Абсолютное оружие (сборник)
Шрифт:
Таким образом, когда Эрум попросил его «тромбрамктуланчирить, как это принято», он просто хотел, чтобы Джексон почтительно поклонился, что было частью обязательного ритуала. Надо было соединить руки за головой и покачиваться на каблуках. Это действие следовало производить с выражением определенного, однако сдержанного удовольствия, в соответствии со всей обстановкой, сообразуясь с состоянием своего желудка и нервов, а также согласно своим религиозным и этическим принципам, памятуя о небольших колебаниях настроения, связанных с изменениями
Все это было вполне понятно. И все полностью противоречило тому, что Джексон уже знал о языке хон.
Это было даже более чем противоречиво: это было немыслимо, невозможно и не укладывалось ни в какие рамки. Все равно что увидеть в холодной Антарктике пальмы, на которых вдобавок растут не кокосы, а мускатный виноград.
Этого не могло быть – однако так оно и было.
Джексон проделал то, что от него требовалось. Когда он кончил тромбрамктуланчирить, как это принято, ему осталась только официальная церемония и после этого – несколько мелких формальностей.
Эрум уверил его, что все это очень просто, но Джексон подозревал, что так или иначе, а трудности у него будут.
Поэтому-то он и уделил подготовке целых три дня. Он усердно работал, чтобы в совершенстве овладеть двадцатью девятью потенциаторами-исключениями в их наиболее употребимых положениях и безошибочно определять, какой инициирующий эффект они оказывают в каждом из этих случаев.
К концу работы он устал как собака, а его показатель раздражимости поднялся до 97,3620 по Графхаймеру. Беспристрастный наблюдатель мог бы заметить зловещий блеск в его серо-голубых глазах.
Он был сыт по горло. Его мутило от языка хон и от всего наянского. Джексон испытывал головокружительное ощущение: чем больше он учил, тем меньше знал. В этом было что-то совершенно ненормальное.
– Хорошо, – сказал Джексон сам себе и всей Вселенной. – Я выучил наянский язык, я выучил множество совершенно необъяснимых исключений, и вдобавок к этому я выучил ряд дополнительных, еще более противоречивых исключений из исключений.
Джексон помолчал и очень тихо добавил:
– Я выучил исключительное количество исключений. В самом деле, если посмотреть со стороны, то можно подумать, будто в этом языке нет ничего, кроме исключений.
– Но это, – продолжал он, – совершенно невозможно, немыслимо и неприемлемо. Язык по воле Божьей и по самой сути своей систематичен, а это означает, что в нем должны быть какие-то правила. Только тогда люди смогут понимать друг друга. В том-то и смысл языка, таким он и должен быть. И если кто-то думает, что можно дурачиться с языком при Фреде К. Джексоне…
Тут Джексон замолчал и вытащил из кобуры бластер. Он проверил заряд, снял оружие с предохранителя и снова спрятал его.
– Не советую больше пороть галиматью при старине Джексоне, – пробормотал старина Джексон, – потому что у первого же мерзкого и лживого инопланетянина, который попробует это сделать, будет трехдюймовая дырка во лбу.
С этими словами Джексон зашагал назад в город. Голова у него шла кругом, но он был полон решимости. Его делом было отобрать планету у ее обитателей – причем законно, а для этого он должен понимать их язык. Вот почему так или иначе он добьется ясности. Или кого-нибудь прикончит.
Одно из двух. Что именно, сейчас ему было все равно.
Эрум ждал его в своем кабинете. С ним были мэр, председатель совета города, глава округа, два ольдермена и член правления бюджетной палаты. Все они улыбались – вежливо, хотя и несколько нервно. На буфете были выставлены крепкие напитки. В комнате царила атмосфера товарищества поневоле.
В целом все это выглядело так, будто в лице Джексона они приветствовали нового высокоуважаемого владельца собственности, украшение Факки. С инопланетянами такое иногда бывало: они делали хорошую мину при плохой игре, стараясь снискать милость землян, раз уж их победа была неизбежной.
– Ман, – сказал Эрум, радостно пожимая ему руку.
– И тебе того же, крошка, – ответил Джексон. Он понятия не имел, что означает это слово. Это его и не волновало. У него был большой выбор других наянских слов, и он был полон решимости довести дело до конца.
– Ман! – сказал мэр.
– Спасибо, папаша, – ответил Джексон.
– Ман! – заявили другие чиновники.
– Очень рад, ребята, что вы к этому так относитесь, – сказал Джексон. Он повернулся к Эруму. – Вот что, давай-ка закончим с этим делом, ладно?
– Ман-ман-ман, – ответил Эрум. – Ман, ман-ман.
Несколько секунд Джексон с изумлением смотрел на него. Потом он спросил, сдержанно и тихо:
– Эрум, малыш, что именно ты пытаешься мне сказать?
– Ман, ман, ман, – твердо заявил Эрум. – Ман, ман ман ман. Ман ман. – Он помолчал и несколько нервно спросил мэра: – Ман, ман?
– Ман… ман ман, – решительно ответил мэр, и другие чиновники закивали. Все они повернулись к Джексону.
– Ман, ман-ман? – с дрожью в голосе, но с достоинством спросил его Эрум.
Джексон потерял дар речи. Его лицо побагровело от гнева, а на шее начала биться большая голубая жилка. Он заставил себя говорить медленно и спокойно, но в его голосе слышалась бесконечная угроза.
– Грязная захудалая деревенщина, – сказал он, – что это, паршивцы, вы себе позволяете?
– Ман-ман? – спросил у Эрума мэр.
– Ман-ман, ман-ман-ман, – быстро ответил Эрум, делая жест непонимания.
– Лучше говорите внятно, – сказал Джексон. Голос его все еще был тихим, но вена на шее вздулась, как пожарный шланг под давлением.
– Ман! – быстро сказал один из ольдерменов главе округа.
– Ман ман-ман ман? – жалобно ответил глава округа, и на последнем слове его голос сорвался.
– Так не хотите нормально разговаривать, да?
– Ман! Ман-ман! – закричал мэр, и его лицо от страха стало мертвенно-бледным.