Шрифт:
Часть 1
— Данилов, тебе не надоело жить одному? — Соня потянулась, поцеловала рядом лежащего мужчину в губы, а он подхватил её, притянул к себе и усадил сверху.
— Ну что ж, покажи, на что способна. Говоришь, что любишь меня — так люби.
Он не позволил ей долго вести в этом танце и, демонстрируя, кто тут главный, положил её спиной на подушку, навис сверху и задал ритм. Она же выгибалась и стонала под ним.
Душ принимали раздельно, он пропустил её вперёд, чтобы она успела приготовить завтрак, пока он моется.
— Данилов, —
— Нет, Соня, не хочу. Ты немножко забыла, что ты замужем…
— Разведусь, дел-то, — пожала плечами она.
— Давай оставим всё как есть, жениться на тебе я не собираюсь и в жертвах, вроде твоего развода, не нуждаюсь. Сейчас ты изменяешь мужу со мной и меня всё устраивает, а вот если ты начнёшь изменять мне… Нет, Соня, подержанный товар мне не нужен.
Она аж зарычала от возмущения.
— Тебе говорили, какая ты сволочь, Данилов?
Соня в сердцах запустила в него чайной ложкой. Данилов поймал её и положил рядом с собой так, чтобы она не могла до неё дотянуться не встав с места.
Он же спокойно дожевал бутерброд и допил кофе.
— Встретимся на работе, деньги на такси я тебе сейчас скину, прибери тут и посуду помой, дверь захлопни, как всегда.
Если бы он знал, как болела её душа. Если бы он только знал. Соня вышла из квартиры, предварительно оставив свои ключи на полочке под зеркалом. Захлопнула двери, пообещав себе никогда больше сюда не возвращаться, сползла по стенке на бетонный пол лестничной площадки и разрыдалась. Ну почему в её жизни всё так! Не любит её Данилов, никогда не любил, а она всё как кошка — трётся о его ноги, ласки просит, и он даёт, когда хочет, а когда не хочет — запинывает её подальше, а она снова к нему и снова о ноги трётся. Нельзя так. Нельзя. Но и по-другому невозможно.
Проревелась, встала и вышла из подъезда. Ветер кружил осенние листья. Провожал их в последний путь, давал людям и всему живому насладиться на прощание увядающей красотой.
Вот так и люди перед смертью вдруг перестают чувствовать боль, начинают дышать полной грудью, встречаются с давно забытыми родственниками и умирают тихо, обретя долгожданный покой. Как же ей хотелось покоя. Правда, не всякого, а рядом с любимым человеком, то есть с Даниловым.
Но это лишь мечты.
Молодая женщина вдруг одумалась и пожалела о ключах, оставленных на полочке. Зачем? Нет, не сможет она отказаться от их встреч, украденных ночей и счастья просыпаться с самым любимым человеком на свете.
Как ей захотелось вернуться и забрать связку с блестящим брелоком в виде рыбки. Только двери-то она захлопнула…
На работу Соня попала как раз к концу утренней пятиминутки. Быстро прошмыгнула в сестринскую, переоделась и, стараясь не попадать на глаза старшей медсестре отделения, вошла в перевязочную.
Впереди её ждал обычный рабочий день. В коридоре раздавались голоса сотрудников, и старшая всё же заглянула к ней.
— Софья, за опоздание буду наказывать. Где была, инструменты получила?
— Нет, сейчас иду. Простите, Мария Павловна, больше не повторится. — Слёзы снова навернулись на глаза. Не повторится, конечно… Как она теперь без Данилова…
– Он-то не опаздывает… — многозначительно подмигнула ей начальница. — Ну, чего ревёшь, дура? Никуда твой Данилов от тебя не денется, ты лучше с мужем определись, вместе вы или врозь. Лицо умой, в порядок себя приведи — не хватало ещё, чтоб Александр Дмитриевич слёзы твои заметил, — и работай.
Старшая вышла, громко хлопнув дверью, а Соня сложила мытые с вечера инструменты в биксы и побежала менять их на стерильные.
Она уже возвращалась обратно, когда на лестнице на её плечо легла тяжёлая мужская рука, да не чья-нибудь, а Данилова!
Соня млела от его прикосновений. Вот и сейчас захотелось потереться о руку щекой, прижаться и ощутить придуманную ласку.
— Сонь, кто тебя обидел? Ты правду скажи, я разберусь. Что случилось? — Она подняла на него глаза и увидела искреннее сочувствие.
— Саш, я дверь захлопнула, а ключи от твоей квартиры на полочке у зеркала забыла. — Соня смущалась, говоря такой вариант правды. Но в данной ситуации иначе и не могла. А вдруг он пожалеет её и поверит?
— И всё?
— Всё, но мне так горько стало…
— Ерунда, захвачу их завтра и тебе верну. Не кисни, нас ждут великие дела.
Он легонько стукнул указательным пальцем ей по носу и пошёл по своим делам, а у неё в душе расцвели тюльпаны.
***
Данилов обошёл свои палаты и теперь писал дневники в историях болезней, заполнял листы назначений, но думал о Соне. Не забыла она ключи у него на полке, уйти пыталась совсем, но не смогла, опять не смогла, в который раз.
А если бы ушла… Для неё это было бы хорошо, а вот для него…
Он давно врос в эти бесперспективные отношения с Соней. Нет, не любил он её. Просто привык, подменяя чувства к совсем другой женщине, такой далёкой и недоступной. Вот так свалял дурака шестнадцать лет назад, пошёл на поводу у матери, а расхлёбывает всю жизнь. И ведь не один расхлёбывает, а ещё и втянул тех, кто осознанно или случайно оказался рядом. Не приносит он счастья женщинам, не оправдывает надежд. Вот и Соню жалеет, позволяет себя любить, поддерживает иллюзию.
Но не счастлива она. Плачет вон, а он ничего путного ей предложить не может.
Жена его бросила, не выдержав ненормированный график работы, безденежье и скуку. Да просто не любила его, равно как и он её. Вот и лопнул их мыльный пузырь призрачного счастья, брызги в стороны разлетелись, и не осталось ничего, кроме… Сын остался.
Ребёнка они зачали сразу после свадьбы. И это получилось в результате обмана жены: бывшая утверждала, что предохраняется, так что волноваться не о чём. А он поверил. Потом поздно было, да и безразлично как-то. В семьях должны быть дети, раньше, позже, да какая разница когда. Сына Серёжу он полюбил. Не сразу, конечно. Вначале этот вечно вопящий свёрток дико раздражал. Особенно когда Данилов приходил домой после ночной смены, а молодая мать рассказывала, как она устала, и раз муж дома, то и вставать к сыну должен он.