Адаптация
Шрифт:
временем можно притерпеться и тогда…
Нет, по правилам, так по правилам. Вычеркнем даже мелкие раздражители. Итак, Синь
отпадает, потому что утомительно болтлив. Алой, хоть и красавчик, но большая злюка. Жел-
ток чрезмерно и неоправданно оптимистичен, чем периодически раздражает, а муж не должен
раздражать. Итак, Зеленец – зануда, как понятно из его командирского статуса, да и имя у не-
го другое. Пепел…
Оглядывая комнату в поисках Пепла, я нечаянно встретила чужой взгляд, такой же ней-
тральный, как у всех остальных. Такой же нейтральный, как прежде, в течении всего времени
пока я тут нахожусь.
Это было так, будто меня ни с того, ни с сего окатили ведром ледяной воды. Мгновенно,
неотвратимо, всеохватывающе я поняла, кто из них Парфен. Это было так явно, что просто
стыдно, отчего я так долго гадала. Он ведь единственный, кто ни разу не прокомментировал
мои поступки, слова и поведение. Ни разу не поддел и не засмеялся. Ни разу не полез с пре-
тензиями и не пытался меня поставить на место.
А сейчас побледнел и нахмурился.
Люди с такими упрямыми лицами не прощают. Никогда. Никого.
Я встала на ноги и поплелась на улицу, игнорируя удивленные возгласы и вопросы. Даже
за выигрыш я не смогла бы объяснить, почему и куда направляюсь, ведь за мной ещ не при-
ехали, а на улице ливень.
Я прошла по коридорчику, как сомнамбула, с трудом понимая, что вокруг, вышла на ули-
цу, и теперь водой меня окатило на самом деле, потому что дождик тут был не такой, как на
Земле, в городе, где я жила. Вода текла не каплями, а струями, волосы тут же намокли, вокруг
было темно, где-то высоко над головой гремел гром, небо светилось розовыми и зелеными из-
ломанными молниями, а я брела по укатанной дороге, поскальзываясь, но не видела никакой
цели, ни одного ориентира. Приближающегося вездехода тоже нету.
Нет. Нельзя так просто уходить. Я делаю, как любой другой человек, ошибки, да, я их де-
лаю. Но я не специально. Я не хотела. И я ведь достаточно взрослая, чтобы если не попытать-
ся исправить их, так хотя бы принять за них ответственность.
Когда я обернулась к палатке, он стоял в нескольких шагах позади. По лицу стекала вода,
прилизав волосы, струилась по щекам, капала с ресниц и срывалась вниз. Он молчал.
Я подошла вплотную, и даже сквозь дождь ощутила, как к нему тянет. Если бы за пос-
ледние два дня я хотя бы раз оказалась к нему так близко, вероятно, я бы почувствовала. Те-
перь нет смысла отрицать, теперь даже физическое притяжение видно практически визуально.
Мой идеальный мужчина (ну, по крайне мере, предположительно), который уже не мой.
– Это был ты, правда?
Идеальные губы разомкнулись.
– Какая теперь разница?
– Это был ты. Я знаю, потому что ты единственный, о потере кого я жалею, когда думаю,
что отказалась от попытки стать достойной спутницей. Единственный, за кого, по моему мне-
нию, стоило бороться.
Он аккуратно пожал плечами.
– Ты можешь сказать сейчас это кому угодно.
Потом развернулся и пошел в палатку. Со спины его напрягшуюся, настороженную, но
так же уверенно удалявшуюся фигуру осветили фары приближающегося вездехода, который
сейчас меня увезет.
Парфен не оглянулся. Вся его поза выражала сомнение в происходящем. Зачем он вы-
бежал следом за мной?
– Эй, Айка! Топай сюда! – крикнул Белошвейка, высовываясь из приоткрытой дверцы.
Ну вот. Мой герой не оставил меня. Однако, в отличие от сказок, это не тот герой, ко-
торой мне нужен. А самого идеального я оттолкнула сама.
– Подождите минутку, я кое-что забыла, - крикнула я в сторону фар, отплвываясь от во-
ды, которая сразу же с большим усердием принялась заливаться в рот, и побежала в сторону
палатки кисейцев.
Они все с нейтральными лицами по-прежнему сидели в штабе, делая вид, что ничего не
случилось, хотя не заметить мокрого Парфена не могли. И в воздухе висела тяжелая, мрачная
тишина, когда молчание поддерживает друг друга больше, чем болтовня. Даже Синь молчал.
Это счастье – когда у твоего… нет, когда у него есть такие друзья.
Я тряхнула головой, чтобы вода не текла, щекоча кожу, не мешала говорить и не отвле-
кала, и уставилась куда-то в стену.
– Я хочу извиниться, - громко сказала я. Пришлось на секунду прерваться и сглотнуть. Из-
виняться перед целой компанией здоровых парней, неизвестно как ко мне настроенных не так
просто, как кажется. – Я хочу извиниться перед Парфеном за то, что тогда сделала. За свой
глупый отказ. За то, что не смогла доверять. В тот момент я знала о существовании Союза, как
и о существовании других планет, населенных разумными существами, всего неделю. Я почти
умерла, оказалась далеко от дома, в изоляции, среди инопланетян, в существование которых
прежде не верила. С единственным желанием – вернуться домой, к родителям, которые уве-
рены в моей гибели. Я их единственная дочь. И мне объяснили, что никто помогать с моими
проблемами мне не станет – я должна заработать на дорогу сама. Да, я мало тогда знала о ки-
сейцах, разве что название расы. В мом мире татуировки – признак дурного тона. В мом ми-
ре книги по этикету напоминают заумные словари, и считается, что когда любишь, любишь