Ад уже здесь

Цормудян Сурен Сейранович

— Не морочь мне голову…

— Ты сам ее себе морочишь сомнениями. Ты как себе представляешь Бога? Седой старик в белом халате, сидящий на облаке? — Голос насмехался.

— Ну уж всяко не говорящий червяк в мозгах.

— Говорящего червяка в свой мозг поселил ты, если говоришь, что у тебя в мозгах говорящий червяк. Ты не думал о том, что Бог — это частичка каждого из живущих? Не думал, что в каждом человеке есть Бог?

— И как тогда люди смогли такое допустить?

— Да потому что они не думали, что Бог есть в них. И естественно, не находили его.

— Так может, его там и не было, раз уж не находили? Почему Он не заявил о себе в людях, когда они дошли до черты?

—

Тебе даны руки, чтоб ты мог держать вилку и ложку, а зубы, чтоб ты мог пережевывать пищу. Или кто-то должен пережевывать ее за тебя и вложить тебе эту пищу в рот? Так ведь может статься, что он в итоге и сам проглотит твою пищу, а ты умрешь от голода. И разум вам был дан на то, чтобы вы сами в себе божью суть нашли и хорошее взрастили, а не ждали, что оно само придет. А вы? Так почему с Бога спрашиваешь теперь за детей? Разве Бог такое с ними сотворил? Разве не люди? Разве не люди повинны? А почему вы вечно виноватых ищете на стороне, а на себя оглянуться не желаете? Даже в Писании утверждаете, что это Бог людей из рая выгнал. Какая наглость, однако. Нет, конечно, там написано, что во всем виноваты эти трое… гад ползучий и голые баба с мужиком… да только подтекст-то каков… Изгнал их Бог. Не миловал. Не простил. Изгнал. А дело было совсем не так.

— А как же?

— Никто не изгонял людей из рая. Люди и поныне живут в раю.

— Вот как? — Николая даже перекосило, и он дернулся на стуле от одной этой мысли.

— Именно так, — ответил ему внутренний голос. — Все именно так. Просто это люди изгнали Бога из рая. И жили в раю без Бога. И таким теперь стал этот ваш рай, из которого вы изгнали Бога. Нет, тебя конкретно я не виню. Ты маленький еще был. Но если Бог есть в каждом человеке, то не стоило ли задать вопрос о детях каждому человеку? Почему не уберегли детей и не оставили им ничего в наследство, кроме мук, холода и голода? Ничего, кроме болезней и смерти. И даже игрушки вон какие… А ты обращаешься непонятно к кому и оплакиваешь детей. Ты всех спроси. Ты всем этот вопрос задай. За что их? В чем они виноваты, дети эти?

Васнецов пристально посмотрел на эту куклу, затем положил ее на соседний стул.

— Вам тоже не спится, Николай?

Он и не заметил в своих размышлениях, как подошел Лазар и присел на один из стульев.

— Совершенно, — кивнул Васнецов. — Наверное, есть такая степень усталости, когда не можешь даже спать. И не физическая это вовсе усталость… Послушайте, Роберт. — Он вдруг пристально посмотрел в загороженные толстыми стеклами очков глаза переводчика. — А вы ведь не хотите, чтобы мы уничтожили ХАРП!

Лазар вздрогнул испуганно, снял очки и, повесив голову, стал сильно тереть стекла.

— Что вы такое говорите, молодой человек, — пробормотал он себе под нос.

— Я же вижу. — Николай усмехнулся. — Если хотите знать, я сам на распутье.

Лазар перестал тереть очки и замер. Затем поднял глаза и, снова вооружив их линзами, кашлянул.

— Почему?

— Я сам понять не могу. — Васнецов пожал плечами. — Но вы, наверное, понимаете обоснование лучше. Так объясните мне.

— Послушайте. Ну… А зачем? Человеческая раса выродилась еще до катастрофы, а война лишь констатировала вырождение. Вы же сами видели, какие дети рождаются. Я старый и далеко не здоровый человек. Мы не остатки человечества. Мы его останки. Надо спокойно дожить свои дни. Уж если мы вписали последнюю главу в историю земли, так надо поставить точку и не разводить кляксы на нолях, понимаете? Мы все в умиротворении ждем конца. Мы умиротворены после того хаоса, который был. И уничтожение ХАРПа приведет к новому хаосу. Который лишь отсрочит смерть и продлит агонию. Ну хватит уже потрясений и неясности.

Все. Пора уходить на покой. Пора закрыть занавес, понимаете? А потом… Пройдут миллионы лет. Солнце станет горячее и больше. На спутнике Юпитера — Европе начнут таять льды глобального океана, начнется парниковый эффект. Возникнет жизнь. И быть может, появится там цивилизация. И полетят они в космос. Отправят свои зонды. И будут гадать, была на Земле жизнь или нет? Примерно как мы еще пару десятков лет назад гадали так о Марсе. Сфотографируют их зонды нашу пустынную планету с большими песчаными каналами, бывшими некогда реками Колорадо, Амазонкой, Нилом, Волгой, Миссисипи и будут думать, а может, там когда-то была вода? Сфотографируют их зонды остатки египетских пирамид и будут думать, а может, они рукотворные? Но потом решат, что это всего лишь игра света и тени на скалах… А потом устроят в своем, уже загаженном ростом и развитием собственной цивилизации мире ядерную войну, и все. Нет… Жизнь — это зараза, ибо ведет она к разуму. Желание уничтожить ХАРП лишь инстинкт самосохранения. Подобно инстинкту волка, попавшего в капкан и отгрызающего себе лапу, чтобы освободиться и выжить. Без лапы он не выживет. Но инстинкт делает свое дело. Инстинкты сродни инстинктам жрать и размножаться. Обычные животные инстинкты. И мы все всего лишь животные с животными инстинктами. Весь ужас в том, что мы наделены разумом. А способный мыслить зверь приходит к страшным умозаключениям, как мы видим. Разум — это болезнь, поразившая саму жизнь… Вы понимаете?

— Конечно. — И Николай улыбнулся. Широко и открыто. И глаза так добро заблестели. — Я понял, что вы, Роберт, наделенное разумом животное. А вот я — ЧЕЛОВЕК.

И Васнецов рванулся вперед и, схватив Лазара рукой за волосы на затылке, резко притянул к себе, шипя прямо в лицо:

— И поэтому вашему ХАРПу очень скоро придет полный шандец!

Лазар дернулся и, вырвавшись, вскочил со стула и сделал шаг назад.

— Вы что же, обманули меня?!

— Отчего же, нет. — Васнецов, продолжая улыбаться, пошел к своему жилищу. — Я действительно сомневался. Но теперь понял, что мои сомнения сделают меня похожим на амебу. А я человек. Но вам просто советую разобраться со своей совестью.

— Послушайте, Николай… Вы же…

— Не очкуй, Лазарчук, — усмехнулся, не оборачиваясь, Васнецов. — Я тебя не сдам. У меня есть поважнее дела.

* * *

— Блин, хреново-то как, — ворчал недовольно Сквернослов. — Я всю дорогу был в деле, и теперь мне тупо сидеть в этом кресле, пока вы будете ходить к стражам?

— А ты как хотел? — Николай взглянул на него. Он так и не спал ночью и просто лежал на койке до утра, пока не проснулись товарищи и не вышел куда-то Варяг.

— Я хотел быть в деле до конца, — вздохнул Вячеслав.

— А разве ты сошел с дистанции? Вовсе нет. Просто ты ранен и идти тебе нельзя. Забыл, как вы меня хотели оставить в Москве, когда я пулю снайпера словил?

Васнецов запустил ладонь за пазуху и нащупал висящую на шее пулю, которую извлекли из него врачи конфедератов.

— Но ведь не оставили же.

— Так и тебя никто не оставляет. Мы же вернемся. Да и чего сокрушаться тебе? Ты жив. Ты дошел. Ты под боком у ХАРПа.

— Ну да… конечно… — Вячеслав кивнул, но слова Николая его совсем не грели.

В комнату вошел Варяг. Он был отчего-то мрачен.

— Что случилось? — спросил у него Сквернослов.

— Нам оружия не дадут, — проворчал Яхонтов.

— В каком смысле? — нахмурился Николай.

— Да в прямом. Идет Тиббетс. Идет Даладье. Идет Лазар. Идут эти двое… Си Джей и Томас. Они люди Рэймена. Все будут при оружии. А мы с тобой нет. Так совет решил.