Ад в тихой обители
Шрифт:
Вбежал Патрик, сел рядом, заказал две чашки кофе.
— Прости, опоздал, — улыбнулся он. — Важный разговор с одним человеком из собора. Как детишки?
— Дети прекрасно, — улыбнулась в ответ Энн. — Доволен откликами на статью о мистере Юстасе? В Комптоне все только об этом и говорят.
— Отлично! — сказал Патрик. — У меня, кстати, новости на этом фронте. Но прежде я хочу кое о чем тебя спросить. — Он наклонился ближе, опасаясь чужих ушей. — Ты ведь всю жизнь тут живешь? Наверно, и родилась тут, а?
— Да, здесь, — кивнула Энн, чей отец был начальником местной
Молодой журналист вытащил из кармана свой блокнот.
— Десять месяцев назад, перед самым моим приездом сюда, вдруг бесследно исчез парень из церковного хора. Было такое? — Он заглянул в блокнот. — Как сообщил мой человек в соборе, исчез некий Уильям Гордон, одинокий холостяк.
— Да, верно. Ну и что? Все уж про это позабыли.
— Но он не первый, так вдруг исчезнувший, не так ли? До этого, года полтора назад, пропал еще один. Правда, не разыскать никого, кто бы помнил его имя. Даже соборный мой приятель не может вспомнить.
Энн смотрела на взбудораженного Патрика. Вспомнился посвященный в младший сан певчий Питер Конвей, захаживавший к ним с мужем на ланч. У юноши были большие планы, он говорил супругам Герберт о надеждах со временем возглавить хор в каком-нибудь прославленном соборе. А потом внезапно исчез. Хотя никто особенно не удивился. За певчими почему-то закрепилась репутация субъектов ветреных и безответственных.
— Его звали Питер Конвей, — очень спокойно сказала Энн.
Две зрелого возраста дамы неподалеку от их столика громко обсуждали предстоящую поездку за покупками в Эксетер, голоса их звенели алчным предвкушением.
— И что же, Патрик? — Некоторые черты в натуре ее друга слегка коробили Энн Герберт. Чересчур возбудимые, он и его коллеги слишком увлекались темными сторонами человеческой души.
— Господи Боже! — рассмеялся Патрик, как всегда при попытках Энн охладить его пыл. — Ты хочешь, чтобы все шло вроде поездов твоего батюшки, точнехонько по расписанию, по загодя составленному графику? В газетном мире, понимаешь ли, жизнь требует приправы — остроты, неожиданности! — Он взглянул на разгоряченных дам за соседним столиком. — Думаю, статья так же всполошит уважаемых читателей.
— Какая статья, Патрик? Про богатство мистера Юстаса?
— Извини, — Патрик откинулся, чтобы лучше видеть ясную зелень ее глаз, ту самую чарующую зелень, о которой он часто грезил перед сном. — Извини, я забегаю вперед. Двое пропавших певчих, больше не поющих хвалы за ниспосланный ужин, бесследно сгинувших, возможно, мертвых. А также усопший, досрочно призванный в райские кущи канцлер Юстас. Целых трое. Хочу дать материал под шапкой «Проклятье Комптонского собора». Вот шуму будет!
Энн опешила. Вся ее жизнь прошла в городке подле кафедрального храма, среди духовенства, Патрик же вознамерился беспечно низвергать домашних идолов, с ухваткой бойкого газетчика мутить чистый мир дорогих возвышенных традиций. Кощунственное нападение на святыни.
— Нет, Патрик, такую статью писать нельзя. Никто не заявил, что те двое хористов мертвы. Никому подобное даже на ум не пришло. И у тебя нет никаких оснований подозревать что-либо насчет смерти мистера Юстаса. Это просто нелепо.
Патрик понял необходимость тактического отступления. Любовь, как ни крути, обязывает к некоторым жертвам. Впрочем, легко сдаваться он тоже не собирался.
— Энн, да я не собираюсь сразу хвататься за статью, думал, когда-нибудь потом. Надо, конечно, дождаться окончания похорон. А если это тебя так расстраивает, могу вообще притормозить.
Леди Люси Пауэрскорт обдумывала план кампании уже полгода. Подготовка шла по примеру генеральных штабов: неоднократно проводилась разведка местности, тщательно отрабатывались детали. И, как в любом стратегическом замысле, решающее значение имел выбор момента для атаки. Осечка тут грозила полным поражением. Леди Люси взглянула на супруга, мирно читавшего газеты в любимом кресле у камина. С того дня, как Пауэрскорт сошел по трапу в Портсмуте, прошло две недели. Жизнь постепенно возвращалась в нормальное (вернее, привычное для данной семейной пары) русло. Лорд Фрэнсис много времени проводил с детьми, слушая бесконечные рассказы обо всем, что случилось в его отсутствие, и крошечные эти подробности сейчас казались ему не менее важными, чем тайные силки и капканы, расставленные против буров за тысячи миль от Маркем-сквер. А вчера вечером он возил Люси на концерт, где молодой немецкий пианист приятно удивил их своей интерпретацией бетховенского «Концерта в честь императора». После чего был романтичный ужин при свечах, и Пауэрскорт снова повторил любимой клятву древних латинян — semper fidelis, навеки верен.
— Фрэнсис… — обратилась леди Люси к сидевшему в кресле мужу. — Фрэнсис, — голос ее едва заметно дрогнул. Как все великие военачальники, приступив к операции, она немного нервничала.
— Что-то подсказывает мне, Люси, — Пауэрскорт отложил газету и ласково прищурился, — у тебя новый грандиозный замысел.
Леди Люси на миг растерялась (непостижимо! одно мое слово, и он уже все разгадал?), но сумела взять себя в руки:
— Хотелось только кое-что обсудить с тобой.
Пауэрскорт встал, облокотился о выступ камина.
— Позволено ли мне предположить, о чем пойдет речь? — спросил он, лукаво усмехнувшись. — Быть может, настала пора полностью обновить кухню? Хотя, пожалуй, не то. Переделать спальни? Сменить ковры в холле? Нет-нет, опять не то. А не касается ли это помещения, где мы в данный момент пребываем?
Леди Люси порозовела, смущенная столь быстрым разоблачением.
— Ну да, ты прав, Фрэнсис, это действительно насчет гостиной.
— И что же ты затеяла, Люси?
Прежде чем она успела ответить, раздалось деликатное покашливание. Таким манером оповещал о своем появлении дворецкий Райс. Пауэрскорту всегда было любопытно, предварялись ли этим деликатным кашлем предложение будущей супруге Райса и обет верности у алтаря.
— Прошу прощения, лорд, прошу прощения, леди. Лорда ожидают внизу, желают побеседовать.
Кольнуло грустное предчувствие: вдруг желанный и долгожданный покой сейчас закончится? Пауэрскорт вздохнул: