Ад, или Александр Данилов
Шрифт:
Часть 37
Почти вся ночь ещё была впереди. Данилов вышел из операционной, выпил очередную кружку кофе и, прежде чем засесть за историю болезни, отправился на улицу, воздухом подышать. Весна была в самом разгаре. Молчаливая луна, застрявшая где-то в безбрежной выси, почти не освещала землю. Лишь небеса да редкие облака довольствовались её тусклым светом, а деревья, возвышавшиеся над забором, огораживающим территорию больницы, казались сказочными причудливыми исполинами.
Вдалеке
Тихо вокруг, спокойно, а воздух чистый, хрустальный. Дышишь им, и надышаться невозможно.
«Хорошо-то как, — подумал Данилов, наслаждаясь красками ночи. — Тишина, покой… Я уже и забыл, что это такое. Нормальные люди сейчас спят, а я… Хотя пусть завидуют — они-то эту красоту не видят!» — усмехнулся он, продолжая рассматривать звёздное небо.
С этими мыслями вернулся в ординаторскую, открыл окно, впустив в помещение ночную прохладу, и приступил к написанию протокола операции.
На столе противно задребезжал мобильный. Саша взял его в руки и удивился, увидев, что звонит бывшая жена. У них в Германии тоже уже ночь. Сердце ёкнуло от страха, что что-то произошло с Серёжей, иначе к чему столь поздний звонок, а потому ответил незамедлительно.
— Да, Лена, слушаю. Что случилось? Что-то с Серёжей?
— Нет, с Серёжей всё хорошо. — Лена говорила тихо и неестественно спокойно, Данилов и не помнил, чтобы она так разговаривала, оттого подозрения только усилились. — Саша, поговори со мной… Мне это очень нужно… Только ты меня поймёшь, мы же с тобой немало пережили вместе…
Саша тяжело вздохнул, подумав, что если бы не это «немало», то он мог бы найти Дину, узнать о существовании дочери и быть счастливым много-много лет. И даже если бы с ней случилось то, что случилось, Гоша был бы его родным сыном и не бычился бы сейчас на Данилова, обвиняя его бог знает в чём. А Мишка, имея другую наследственность, развивался бы согласно возрасту, а может, и опережал бы сверстников.
Между тем Лена продолжала:
— Саша, мне плохо! — В её голосе слышались слёзы, она растягивала слова, будто…
— Что случилось-то? Ты пьяна? — с подозрением спросил Данилов. — Говоришь как-то странно.
Ему не нравилась речь бывшей, а её желание излить душу невероятно удивляло.
— Нет, Саша, просто от наркоза отхожу, — ответила Лена, вздохнув. — Наверное, поэтому и захотелось с тобой поговорить. Мне так тошно, — пожаловалась она, — а лучше тебя меня никто не понимает…
Она замолчала, слышалось только её дыхание, а потом всхлипывание.
— У тебя что-то случилось, Лена? — спросил Данилов.
— Случилось, Саша, ещё как случилось. Он взял и умер во мне. Просто умер, замер, представляешь? — В её голосе появились истеричные нотки. — А я его хотела, ждала, любила уже! И
— Беременела, как кошка? — Данилов переваривал услышанное, и информация не умещалась в его голове. — То есть, кроме Серёжи…
— Да, Саша, — всхлипнула Лена. — Твои головастики прорывались через любую защиту. — Её голос на мгновение стал мягче, но потом в нём опять послышались слёзы. — Я тебя ненавидела каждый раз, как на аборт шла, а надо было — себя…
— И ничего не говорила… — В этот момент он не знал, что его больше всего поразило: то, что у них могли быть ещё дети, или то, что она всё время обманывала его.
— О чём не говорила? О беременностях? Ты бы рожать уговаривал, а я не хотела. Дура была, мечтала о невозможном — чтобы ты меня любил, как Дину свою, или ещё сильнее. — Она снова замолчала на минуту, видимо, пытаясь взять себя в руки, но у неё ничего не получилось, и Лена больше не скрывала своих рыданий. — Бегала к Крыське душу излить. И на аборты — к ней же. Выскабливала она профессионально. У неё талант, — с горечью произнесла она почти шёпотом и в очередной раз всхлипнула.
Но Данилову не было жалко бывшую жену. В груди сжался комок, а от внезапных откровений бывшей разливалась горечь.
— Ты уже тогда знала, где живёт Дина? Ты всё знала, да? Ты ведь никогда меня не любила, зачем устроила весь этот цирк?
— Да не знала я ничего! Мне сказали, что она замуж вышла. Ну, то есть я знала то же самое, что и ты, — оправдывалась Лена. — Позже, когда Серёженьке уже лет пять было, я её с дочкой видела — приезжали они к нам в город. Тогда поняла, что дочка у неё твоя. Да там догадаться было не трудно. Она ж как ксерокопия: и манеры, и взгляд — всё твоё. Каюсь, не сказала тебе ничего, а что бы это изменило? Ты бы развёлся, Серёжку нашего бросил и за Диной своей побежал. Ну, скажи, что не так, что ошибаюсь?
— Какая теперь разница… — Он устало потёр подбородок. — Лена, а у кого Дина тогда останавливалась, не помнишь?
— Нет, не помню, мы в кафе встречались — я, Крыська и она. — Лена снова всхлипнула. — Мне, Данилов, жаль её. Не хотела бы я такой участи. Зла я ей никогда не желала. Да и тебя жаль. Кем бы ты ни был, но жизнь у тебя больше на ад похожа. И горишь ты, а догореть не получается, и живёшь — не живёшь, и помереть, чтобы с Диной своей быть и на том свете, не можешь.
Саша горько усмехнулся. В словах Лены была правда, и почему-то от осознания её стало легче.