Адам и Ева против химер
Шрифт:
***
За стенкой же Лёля готовила ужин, переживая за Еву, которая перестала отвечать на звонки с того самого момента, как поехала к какой-то непонятной гадалке черт знает куда. С подругой в последнее время происходило нечто неправильное: причин для печали у неё абсолютно никаких не было, тем не менее, Ева все больше напоминала выжатый лимон. Словно в ней образовалась какая-то брешь, из которой потихоньку уходили в землю жизненные силы.
Еве хотелось непонятного абстрактного счастья. Причем она даже не находила в себе воли придумать, в чём
Но Лёля четко знала: случайных удач не бывает. Ты получаешь то, что тщательно готовишь. Если хорошее прилетает неожиданно, следом жди счёт. Судьба – та ещё торговка. Если она и даёт что-то просто так – это аванс. И чем будешь расплачиваться, одному Богу известно.
– И тогда она мне заявляет: я, мол, не хочу жить, как прежде! – кричала Лёля Аркадию из кухни, громыхая посудой. – А хочу – как хочу. Будто кто-то не хочет жить так, как хочет. Кто себе только может это позволить? Это бунт, Аркадий. Просто натуральный бунт.
– Не ломай ей крылья. Вдруг получится? – лениво отвечал Аркадий, отвлекаясь от экрана монитора.
От возмущения Лёля выскочила из кухни, воинственно вытянув вперёд руки с большой овальной тарелкой:
– С чего бы вдруг? У недотёпы Евы? Она до сих пор про золотую рыбку лепечет и про желания, которых есть у неё в наличии.
Аркадий, обладавший энциклопедическим мышлением, секунду пролистал файлы у себя в голове, нашёл нужный и повернулся к ней:
– Сюжет Золотой рыбки Пушкин взял у братьев Гримм. А те, в свою очередь, подсмотрели его в народной сказке. Так что это истинное и глубинное стремление представителя любого народа – иметь того, кто бы выполнял желания.
– А ты бы хотел? – пошла Лёля «ва-банк».
Аркадий ухмыльнулся:
– А ты как думала? Конечно. Но в теме моей диссертации, – кивнул на экран компьютера, – даже Золотая рыбка с налёта не разберётся.
Лёля скептически хмыкнула, и ретировалась на кухню, потому что именно в этот момент зазвонил её мобильник. Она бросила взгляд на экран брызжущего бодрой мелодией телефона, удивилась, так как номер был незнакомый. А незнакомые номера беспокоили Лёлю крайне редко. Только какие-то компании, нечестным образом заполучившие базу данных и намеревающиеся продать Лёле что-нибудь совершенно ей не нужное. Как рекламщики проникают в жизнь порядочных людей, Лёля очень хорошо знала от Евы. Поэтому она ответила голосом строгим и официальным, чтобы на той стороне эфира сразу поняли: с ней им будет совсем непросто.
– Слушаю. Да, это я. Что вы хотели?
Но затем растерянно опустилась на стул.
– Ты? В городе?
И в этот момент всё, что строила долгие годы Лёля – тщательно, по правилам, при взаимном уважении и интересе, при четком понимании того, что за хорошее нужно платить, – вот это всё пошло трещинами, разлетелось мелкими осколками и полетело к чертям. Оставалось только молиться, чтобы никого больше этими осколками не задело. Но Лёля не умела молиться.
Поэтому она просто произнесла пару фраз типа «Я не могу сейчас» или «Когда ты объявился?», а затем взяла себя в руки и отключила телефон.
Когда Лёля зашла в комнату, вид у неё все равно был несколько сконфуженный, хотя виноватой себя она перед Аркадием не чувствовала ни с какой стороны. Он тоже уловил напряжённую паузу, спросил шутливо:
– Кто это тебя так поздно хочет?
Лёля встряхнулась, уже с иронией ответила:
– Ревнуешь? А вот не зря. Это старый поклонник.
– Насколько старый? – снисходительно полюбопытствовал Аркадий.
– Десятилетней выдержки. Мы тогда с тобой ещё не познакомились. На самом деле он или Миша, или Гриша, но все в нашей компании звали его Клодом.
– И почему бы это? – в голосе Аркадия зазвучали уже язвительные нотки.
– У художников свои причуды.
– Насколько я понимаю, это из студенческой поры, когда тебе хотелось быть богемой?
– Меня в эту тусовку затащила, кажется, Ева. Она мечтала профессионально танцевать, вот и ошивалась в творческих кругах. А я тогда даже стихи пробовала писать. Скоро бросила.
Лёля скривилась, отгоняя воспоминания:
– Глупости это всё…
Аркадий игриво привлёк её к себе, явно забыв о диссертации.
– Почему же глупости? Почитай мне. Нет, правда, я не шучу. Пожалуйста, почитай…
Лёля вдруг рассердилась:
– Нет. Нет. И нет. С этим покончено. Точка.
Через час она ходила вокруг студии Клода. Десять минут, тридцать. Знала: всё равно сделает это, но до последнего держалась, чтобы не перешагнуть порог. Уговаривала себя, не очень в это веря, что просто скажет Клоду оставить её в покое, не звонить больше, не пытаться встретиться. Но, как разумная взрослая женщина понимала, что всё гораздо проще – она очень хочет увидеть Клода.
Сколько лет прошло с того момента, как он просто пропал? Но до сих пор при воспоминании о нём перехватывало дыхание, подкашивались ноги, сердце падало в какую-то бездну, из которой – Лёля это точно знала, – сердца не возвращаются. Или возвращаются изрядно побитые. Как фармацевт она уважала химию, происходившую в её организме, но была категорически против процессов, которые провоцировал Клод. Поэтому когда-то раз и навсегда, отревевшись и отстрадавшись, она приказала организму заткнуться. И оно, Лёлино естество, молчало, пока не раздался вчера этот дурацкий, совершенно не нужный звонок. Восемь лет молчало.
Лёля навернула ещё круг по чистой, высушенной ветром мостовой и, заставив себя разозлиться, нажала кнопку звонка. Послышались торопливые шаги, замок щёлкнул, дверь отворилась, и Клод, как соскучившийся по хозяевам щенок, радостно бросился к ней, лепеча милый вздор. Лёлю закружило, завертело, куда-то потащило, срывая плащ. Она резко остановила этот фейерверк эмоций. Молча, только движением руки отстранила от себя повзрослевшего, но явно не поумневшего Клода. Посмотрела со стороны внимательно.