Ада Даллас
Шрифт:
– Вот именно.
И я рассказал ей о причинах своего визита.
Когда я окончил, в кабинете долго стояла тишина. Ада смотрела в окно на крыши домов, раскинувшихся под высоким безоблачным небом.
– Стив, – заговорила она, все еще не поворачиваясь, – ты поверишь, если я скажу, что не имею к этому никакого отношения? Ты поверишь, что за день до происшествия я предложила им оставить Персонна в покое?
– Да, поверю.
Ада с признательностью взглянула на меня.
– Спасибо. Так оно и было на самом деле.
– Верю, – с трудом произнес я.
– Почему же в таком случае ты хочешь выступить против меня? – Глаза ее блеснули в свете лампы.
– Не
– Следовательно, против меня как губернатора? – Она нехотя улыбнулась. – Против моей администрации? Да?
– Да.
Ада покачала головой не то устало, не то печально, и мне захотелось как-то оправдаться в ее глазах.
– Твои действия вызывают последствия, которые невозможно предугадать. Я знаю, ты не хотела, чтобы люди убивали своих жен и детей, а потом самих себя. Я знаю, ты не хотела предоставлять свободу действий маньяку в полицейской форме. И знаю, у тебя и в мыслях не было, что может произойти то, что произошло. Беда в том, что нечто подобное будет происходить и дальше.
По губам Ады снова проскользнула улыбка, и я вдруг заметил, что она уже не молода, что годы неумолимо берут свое.
– Стив, неужели ты думаешь, что с моим уходом что-нибудь изменится? Что воцарится благоденствие, о котором говорится в учебниках по социологии?
– Нет, не думаю. Но уверен, что генерал Роберт Ян си не будет пользоваться такой бесконтрольностью. Если бы хозяйкой положения была ты, все могло бы идти иначе. Но ты уже ничего не в силах сделать. Ты привела в движение колеса, а остановить их не в состоянии. Единственный способ – это сломать всю машину.
– Ты хочешь сказать: сломать Аду Даллас, не так ли? – опять улыбнулась она.
– Я уже пытался объяснить. Не тебя лично. Но тебя как главу администрации...
– Да, но ты можешь и без этого погубить меня в любое время. Тебе достаточно открыть рот, чтобы послать меня на электрический стул. Но ты этого не сделаешь.
Я ничего не ответил.
– Ты можешь погубить меня, если заговоришь и еще кое о чем, однако и на это ты не решишься. Ты будешь отчаянно пытаться помешать моему переизбранию на следующий срок, используя любую возможность, и в то же время безропотно пойдешь на казнь, но никогда не используешь то, что может мгновенно меня погубить... Стив, Стив! Таких, как ты, больше нет на свете. – Ада покачала головой, одновременно улыбаясь и плача. – Нет! – Она с силой схватила меня за руку и хотела, видимо, поцеловать, но не решилась. – Ну, что ж, давай, давай.
Ничего не видя от душившего меня волнения, я повернулся и направился к двери.
– Стив... – позвала Ада.
Я остановился и взглянул на нее. В холодном свете ламп дневного освещения на щеках у Ады поблескивали влажные дорожки.
– Возможно, ты и прав, – прошептала она.
Одной рукой она держалась за спинку стула так крепко, что побелели суставы пальцев.
– Ты знаешь, что я не в силах отказаться от власти.
– Прощай.
Ада послала мне воздушный поцелуй, и я тихо закрыл за собой дверь кабинета.
Д. С. тщетно пытался согнать со своего жирного лица выражение довольства, когда я сообщил ему о своем согласии.
– Очень рад, что ты решился, Стив, – напыщенно заявил он, отдуваясь и поблескивая стеклами очков. – Ты можешь сделать огромное дело, мой мальчик. Огромное!
– Положим, я не совсем разделяю вашу точку зрения. Но, возможно, вы правы.
Мой двусмысленный ответ на какое-то мгновение озадачил Д. С, но затем он улыбнулся.
– Да, да, конечно. Вот именно! – воскликнул он. И я ушел.
Ничему я так и не научился, хотя не раз считал, что постиг уже все. Оказывается, то, что тебя ежечасно, ежедневно терзает боль, этого еще не достаточно. Несмотря на то что эта боль растет, ты хватаешься за первую же возможность действовать. И вот тогда тебя ждет еще более болезненный удар, возможность действовать превращается в обязанность.
Я не питал никаких иллюзий относительно мотивов, которыми руководствовались Д. С. и пайщики компании, владевшей нашей телевизионной станцией. Они выступали против Ады только потому, что она залезала к ним в карман и тратила их деньги бог весь на что. Если бы не это, все остальные ее дела встретили бы у них полное одобрение. Конечно, были среди пайщиков и исключения. Например, такой анахронизм, как Спенсер. И еще кое-кто, сохранившие традиции нашего народа.
Чушь! Никаких традиций не существовало. Просто Спенсер оказался человеком, не совсем утратившим чувство порядочности. Кое-что у него осталось. И за это спасибо. В молодости я в глубине души осуждал тех, кого не мог назвать порядочными людьми. Теперь же я поздравлял себя с тем, что тот или иной из моих знакомых не оказался подлецом.
Я уже составил для себя план действий, решив твердо придерживаться правила, сформулированного в кабинете Ады, ни одного слова, ни одного выпада против нее лично. Я буду выступать против нее как губернатора, разоблачать преступления назначенных ею чиновников и ее администрации в целом. Я буду разоблачать этого мерзавца Янси. Я ему еще покажу.
И я приступил к делу.
ТОММИ ДАЛЛАС
На следующий день после моего вступления в должность шерифа Сент-Питерса я послал за окружным прокурором Лэттимером. Через секретаршу он ответил, что постарается выкроить время, если я навещу его часа в три.
Я позвонил ему по телефону.
– Мистер Лэттимер, – очень любезно начал я, – вот о чем я все время себя спрашиваю: значит ли что-нибудь для вас выражение "нефтеносный участок "Раймонд""?
– Не понимаю, о чем вы говорите, – крайне сухо ответил он.
– А имя и фамилия Мария Санчез вам что-нибудь говорят? А Эйс Уилкинс? А Рикко Медина?
Лэттимер молчал.
– Может, какая-нибудь из этих фамилий вам все же знакома? – бодро и совсем по-дружески спросил я.
Лэттимер продолжал молчать.
– Так все же, возможно, вы забежите сейчас ко мне? – поинтересовался я.
– Слушаюсь, – тихо, с ненавистью ответил Лэттимер.
Некоторое время назад он и судья Риверо ухитрились хапнуть тысяч по семьсот пятьдесят. Это произошло после того, как созданная ими корпорация купила исключительно богатый нефтью участок "Раймонд", принадлежавший округу. Участок находился на земле вдовы Марии Санчез. У нее-то – якобы за неуплату им же придуманных налогов – Лэттимер конфисковал эту землю, а потом еще до торгов приобрел ее буквально за гроши. Эйса Уилкинса он использовал для избиения неугодных ему людей; сейчас они поссорились из-за денег, и Уилкинс был готов дать компрометирующие прокурора показания. Рикко Медина был известен как самый гнусный во всей Луизиане гангстер; я располагал полученными под присягой показаниями о его преступной связи с Лэттимером и фотоснимками, на которых Лэттимер запечатлен в момент двукратного посещения квартиры гангстера.