Ада, или Радости страсти. Семейная хроника

Набоков Владимир Владимирович

– Ты подумай, – воскликнул Демон, – что такое – у тебя лапищи, будто у плотника. Покажи-ка другую ладонь. Милость господня, (бормочет:) венерин бугор изуродован, линия жизни изрезана, зато донельзя длинна... (цыганским певком:) Долго будешь жить, дорогой, Терру увидишь и обратно вернешься, умным да веселым. (обычным своим голосом:) Что ставит меня как хироманта в тупик, так это странное состояние сестры твоей жизни. Откуда такая шершавость?!

– Маскодагама, – шепнул, приподняв брови, Ван.

– Ну да, конечно, экой я тупица. А теперь скажи – тебе в Ардисе нравится?

– Я его обожаю, – ответил Ван. – Для меня он – chateau que baignait la Dore [119] . Я с великой радостью провел бы здесь всю мою изрезанную, изумительную жизнь. Но это пустые мечты.

– Пустые? Как знать, как знать. Насколько мне

известно, Дан собирается оставить поместье Люсиль, но Дан жадноват, а мои дела таковы, что я в состоянии ублажить самого жадного жадину. В твоем возрасте я полагал, что приятнейшее слово во всем языке рифмуется с «билиард», теперь я точно знаю, что не ошибался. Если тебе действительно по сердцу это имение, сынок, я могу попытаться его купить. Я мог бы слегка нажать на мою Марину. Когда на нее, так сказать, наседаешь, она вздыхает совершенно как пуфик. Черт, здешние слуги далеко не Меркурии. Дерни еще за снурок. Да, может быть, Дана удастся принудить к продаже поместья.

note 119

Замок, купающийся в Ладоре (фр.).

– У тебя совершенно черное сердце, папа, – сказал обрадованный Ван, перенявший этот жаргонный оборот у Руби, своей ласковой юной нянюшки, родившейся на Миссисипи, в местах, где большая часть мировых судей, филантропов, разного рода первосвященников так называемых вероисповеданий и иных почтенных и родовитых людей обладает темной или смуглой кожей, унаследованной от предков из Западной Африки – первых мореходов, достигших Мексиканского залива.

– Как знать, как знать, – задумчиво продолжал Демон. – Поместье едва ли стоит больше двух миллионов, да надо еще вычесть то, что должен мне кузен Дан, а заодно и окончательно загаженные Ладорские пастбища, от них все равно придется понемногу избавляться, если, конечно, местные помещики не взорвут на воздух керосиновый завод, стыд и срам нашего округа. Я не питаю к Ардису особой привязанности, но и против него ничего не имею, вот околоток здешний – особ статья, околоток мне совсем не по вкусу. В городишке Ладора развелось многовато притонов и игра там уже не та, что прежде. Да и в соседях тут кого только нет. Бедный лорд Эрминин без малого спятил. Дня два назад я разговорился на бегах с женщиной, за которой волочился в незапамятные времена – задолго до того, как Моисей де Вер в мое отсутствие наставил ее мужу рога, а после в моем присутствии его же и застрелил, – острота, которую ты уже без сомнения слышал и именно от меня...

(Настал черед «отцовской шарманки».)

– ...впрочем, хорошему сыну надлежит со смиреньем внимать отцу, даже когда тот заводит свою шарманку... Да, так она мне сказала, что Ада частенько видается с ее сыном, et cetera. Это правда?

– В общем нет, – сказал Ван. – Они встречаются время от времени больше в гостях. Обоим по нраву лошади, скачки – вот и все. И никаких et cetera, тут даже говорить не о чем.

– И прекрасно! Ага, я слышу чью-то зловещую поступь. Прасковья де Прей обладает худшим из недостатков сноба: склонностью к преувеличениям. Bonsoir [120] , Бутеллен. Что-то ты стал багров, точь-в-точь вино твоей родины, впрочем, все мы, как говорят америкашки, не очень-то молодеем, вот и мою прелестную посланницу перехватил дорогою какой-то ухажер поудачливей и посвежее.

note 120

Добрый вечер (фр.).

– Прошу, папочка, – пролепетал Ван, вечно боявшийся, что какая-либо из многословных отцовских шуток обидит слугу – между тем, как сам он временами грешил чрезмерной резкостью.

Впрочем, – воспользуемся приевшимся повествовательным оборотом, старый француз слишком знал своего прежнего барина, чтобы обидеться на господскую шутку. Ладонь его еще приятно звенела после шлепка по молодому, сочному заду Бланш, которая не смогла понять простой барской просьбы, да еще и вазу с цветами раскокала. Поставив поднос на низкий столик, он со скрюченными, словно бы продолжавшими держать его пальцами отступил на несколько шагов и лишь тогда любовным поклоном ответил на приветствие Демона. Как здоровье мсье, по-прежнему отменное? Разумеется.

– Я был бы не прочь получить к обеду бутылку вашего «Шато-Латур д'Эсток», – сказал Демон, и едва дворецкий, мимоходом сняв с фортепиано мятый носовой платочек и отвесив еще один поклон, удалился: – Ну, а сам-то ты как ладишь с Адой? Ей сколько – уже без малого шестнадцать? Весьма

музыкальна и романтична?

– Мы с ней большие друзья, – сказал Ван (тщательно приготовивший ответ на вопрос, который ожидал рано или поздно от кого-то услышать). – В сущности, у нас гораздо больше общего, чем, скажем, у обычных влюбленных или у брата с сестрой, двоюродных, а то и родных. Сказать по правде, мы почти неразлучны. Мы много читаем, она, благодаря дедовской библиотеке, на редкость образованна. Знает названия всех здешних цветов и птичек. Вообще девочка презанятная.

– Ван... – примерился было Демон, но примолк – как примерялся и примолкал за прошедшие годы уже множество раз. В конце концов сказать придется, однако сейчас не самый удобный момент. Он вставил монокль и оглядел бутылки. – Ну-с, что ты скажешь насчет аперитива? Отец дозволял мне «Лиллетовку» и «Иллинойскую запеканку» – «антрану свади», как выразилась бы Марина, пойло было похлеще трюмной водицы. Подозреваю, что у твоего дядюшки имеется за соландерами его кабинета потаенный складик, в котором он хранит виски почище этого usque ad Russkum [121] . Что ж, отведаем, как и собирались, коньячку – или ты законченный «filius aquae»?

note 121

Истинно русское (лат.) – игра слов, построенная на шотландско-ирландском слове «usquebaugh», т.е. «виски».

(Каламбур вышел у него ненароком – всякому случается, заболтавшись, ляпнуть какую-нибудь несусветицу.)

– Предпочитаю кларет. Попозже налягу на «Латур». Нет-нет, я не приверженец чистой воды, да и пить в Ардисе воду из крана никому бы не посоветовал!

– Надо будет сказать Марине, – произнес Демон, прополоскав десны и без спеха сглонув, – что ее мужу пора перестать наливаться до изумления водочкой и перейти на французские и калифранцузские вина – особенно после недавнего ударчика. Я его днями встретил в городе, невдалеке от Мэд-авеню, смотрю, вполне нормально двигается мне навстречу, но как только заприметил меня – за целый квартал, – завод у него начал слабеть, и в конце концов он замер – просто-напросто встал как вкопанный! – так до меня и не дошел. Как хочешь, а это ненормально. Ладно. Как мы говаривали в Чусе, за то, чтобы наши милашки никогда не встречались друг с дружкой. Одни только юконцы воображают, будто коньяк нехорош для печени, и то потому, что у них ничего кроме водки не водится. Ну что же, я рад, что ты подружился с Адой. Это славно. Давеча в галерее на меня наскочила на диво ладная субреточка. Ни разу не подняла глаз от пола и отвечала все по-французски, как я ни... Пожалуйста, мой мальчик, слегка подвинь ту ширму, вот так, хорошо, солнце, особенно если оно лупит из-под грозовой тучи, не для моих бедных глаз. И не для бедных желудочков. Тебе нравятся этакие, а, Ван – склоненная головка, открытая шея, высокие каблучки, и все рысцой да враскачку, нравятся, нет?

– Видите ли, милостивый государь...

(Сказать ему, что я самый молодой из венусианцев? Интересно, он тоже из наших? Подать знак? Нет, не стоит. Ну, отвечай же что-нибудь.)

– В общем, у меня в Лондоне был довольно пылкий роман с моей партнершей по танго, – ты видел наш танец, когда прилетал на последнее выступление, помнишь?

– Как не помнить. Занятно, стало быть, нынче это называется «танцем».

– Мне кажется, милостивый государь, коньячку вам уже хватит.

– Ишь ты, поди ж ты, – сказал Демон, с трудом воздерживаясь от щекотливого вопроса, вытесненного из разума Марины (если ему вообще удалось проникнуть туда каким-нибудь задним ходом), быть может, лишь ее неспособностью выстроить родственную – кровную аналогию; ибо всякая неспособность есть синоним многомыслия, и ничего не бывает полнее пустой головы.

– Разумеется, – продолжал Демон, – в пользу летнего отдыха в деревне можно сказать многое...

– Свежий воздух и прочее, – вставил Ван.

– Но кто бы поверил, что юноша посмеет указывать отцу, сколько тот вправе выпить? – наливая четвертую рюмочку по самый золотой ободок, заметил Демон и продолжил, держа ее за тонкую ножку: – С другой стороны, без летней любви и жизнь на свежем воздухе может показаться тоскливой, а в здешнем соседстве достойных девушек днем с огнем не сыскать. Есть, конечно, милашка Эрминина, une petite juive tres aristocratique, но сколько я знаю, она помолвлена. Да, кстати, де Прей сообщила мне, что ее сын записался в добровольцы и скоро примет участие в этой злосчастной заграничной затее, на которую нашей стране следовало бы не обращать никакого внимания. Интересно, не оставит ли он у себя за спиной соперника?