Абсолютное оружие (сборник)
Шрифт:
Земляне желали получить то, что им было нужно, но они еще и хотели, чтобы все это хорошо выглядело. Этого иногда было трудно ожидать, особенно когда им было нужно не что-нибудь, а чужая планета. Но, так или иначе, они обычно добивались своего.
Люди многих планет понимали, что открытое сопротивление невозможно, и поэтому прибегали к тактике проволочек.
Иногда они отказывались продавать, или им без конца требовались всякие бумажки, или им нужна была санкция какого-нибудь местного чиновника, которого никогда не было на месте. Но посланец
Они отказываются продавать собственность по расовым мотивам? Земные законы особо воспрещают подобную практику, а Декларация Прав Разумных Существ гласит, что каждое разумное существо вольно жить и трудиться там, где ему нравится. За эту свободу Земля стала бы бороться, если бы ее кто-нибудь вынудил.
Они ставят палки в колеса? Земная Доктрина о временном характере частной собственности не допустит этого.
Нет на месте нужного чиновника? Единый Земной Закон против наложения на имущество косвенного ареста в случае отсутствия недвусмысленно запрещал такие порядки. И так далее, и тому подобное. В этой борьбе умов неизменно побеждала Земля, потому что того, кто сильнее, обычно признают и самым умным.
Но наянцы даже не пытались сопротивляться, а это в глазах Джексона заслуживало самого глубокого презрения.
В обмен на земную платину Джексон получил местную валюту – хрустящие бумажки по 50 врсо. Эрум просиял от удовольствия и сказал:
– Теперь, мистер Джексон, мы можем покончить с делами на сегодняшний день, если вы соблаговолите тромбрамктуланчирить, как это принято.
Джексон повернулся, его глаза сузились, уголки рта опустились, а губы сжались в бескровную полоску.
– Что вы сказали?
– Я всего лишь попросил вас…
– Знаю, что попросили! Но что это значит?
– Ну, это значит… значит… – Эрум слабо засмеялся. – Это означает только то, что я сказал. Другими словами, выражаясь этиболически…
Джексон тихо и угрожающе произнес:
– Дайте мне синоним.
– Синонима нет, – ответил Эрум.
– И все-таки, детка, советую тебе его вспомнить, – сказал Джексон, и его пальцы сомкнулись на горле наянца.
– Стойте! Подождите! На по-о-мощь! – вскричал Эрум. – Мистер Джексон, умоляю вас! Какой может быть синоним, когда понятию соответствует одно, и только одно слово – если мне дозволено будет так выразиться.
– За нос меня водить! – взревел Джексон. – Лучше кончай с этим, потому что у нас есть законы против умышленного сбивания с толку, преднамеренного обструкционизма, скрытого сверхжульничества и прочих ваших штучек. Слышишь, ты?
– Слышу, – пролепетал Эрум.
– Тогда слушай дальше: кончай агглютинировать, ты, лживая скотина. У вас совершенно простой, заурядный язык аналитического типа, который отличает лишь его крайняя изолирующая тенденция. А в таком языке, приятель, просто не бывает столько длинных путаных сложных слов. Ясно?
– Да, да! – закричал Эрум. – Но поверьте мне, я ни в коей мере не собираюсь нумнискатерить! И не нонискаккекаки, и вы действительно должны этому дебрушили.
Джексон замахнулся на Эрума, но вовремя взял себя в руки. Неразумно бить инопланетян, если существует хоть какая-нибудь вероятность того, что они говорят правду. На Земле этого не любят. Ему могут срезать зарплату; если же по несчастливой случайности он убьет Эрума, его можно поздравить с шестью месяцами тюрьмы.
Но все же…
– Я выясню, лжете вы или нет! – завопил Джексон и стремглав выскочил из кабинета.
Он бродил почти час, смешавшись с толпой в трущобах Грас-Эс, тянущихся вдоль мрачного, зловонного Унгпердиса. Никто не обращал на него внимания. По внешности его можно было принять за наянца, так же как и любой наянец мог сойти за землянина.
На углу улиц Ниис и Да Джексон обнаружил веселый кабачок и зашел туда.
Внутри было тихо, одни мужчины. Джексон заказал местное пиво. Когда его подали, он сказал бармену:
– На днях со мной приключилась странная история.
– Да ну? – сказал бармен.
– В самом деле, – ответил Джексон. – Понимаете, собрался заключить очень крупную сделку, и потом в последнюю минуту меня попросили тромбрамктуланчирить, как это принято.
Он внимательно следил за реакцией бармена. На флегматичном лице наянца появилось легкое недоумение.
– Так почему вы этого не сделали? – спросил бармен.
– Вы хотите сказать, что вы бы на моем месте…
– Конечно, согласился бы. Черт побери, это же обычная катанприптиая, ведь так?
– Ну да, – сказал один из бездельников у стойки. – Конечно, если вы не заподозрили, что они пытались нумнискатерить.
– Нет, не думаю, что они пытались сделать что-нибудь подобное, – упавшим, безжизненным голосом проговорил Джексон. Он заплатил за выпивку и направился к выходу.
– Послушайте! – крикнул ему вдогонку бармен. – Вы уверены, что они не нонискаккекаки?
– Как знать, – сказал Джексон и, устало ссутулясь, вышел на улицу.
Джексон доверял своему природному чутью как в отношении языков, так и в отношении людей. А его интуиция говорила ему, что наянцы вели себя честно и не изощрялись перед ним во лжи. Эрум не изобретал новых слов специально, чтобы запутать его. Он и правда говорил на языке хон как умел.
Но если это было так, тогда хон был очень странным языком. В самом деле, это был совершенно эксцентричный язык. И то, что происходило с этим языком, не было просто курьезом, это было катастрофой.
Вечером Джексон снова взялся за работу. Он обнаружил дополнительный ряд исключений, о существовании которых не знал и даже не подозревал. Это была группа из двадцати девяти многозначных потенциаторов, которые сами по себе не несли никакой смысловой нагрузки. Однако другие слова в их присутствии приобретали множество сложных и противоречивых оттенков значений. Свойственный им вид потенциации зависел от их места в предложении.