Адам Кодман, или Заговор близнецов
Шрифт:
Впервые я открыл для себя эту великую истину, когда мои интимные места стали покрываться волосами. Тогда это был повод для гордости. Теперь – для раздражения.
Второй раз это случилось, когда я, пересилив панический страх высоты, все-таки заставил себя выпрыгнуть из самолета и переждать обещанные треклятые три секунды до раскрытия парашюта. Я переборол свой страх, хотя до сих пор не понимаю, зачем это сделал.
В третий раз я почувствовал, что изменился и что прежнего меня более не существует, когда набрал телефонный номер бродвейского продюсера Тони Гоннора, коего мне надлежало консультировать по части Данте. В эту минуту я почувствовал
Для постановки мюзикла по дантовскому «Аду» Гоннор пригласил итальянского режиссера Энни Папетти, немецкого художника Андреаса Дрюллера, австрийского композитора Густава Шпильгаузена и английского балетмейстера Джона Честерфилда. Руководствовался продюсер двумя основополагающими принципами: коммерческое имя и сексуальные наклонности. Ни Ярви Янсен, и уж тем более я, в этот ряд решительно не вписывались. Имя профессора было громким только в кругу специалистов, а его сексуальные интересы были огорчительны для приверженцев любой ориентации.
Гоннор назначил встречу в «Русской чайной», что возле «Карнеги-холла», где продолжает жить дух Чайковского, столь ненавидимый Иосифом Бродским 20 , и все ужасно дорого.
Выглядел продюсер забавно. Модная растрепанная прическа, усталый оценивающий взгляд, мясистый нос, тонкие губы и практически полное отсутствие подбородка. Милый воспитанный бультерьер во время знакомства с чужой болонкой. Роста он был небольшого, кривоног и пузат.
– Вас рекомендовали как ведущего специалиста по Данте. Профессор Янсен характеризовал вас наилучшим образом. Эта работа не отнимет у вас много времени. Резюме по поводу либретто и несколько бесед с режиссером. Сначала прочтите это, – Гоннор положил на стол толстый конверт. – Ваши замечания я жду через три дня. Если понадобится дополнительная информация, вы знаете, как меня найти.
20
Очень вольная трактовка отношения Бродского к Петру Ильичу. Я не смог найти ничего, что подтвердило бы такую ненависть. Лишь в одном месте в эссе «Меньше единицы» в ряду того «от чего можно сойти с ума, если не умеешь отключаться» поэт упоминает «неиссякаемого Чайковского по радио». Но в контексте это звучит оценкой не композитору, а советской действительности.
– Я должен показать сценарий профессору.
– Либретто.
– Что?
– Не сценарий, а либретто. Сценарии в кино или на телевидении. Об этом не беспокойтесь. Я все устрою. У меня есть номер мадридского факса, – продюсер снисходительно улыбнулся.
– В каком виде я должен подать резюме?
– В бумажном. Общее впечатление – коротко, конкретные замечания – детально. Меня больше всего беспокоит, чтобы спектакль не выглядел оторванным от контекста. Вы понимаете, о чем я?
– Не совсем. Вы ставите только «Ад».
– Именно поэтому я и беспокоюсь. Представьте себе, что ничего, кроме «Ада», Данте не написал.
– Это не просто.
– За это мы вам и платим. Не думайте, что кроме вас никто больше не знает Данте. Меня не интересует соответствие академическим стандартам. Меня интересует успех у публики. У вас есть возможность попытаться оставить от Данте побольше. Если вам удобнее, называйте эту затею «по мотивам Ада». Было приятно познакомиться. За кофе я рассчитаюсь.
К нашему столику подошел высокий сероглазый мужчина и нежно посмотрел на Гоннора.
– Гарри, познакомьтесь. Это Энни Папетти, наш режиссер.
– Вот он какой, наш Вергилий. Я думал, вы старше, – томно улыбнулся итальянец и подал мне руку.
– Я не Вергилий. Я его заместитель. Вергилий в Мадриде, – попробовал пошутить я и покраснел от рукопожатия. Оно было явно «со смыслом».
– Как печально, что эти невежды решили ставить Данте на английском. Может быть, вам удастся переубедить Тони. Гарри, вы говорите по-итальянски?
– Читаю, – ответил я и покраснел еще больше.
– Не может быть и речи, – лениво запротестовал Гоннор. – Если только мы не хотим прогореть. На итальянском будешь ставить «Паяцев».
– Очень жаль. «E caddi, come corpo morto cade» 21 , – печально улыбнулся Папетти, и я решил, что мне пора.
– Гарри, у вас три дня. Не стесняйтесь мне звонить. По любому поводу, – услышал я продюсерские наставления, уступая дорогу в проходе официанту – рослому негру в красной косоворотке с хрустальной миской осетровой икры во льду. Заказ долларов на триста. «Мог бы и меня угостить», – обиделся я уже на улице.
21
«И я упал как падает мертвец» пер. М.Лозинского. Для знатоков и почитателей творчества Данте этот стих (142. AD.V.) является своего рода паролем для узнавания «своих». Не знаю, есть ли в этих словах какой-то мистический смысл, но аллитерация – выше любых похвал.
На мне висели два реферата слабоумных профессорских студентов, страниц по сорок каждый, статья про Абеляра, где, конечно, и кот не валялся, итоги литературного конкурса в «Русском бизнесе», а теперь еще и этот дурацкий сценарий, простите, либретто, в котором никак не меньше двухсот страниц. Единственное, что успокаивало – дантовский первоисточник я знал почти наизусть.
Ужас охватил меня позже, в сабвее, где-то между 23-й и 14-й станциями, когда я распечатал конверт и взглянул на либретто. Ни слова великого флорентийца я не нашел. Весь текст состоял из режиссерских комментариев к «Аду» на плохом английском.
Вот она жадность. Вот оно стремление заработать на невежестве. Собственно, всякая работа учителя замешана на двух пагубных страстях. Заработать на незнании ученика и возвести себя в ранг всезнающего гуру. Это очень правильно, когда учитель остается нищим. Богатый учитель – свидетельство того, что знания продаются. Я не хочу быть учителем. В идеале учителя должны становиться монахами. Или учить должны монахи. Впрочем, не те, которые стращали Галилея.
Мой учитель находился за океаном.
Ничего хорошего не ожидая, я набрал его телефонный номер.
– Вы что, с ума сошли? – услышал я в трубке не очень трезвый голос профессора. – Здесь сейчас два часа ночи. У меня доклад в десять утра. Надеюсь, у вас действительно что-то важное?
– Профессор, они мошенники, – я старался придать голосу убедительности. – Там Данте и не пахнет. Мне дали сценарий, простите, либретто, где полная ахинея. У меня есть три дня на резюме. Это невозможно. И Абеляр горит. Что мне делать? Послать их к черту?