Ацтеки, майя, инки. Великие царства древней Америки

Хаген Виктор фон

Идиллия Руссо, в которой люди рождаются хорошими и счастливыми, а общество делает их дурными, была просто диалектической уловкой, и тем не менее она задала тон литературе об американских индейцах. Кажется, что не важно, насколько научен подход к теме инков: они по-прежнему сохраняют этот романтический оттенок.

С тех пор тема благородного дикаря преследует нас. Когда Жан-Жак Руссо просил женщин в подражание природе «выкармливать своих детей», произошло беспорядочное возрождение Мадонны: королевы стали выдавать себя за пастушек, дипломаты стали натурфилософами, законодатели провозгласили естественные права человека – и народ, от природы «хороший», конечно, проглотил наживку и срубил так много тысяч человеческих голов, что канализация Парижа не справлялась с вязкими потоками крови. Фонтенель давно заметил: «Все люди очень похожи, так что нет такого человека,

чьи недостатки могли бы повергнуть нас в дрожь». Инки были людьми, то есть они были хорошими и плохими, воинственными и мирными, агрессивными, жестокими, мстительными, подозрительными, распутными и щедрыми. Они проживали свою жизнь в таких человеческих рамках. Идиллическое изображение их общества противоречит само себе. Оценивать их с точки зрения нашей истории – в равной степени нелогично: история априори аморальна. «Природа, – как писал Реми де Гурмон, – не придает значения словам «хороший» и «плохой»; они иллюзия, выдвигаемая время от времени в форме иронического антитезиса или даже от неумения объяснить человеческие действия». Поток, что отделяет цивилизованного человека от нецивилизованного, – это ручеек, который любой ребенок может перешагнуть – и делает это!

Преступление и наказание

Империя инков была действующей теократией: Инка был богом и человеком, и любое преступление было одновременно и неповиновением, и святотатством.

У народа инков сформировалось очень простое и разумное понятие зла, их действия и естественные ощущения были тесно связаны с их предрассудками. Нравственная основа общества инков покоилась на древних традициях, которыми с незапамятных времен руководствовался человек на обоих американских континентах. Родительская власть была жесткой, даже суровой. Дети почитали своих родителей, и повседневная жизнь и воспитание ребенка основывались на копировании действий родителей; жизнь ребенка была практически неотделима от жизни родителей. В противоположность этому в нашем обществе жизнь родителей и детей разделена; есть детский мир фантазий и реальности, развлечений и чтения, в который родители входят ненадолго, а затем почти раскаиваются в этом. «Не трогай», «не бери», «не пей» – вот главный смысл принуждений у нас. А настойчивое требование уметь различать «мое и твое»! Это умение навязывают, к нему приучают, за его отсутствие наказывают. Ничего этого не было в империи инков, умения приходили через действия, воспитание и возмужание – через подражание и возможность видеть. Не существовало никакой сильной разницы в линии поведения родителя и ребенка. Из этого неразрывного единства родителя и ребенка выросли традиции, из которых сложилась основа правосудия инков, а это стало источником простого свода жизненных правил – существовавшего за тысячи лет до прихода инков.

Убийство, насилие, кража, обман, супружеская неверность и нерадивость – подобные мотивации присутствовали в обществе инков – ведь они свойственны человеческой природе. За каждый из таких поступков следовало наказание. Наказанием за убийство была смерть: через повешение, забивание камнями или простое сталкивание со скалы (известны несколько таких мест казней, в особенности в районе Ольянтайтамбо неподалеку от Куско). Наказание, однако, было мягче, если убийство было совершено в целях самообороны или в гневе на изменившую жену. Кража влекла за собой вполне прогнозируемую смерть. Кража какой-либо общественной собственности была самым ужасным преступлением, ведь человек крал у бога. Сюда относилось проникновение в хранилища Инки, разрушение мостов и проникновение на территорию проживания избранных женщин. Кража была большим грехом, так как в действительности в ней не было нужды, и обычно не было искушения украсть. Для простого индейца не было побудительной причины накапливать имущество.

Честность индейцев при власти Инки подтверждают не только сведущие судьи-испанцы, но и об этом свидетельствует один из конкистадоров, знаменитый Мансио Сьерра де Легисамо, тот самый, который «проиграл в азартной игре солнце» [50] . В предисловии к своему завещанию, зарегистрированному в Куско, он написал: «Инки управляли страной таким образом, что в ней не было ни одного вора, ни одного преступника, ни одного праздного человека… Индейцы оставляли двери своих домов открытыми; палка поперек дверного проема была знаком того, что хозяина нет дома… и никто не входил».

50

В

качестве своей доли золота Инки из Куско этот конкистадор получил огромное золотое изображение солнца. Как только оно оказалось у него, он вместе с другими солдатами начал играть в азартные игры и играл всю ночь. В ходе игры он проиграл его – отсюда и возникла поговорка «проиграть солнце до зари».

Кража считалась помрачением ума, и когда она все-таки происходила (правосудие осуществлялось таким образом, что просто обвиняемый и обвинители рассказывали судье курака каждый свою часть истории), то делалось различие между грабежом со злым умыслом и грабежом от нужды. Если индеец поступил так от нужды, то наказывали чиновника за его плохую административную работу, которая привела к преступлению.

Так как леность лишала Инку рабочей силы индейца, то это сначала наказывалось общественным порицанием, затем побиванием камнями, а если все это не возымело действия, то смертью виновного. (Аналогия в нашей собственной стране (т. е. США. – Ред.):человек может совершить убийство и избежать последствий, но неуплата налогов влечет за собой неминуемое наказание.)

Пьянство позволялось и осуждалось лишь тогда, когда оно имело место в неподобающее время, т. е. когда индеец должен был работать. В таком случае пьянство было преступлением, так как оно попустительствовало безделью.

Сохранение животных также входило в свод законов инков. Наказанием за несанкционированное убийство самки ламы или викуньи вне рамок королевской охоты была смерть. Браконьерство, как к этому повсюду относятся аристократы, расценивалось как одно из серьезнейших преступлений.

Отправление правосудия называлось иуайя;помимо смертной казни, которая обычно была скора, безжалостна и беспристрастна, были и другие виды наказания: ссылка на рудники, присуждение срока пребывания в джунглях с их высокой влажностью или на плантациях коки или другие формы общественного порицания, которые считались почти такими же тяжелыми, как сама смерть.

«Инки, – писал Гарсиласо де ла Вега, – составляли свои законы не для того, чтобы напугать своих вассалов, а всегда с намерением распространить их действие на тех, кто осмеливался преступить их…»

Как явствует, существовали две формы правосудия: закон Инки делал различие между преступлениями, к которым имели отношение знатные люди, и преступлениями, касавшимися простолюдинов (эту идею Джордж Оруэлл показал в своей книге «Скотный двор» (вышла в 1945 году), где животные равны, но некоторые животные «более равны», нежели другие). Но здесь, в общественной системе инков, представители правящих классов получали более суровые наказания за нарушения закона, чем простолюдины. То, за что простолюдин получал лишь общественное порицание, для знатного человека (коснись его это) превращалось в изгнание. Если простой индеец за что-то подвергался мучениям (например, выкалыванию глаза), то знатному человеку за это же самое грозил смертный приговор.

Инки систематизировали свод нравственных законов жителей Анд, а так как эти своды правил поведения основывались на коллективном сознании айлью, то в этом-то и была их сила.

Лекарства, магия, целительство

От рождения до смерти жители Анд (имеются в виду все обитатели Южной Америки в эпоху, предшествующую появлению грамотности) были связаны со сверхъестественным: болезнь была чем-то сверхтелесным, и как таковую ее следовало лечить как при помощи лекарств, так и колдовства. Если случился неурожай или какой-нибудь индеец заболевал без достаточной на то причины, то это явно было результатом колдовства или, возможно, пострадавший каким-то образом обидел невидимые силы. Сверхъестественное вторглось в его жизнь; магия и медицина были сложно взаимосвязаны.

Нет никаких связных исследований медицины инков – даже при том, что перуанские ботаники идентифицировали множество растений, которые использовали шаманы инков. Несомненно, существовало много растений, которые эффективно помогали лечению, но, вне зависимости от болезни, лечение было связано с колдовством.

Колдовство – это сон разума, и в то время как «врач» и его пациент осознавали связь между явлением болезни и лекарством, их разум лишь едва воспринимал несоответствия. «Магия, – писал Рауль Альер, – это сон, предназначенный выступать в роли противовеса состоянию тревоги; пробуждающий сон, послушный правилам, поистине фантастический, но такой методичный, что временами кажется научным».