставляя посетительнице самой выбрать место. Та грациозно завела кругленький зад за угол стола и царственно опустилась на грубый табурет. Слуха кавалера коснулся еще один громкий возглас, больше похожий на упрек противной стороне:

— Наполеон Бонапарт в последнее время болтал в совете Пятисот только вздор, поэтому потерпел фиаско. Не отставали от него и его генералы, портившие беспробудным сном лилейный цвет своего лица. И это в то время, когда следовало заниматься государственными делами.

— Сударь, ваши мелочные замечания больше похожи на оправдания, нежели на утверждение ваших монархических позиций.

— Это у вас слова расходятся с делами. Да здравствует империя во главе с императором!

— Да здравствует Республика с нерушимым союзом свободных граждан.

За спиной назревал новый конфликт, грозящий перейти в побоище, но сейчас внимание Буало всецело заняла присевшая за стол напротив него женщина благородного вида. Оглянувшись назад и не заметив никого из сопровождающих мадемуазель слуг, кавалер с легкой гримасой недоумения занял свое место, бросил локти на столешницу. Из глубины помещения подскочила молоденькая девушка в кружевном чепчике и в белом, расшитом вышивкой, фартучке. Не спрашивая ничего, разложила перед клиентами столовые приборы и упорхнула за стойку, за которой виднелась раскрытая дверь на кухню. Буало поднял голову, посмотрел на сидящую напротив соседку и смущенно сморгнул веками. Молодая женщина, скорее девушка, тоже взирала на него большими и спокойными темно–карими глазами, на удлиненном лице ее с припухшими губами играл нежный румянец, из–под кружевной матерчатой шляпки выбивались крупные завитки не уложенных в прическу золотистых волос. А может они специально были оставлены без присмотра, ведь известно, что любой беспорядок во внешности разумной женщины обостряет сексуальные чувства. Если бы не темные круги под нижними веками, говорящие об усталости соседки, да не парочка едва заметных морщинок в области переносицы, ее с полным основанием можно было бы принять за девушку лет девятнадцати, еще не успевшую вкусить супружеской жизни. Чуть загорелый высокий лоб гордился двумя тонкими нитями бровей вразлет, на благородном носике с едва заметной горбинкой подрагивали розоватые крылья ноздрей, чувственные губы неустанно пошевеливались, вызывая сладостное волнение в груди. Буало вдруг ощутил, что девушка здорово понравилась ему, тело принялось млеть от непрошенного оцепенения. Чтобы не показаться необразованным мужланом, растаявшим всего лишь от одного взгляда прекрасной незнакомки, он прочистил горло, протолкнул вовнутрь шершавый комок и с некоторым превосходством встряхнул плечами: