Адам не женится на Еве
Шрифт:
– Да ладно. Девчонка классная, мне такие, многозарядные, нравятся.
– Вот и бе… бери ее с… себе.
– А ты отдашь? Что-то сомнение у меня возникает. Дана! Спустись! – позвал Эдик.
Девушка спустилась на несколько ступеней, задержалась:
– Чего? Только быстро, мне удалось найти запись…
– Я на минутку примчался, по телефону не стал говорить. Скажите, что с передачей информации Чуйко?
– Проститутки разбежались, когда увидели Богдана, – с восторгом, который сделал Богдана еще мрачнее, сказала она.
– Я ж говорил – не выходить из машины, –
– Это я виновата, – встала Дана на защиту Богдана, который посмотрел на нее уничижительно и отвернулся. – Я заставила его снять проститутку, а они… разбежались, дуры.
– Так, значит, не получилось. Сегодня грохнули Астраханова.
– А! – вскрикнула Дана. – Астраханова?! Который в списке Галдина?
– Его самого. В семь часов у клуба «Собеседник», там намечалась тусовка наших бонз. Стреляли с крыши, киллера не поймали. Я специально приехал поставить вас в известность.
– Вот! – палец Богдана указал на Дану, а означало это, что она виновата в смерти еще одного человека.
– Брось девчонке комплекс вины навешивать, – наехал на него добрый Бобрик. – Астраханов, Ярыжка, Леонов… ай! Все хороши. Дерут, вырывают из глоток жирные куски, пули друг другу выдают, но и сами получают. Мне их не жалко.
– Ду… ду… думай, что говоришь! – возмутился Богдан. – Это лю… люди.
– Спорить с тобой бесполезно, я и не буду. Дана, можешь не сидеть за компьютером, в банк тебе не пробраться, это железно.
– Почему? – насторожилась она.
– Потому что тебе не выдадут вклад, если, конечно, он лежит в ячейке. Мой приятель работает в банке, просветил.
– У меня же ключ, – не сдавалась она. – Я сто миллионов раз видела, как люди, имея ключ, забирали из банка то, что туда не клали.
– Где видела? Небось в кино? В американском, да?
– Да, а что?
– А то, что у них там, на Западе, может, и возможно взять вклад при наличии ключа. Или авторы фильмов неточны, слукавили, состряпали такой сюжетец, чтоб интересней было. А у нас, дорогуша, только близкие родственники заберут вклад. Но при этом они должны предоставить документацию, что вкладчик действительно на том свете, а они являются его первейшими родственниками.
– Родственники… – произнесла Дана тихо, задумалась. – Поэтому мать Галдина захватили, чтобы с ее помощью забрать вклад. Он был не женат, значит, первейшая родственница его мать.
– Ну, еще правоохранительным органам выдадут по требованию. Так что не трать времени.
– Ха… ха… ха… – заквакал в кресле Богдан.
– Значит, все было зря? – приуныла Дана, присев на ступеньку.
– Зря, зря, – подтвердил Бобрик. – Ну, я пошел, а вы тут решайте, как вам быть дальше, не буду мешать.
Хлопнула входная дверь. Дана подперла кулаками щеки, почувствовав опустошение. На уши давил звук телевизора, новости не раздражали, но были чем-то далеким. Где-то кипит жизнь, а к ней, Дане, эта жизнь не имеет отношения, она вычеркнула ее, выкинула за борт. После вечера у Бабаджанова в мозгах Даны что-то явно переклинило, она же никогда не была такой – одержимой до тупости, жадной до чужого, как дед. Сокровищ ей захотелось! Бриллиантов грузовик!
У девушки задрожал подбородок, она всхлипнула несколько раз, смахнула рукой слезы. Бессилие что-либо сделать переросло в физическое бессилие, Дана упала головой на руки и беззвучно плакала.
– Эй! – послышался рядом теплый голос, разумеется, Богдана. Он патологически жалостлив. – К… кнопка… не п… плачь.
За то время, что они прожили бок о бок, он, кажется, ни разу не назвал ее по имени, да и Кнопкой назвал впервые. Большая и мягкая рука Богдана дотронулась до плеча, Дану повело на рев, она захлебывалась слезами:
– Я вляпалась… а виновата сама. Ради чего я билась?
– Ты ук… крала бабки, они твои, – принялся утешать ее Богдан, гладя по плечу. – Комп, он те… теперь твой.
– Издеваешься? А я хотела уехать, чтобы меня не нашли ни убийцы, ни менты. И тебя втянула. И Зосю убили из-за меня, хотя она сама порядочная сволочь. И мать Галдина наверняка из-за меня пострадала, а ей и так досталось. Теперь этот Астраханов… я его даже не знаю! Все не так, все! Что теперь мне делать?
Богдан сдвинул ее ближе к перилам, сел рядом на ступеньку, притянул девушку за плечи к себе. Дана уткнулась ему в грудь, на которой грешно было не поплакать, на которой уютно плакать. Возле такой доброй горы чувствуешь себя защищенной от жизненных коллизий. Он тихо уговаривал:
– Найдем вы… выход. Я п… пойду к следаку…
– А он меня за решетку, да? Не хочу-у-у…
– Я не скажу, где ты.
Так и сидели на ступеньках, пока Дана не перестала реветь.
Около трех ночи к Каткову с Олегом вышел хирург:
– Мы сделали все возможное.
– Умер? – выдавил Катков разочарованно.
– Жив, – успокоил хирург. – Но гарантировать, что выживет, не могу, надо подождать.
– Когда его можно допросить? – спросил Катков.
– Вы в своем уме? – вытаращился хирург. – Он без сознания, ждите, когда выйдет из этого состояния. Кстати, когда придет в себя, тоже не рассчитывайте сразу его допрашивать, не пустим.
– От его показаний многое зависит… – попробовал убедить его Олег.
– Мне плевать, что у вас там зависит, – бросил хирург, удаляясь.
– Постойте!.. – сделал слабую попытку остановить его Олег, но без толку, хирург даже не оглянулся. – Глеб Аркадьевич, теперь домой?
Олег валился с ног, а глядя на Каткова, не скажешь, что он устал, что ему хочется в это время спать, как всем нормальным людям. Глеб Аркадьевич находился в привычном состоянии «небоевой готовности», которое присуще ему в любое время суток.