Абсолютный слух. Счастливчик Майки
Шрифт:
— Когда представитель администрации освободится, подойдете к нему, юноша — ты сможешь сказать пару слов перед микрофоном и не сбиться?
— Не собьюсь — коротко ответил я.
Тип испарился неизвестно куда, я заметил, что народ перед нами расступается, слегка дернул Машу за руку и мы подошли к представителю, он недолго потряс меня за руку (в это время сверкающие вспышки фотографов отражались от его потного лица, как от самовара), величественно склонился и поцеловал Маше руку, вспышки засверкали прямо таки с пулеметной скоростью, неожиданно, я увидел микрофон у себя под носом.
— Расскажите, как вам удалось спасти эту прекрасную девушку от неминуемой
— Прежде всего, — начал я — я должен поблагодарить саму спасенную, если бы не мужество самой Мэри, мы утонули бы оба. Не умея плавать и впервые оказавшись на глубокой воде, она сумела не поддаться панике, быстро выполняла мои команды, и именно поэтому, мы сумели добраться до безопасного места; что касается меня лично, то я убежден: Любой честный американец, умеющий плавать, оказавшись на моем месте, сделал бы то же самое!
Закончив выступление, я взглянул на Машу, она приятно порозовела лицом, видимо вспоминала, как я выдирал ее из машины за волосы. Перед нами скопились фотографы и я тихонько сказал Маше:
— Если хочешь попасть на первую полосу, поцелуй меня в щеку.
Маша оказалась очень умной девочкой, она не торопясь обняла меня за шею, поднялась на цыпочки и смачно чмокнула меня в щеку. Очевидно распорядился кто — то из администрации, и к Маше, наконец, допустили ее мать. Фотографы застыли в ожидании.
Мама оказалась вполне стройной женщиной с приятными формами, торопливо подойдя к дочери, она не смогла сдержать слез, поцеловала дочь несколько раз и тут же вытерла лицо Маши платком, потом переключилась на меня, но платком почему — то вытирать не стала, моментально появился пронырливый тип и сунул мне платок в руку. Воспользовавшись тем, что внимание репортеров снова переключилось на мать с дочерью, я тщательно вытерся от помады, забирая платок тип сказал:
— Молодец, хорошо выступил.
Суматоха постепенно затихала, представитель первым покинул сборище на огромном черном «Кадиллаке», вслед за ним начал разъезжаться народ помельче. В конце — концов остались только свои.
Ко мне подошла мать Маши, она потрепала мои волосы и сказала:
— Ты просто не представляешь, что ты для нас сделал! Я бы без Машки и дня бы не прожила…
— Мама, — тут же влезла Маша — ты ему всю мою прическу испортила, дай твою расческу, это теперь мой парень!
Сказала она об этом, как о деле давно решенном. Мама Маши с интересом посмотрела на меня, но, очевидно, зная свою дочь уточнила:
— А он, знает об этом?
— Конечно, — возмутилась Маша — целый день ему об этом твержу!
Маша опять меня увлеченно расчесывала под взглядом женщины, я развел руки в стороны.
— Я уже смирился, — сказал я — Маша, может представишь нас?
К чести Маши, она сильно смутилась — не представить своего парня родной матери!
— Мама, — сказала Маша, красная как помидор — представляю тебе Майкла Гордона, он мне спас жизнь, ну и теперь, я буду о нем заботиться; Майки, представляю тебе мою маму Нину Кендел, ну… у нее, имя отца есть, Александра, но тебе это наверное непонятно…
— Почему же непонятно, — сказал я по русски — Нина Александровна Кендал, что же тут непонятного? Нина, это просто Нина, или это Антонина?
Надо было видеть глаза Нины Александровны, ну кроме глаз было на что посмотреть. «Эх, — подумал я с вожделением — встретить бы такую Нину Александровну лет двадцать назад…»
— Просто Нина, — сказала Нина Александровна — ты не представляешь Машка, какого интересного парня ты себе нашла!
— Почему это не представляю? — обиделась Маша — Очень даже представляю, он поддержку делает без помощи, представляешь?
— Здравствуйте миссис Кендал, — Томас прервал нашу русскую беседу — мне тут с Майклом надо поговорить, разрешите?
— Конечно Томас — сказала Нина Александровна и оторвала от меня Машу.
— Майкл, — сказал Томас — мне удалось связаться с твоим отцом, он будет здесь через три дня, у тебя есть ключи от дома?
— Наверное есть, — я вытащил связку ключей — с чего бы я стал чужие ключи носить с собой?
— Вот, — он передал мне клочок бумаги — здесь адрес, к медикам пока не ходи, это пусть отец решает, миссис Кендал, вы не подвезете парня до дома? Он не помнит дороги, я хотел сам отвезти, но на меня повесили отчет, это надолго.
— Конечно, Томас, отвезем, а надо ли? Если его отец вернется через три дня, что ему делать в пустом доме? Пусть у нас погостит.
— Ну… это вы сами с ним решайте, ладно, до свиданья миссис Кендал, пока Майкл, пока Мэри.
Томас махнул рукой и скрылся за углом ангара. Маша тут же подскочила ко мне.
— Майки, ты ведь поедешь к нам?
— Поеду, если не будешь ругаться.
— Что?! Когда это я с тобой ругалась?! И вообще, мы ведь с тобой теперь пара, нам надо беречь друг друга!
— Ну все, — сказала Нина Александровна — теперь только я буду ругаться! Сели в машину быстро!
Нина Александровна усадила нас в свой новенький с виду «Мерседес — Бенц» и проследила, что бы мы пристегнулись; я оказался на переднем сидении, а Маша, к ее неудовольствию, на заднем. Вела она машину очень плавно, да и дорога оказалась в превосходном состоянии. Частенько дорога ныряла в лиственный лес, то, что я принял за отдельный город, оказалось просто административным районом Статен — Айленда. Иногда районы находились на значительном расстоянии друг от друга, никаких городков и поселков тут быть не могло, весь остров в целом был частью Нью — Йорка, вот только, никаких небоскребов тут и близко не было. Дома были в основном одноэтажными, редко двухэтажными, экономить землю не было смысла, она была дешевая, место считалось непрестижным, неудобным для проживания. Земельные участки при домах были большими, вот только редко кто ухаживал за ними, хотя фруктовые деревья попадались довольно часто. Работы на острове, для всех, естественно не хватало; больше половины дееспособных жителей ежедневно, ранним утром, садились в свои автомобили и покидали остров. Мой отец Джон Гордон пропадал в рейсах, он был владельцем большого грузовика, и, если простые служащие или рабочие частенько оказывались на улице без работы, то мой отец просто менял маршрут — грузопоток страны был бесконечен. К тому же, на острове он был довольно известной личностью, единственный награжденный медалью Конгресса «Медаль Почета». Я вспомнил гнев Томаса, когда он заподозрил, что я назвался фамилией «Гордон» не по праву, теперь я его вполне понимал. Все это выяснилось в результате беседы с Ниной Александровной, дорога была длинной и мы о многом успели поговорить. Иногда, я видел ее удивленный взгляд после моего ответа, но косить под ребенка я не собирался; в результате разговора я понял простую вещь — все они, здесь, страшные индивидуалисты, вмешательство постороннего человека во внутренние дела семьи, здесь просто немыслимо. При живом отце, никто и не подумает интересоваться моими странностями, мне нужно навести мосты всего с одним человеком, мой отец был зрелым мужчиной, я тоже, есть все шансы договориться.