Адам
Шрифт:
В отличие от привычных мне зловещего вида сотрудников в штатском это были военные. Три просто огромных мужика в камуфляже с огромными автоматами или пулеметами, я в этом не разбираюсь, стояли почти без движения. Их лица не отличались какой-то неприязнью или пренебрежением ко мне, им просто было все равно. Единственное, что я услышал от них: «Пропуск».
Увидев недоумение на моем лице, спросивший просто и понятно дал мне понять, что без пропуска ходу нет. Он поудобнее перехватил в своих огромных руках оружие и едва уловимо покачал головой, после чего я стал неинтересен для всей троицы. Не знаю, как долго я простоял бы с глупым выражением лица, глядя на пурпурно-алые береты охраны, если бы в коридоре не появился один из обладателей костюма и людоедского выражения на лице. Я с таким усердием кинулся к нему наперерез, что полный пофигизм ко всему окружающему слетел с его лица, уступив место детскому удивлению.
– Я Петров! – я начал сбивчиво объяснять сложившуюся ситуацию. – Мне вон туда надо, а они пропуск.
Лицо перехваченного мной человека становилось все угрюмее и недовольнее. Я показывал схему и список дел, рассказывал откуда пришел и что я Петров, и я вроде как работаю здесь, а пропуска мне не выдавали. На недовольном лице процесс формирования брезгливого выражения остановился на упоминании мной Дамира Анотовича. Поток моей сбивчивой речи мужчина в костюме прервал взмахом руки, одарил меня взглядом полного превосходства и пошел в сторону камуфлированных великанов.
Он что-то объяснял охране, периодически показывая рукой на меня. Говорил он быстро и четко, будто докладывал о ситуации на театре боевых действий. Охрана внимательно его выслушала и ответила: «Пропуск». После чего, потеряв всякий интерес к ситуации, охранники вперили свои взгляды в никуда.
Несостоявшийся переговорщик, широко шагая, отошел в сторону и стал кому-то звонить. Не надо было обладать супер зрением, чтобы увидеть, как его потрясывает от негодования. Через некоторое время к нам подошел еще один обладатель костюма. Сразу было видно, что он выше рангом вызвавшего его сотрудника. И костюм у него был на порядок лучше, и галстук был не просто элементом одежды, а статусным аксессуаром с золотым зажимом. Я даже выстроил некую теорию костюмной иерархии, если у военных знаком различия считаются звездочки, то у этих загадочных товарищей пиджак и брюки. Чем выше ранг обладателя костюма, тем больше в ткани шерсти и тем лучше костюм сидит на обладателе. Галстук, видимо, заменял медали и ордена.
Вызванный на подмогу подошел к младшему по костюмной дифференциации, о чем-то быстро с ним поговорил и, бросив презрительный взгляд в мою сторону, пошел к охране. Не успел он подойти, как один из охранников сказал уже привычное: «Пропуск».
Судя по гневной тираде, высказанной сотрудником в штатском, пропуска у него не было. Он несколько минут что-то громко высказывал военным, перемежая угрозы бранью и оскорблениями. Пока они не прервали его истеричные речи, молчаливо направив оружие в его сторону и щелкнув предохранителями.
Все это напомнило мне один фильм из детства, там двое стражников требовали не пароль, а ключ и не пустили даже самого короля. Пока я предавался воспоминаниям, ситуация вокруг меня развивалась циклично. Уже двое обладателей костюмов, гневно поглядывая на троицу в военной форме, куда-то звонили и что-то бубнили в трубки. Охрана смотрела на это все с непробиваемым спокойствием, только в их глазах проскакивали искорки самодовольного веселья.
В коридоре становилось все больше народу, вернее, людей как две капли воды похожих на первых двух. Складывалось ощущение что драки не избежать, военные уже не чувствовали себя так вольготно как раньше, двое из них заняли оборону, а третий вызывал подмогу по рации.
Мне было уже не до смеха, в то время, как с одной стороны ровным строем вбежало около десятка военных в краповых беретах, с другой стороны быстрым шагом зашли Дамир Анотович и Ярослав. Я испытал чувство облегчения, никогда бы не подумал, что буду так рад видеть невысокого татарина. Проходя мимо меня, он строго посмотрел на меня снизу вверх и покачал головой.
– Петров, так это ты Карибский кризис развязал, – Ярослав заговорщицки прошептал мне на ухо, подмигнул и последовал за нелюбимым начальником.
– Всем молчать! – Дамир Анотович закричал неожиданно громко и зычно для своего субтильного телосложения. Гомон в коридоре прекратился, все смотрели на него.
– Сотрудники службы безопасности встали у левой стены, спецназ у правой, и не дай бог кто-то решит потрогать свое оружие, потом трогать будете у сокамерников ближайшие лет десять! – таким Ананасовича я еще не видел. Судя по реакции чуть не пострелявших друг друга силовиков, они тоже не видели. За каких-то пять минут он навел порядок, военным были объявлены благодарности и обещаны поощрения за образцовое обеспечение пропускного режима. Костюмчикам же не повезло. Сначала Ананасович в жесткой форме дал понять, как ему надоели заносчивость и тупость сотрудников государственной безопасности. Тут же двое зачинщиков, вернее те, кто хотел мне помочь, были взяты под стражу для дальнейшего разбирательства. Троим совершенно мне незнакомым из лагеря безопасников было предложено написать рапорта об увольнении. Сюда же был вызван начальник бюро пропусков, который решил, что не по рангу ему с утра разносить пропуска каким-то непонятным Петровым. Несмотря на свою тучность, он вбежал в коридор, как заправский легкоатлет, плюхнулся на колени перед Дамиром Анотовичем и навзрыд начал выплакивать себе прощение. Его тоже арестовали, но сам идти он уже не мог, видимо, потратив все силы на забег. Так его и тащили, ревущего взахлеб, по полу. Досталось и мне, разъяренный Ананасович, шипя, обещал карцер, если я еще раз что-то подобное устрою.
глава 22
Предъявив новенький пропуск, я прошел в ворота. Внутренне я приготовился увидеть что-то невообразимое, но попал в обычную раздевалку. На стене висела инструкция с картинками, следуя ее пунктам, мне пришлось раздеться и принять душ. На столе я нашел комплект белья и комбинезон светло-золотистого цвета. Одевшись, я представил, как нелепо выгляжу в туго обтягивающем одеянии. Но в другом виде в сад войти было нельзя. Перед самым входом меня обдали струи сухого обеззараживающего пара, никто так не губителен для природы, как венец ее творений, человек. Двери открылись, и я сделал шаг наружу, ожидаемого солнца неба и травы я не увидел. За спиной захлопнулась дверь, а впереди ждал весьма узкий мало освещенный проход. Двигаться по нему при моем росте было не очень удобно, судя по наклону пола, я поднимался куда-то наверх, видимо, из-под земли на поверхность. Наконец-то я увидел, как впереди естественный свет перебивает мерцание редких лампочек, скоро выход. И я вышел.
Я представлял себе много вариантов, как я буду появляться в саду, но такого мне и в голову не приходило. Один момент выхода в сад вселил в мою душу непередаваемое чувство причастности к чему-то большому и значимому. Делая последний шаг из коридора, я понял, что выхожу из небольшой щели в стволе дерева, где-то у его основания и, сделав несколько шагов, обернулся. Нет, это не ствол, это стволище. Дерево было огромным, невообразимо величественным и прекрасным. Необъятная колода ствола бугрилась, словно тело могучего атлета под темно-коричневой корой. Такой ровной и бархатистой коры я никогда не встречал. Я верил, что мать природа способна на многое, но это точно творение рук человеческих. Затем я увидел крону и испытал легкий шок, как такое количество ветвей и листвы держалось на единственном основании, я не понимал. Это дерево существовало вопреки всем законам природы, и первое, что приходило на ум, это мысли о чуде. Чуде, подвластном не человеку, а чему-то или кому-то большему.
Это потом я узнал, что в постройку этого дерева было вложено много сил и средств. Конечно же, дерево было живым, но основой его была сложная конструкция из сверхпрочных полимеров, стоящая на огромных винтовых сваях, уходящих на много метров под землю. Потом на конструкцию были наращены ткани, полученные из синтеза живой древесины и искусственных тканей, и все это было покрыто корой, делавшей всю эту мощь такой прекрасной. Конечно, никакая корневая система не сможет прокормить такого гиганта, поэтому под деревом располагались резервуары с питательными жидкостями и мощными насосами, качающими их по всей системе. Листья дерева были тоже плодом инженерной мысли, они меняли цвет, форму и никогда не опадали. Это я узнал потом, а сейчас, пытаясь прийти в себя, перешагивал через многочисленные корни, спускаясь к основанию холма, на котором стояло дерево.