Адаптация
Шрифт:
Бог был пьян и задумчив. Он сидел один, за своей божественной деревянной стойкой, глядя, как херувим-бармен презрительно щурит брови напротив, протирая стаканы. «Может быть, хватит надираться, Господи, – заметил бармен, – пора на покой?» «Еще одну, парень, – промолвил глухо Бог, – мне тошно от этих людей». «Почему, Боже, потому что они перестают в Тебя верить?» – «Нет, верить-то они верят. Но только не любят. Они вообще уже не любят». – «М-да, понимаю…» – «Ну, налей одну еще», – кивнул Бог. «Нет, старина, иди почивай, хватит. Ты создал мир пошляков, лицемеров, убийц. Причем не горячих и не холодных убийц – а теплых». – «Но ведь есть и среди них хорошие люди…» – просительно всхлипнув, сказал Бог. «Хорошие?» – недобро засмеялся бармен и перегнулся к нему через стойку. – Ты хоть помнишь ли, Боже, что это такое – «хорошо»?
Полет в Египет
Будильник, заведенный на четыре часа ночи, прозвенел,
«Цель оправдывает средства!» – услышал я чей-то голос сзади и обернулся. Красная кхмерка Мария, маленькая, с крепкой фигурой и в джинсовых шортах, находилась здесь же и вовсю работала лопатой. Она закапывала красивую длинноногую девчонку, растянувшуюся на кровати и едва прикрытую одеялом.
«Почему они не просыпаются? – думал я. – Ведь еще есть шанс вскочить, убежать, пока слой земли слишком тонкий!» Сделав над собой усилие, будто находясь в тяжелом слое воды, я бросил лопату – она медленно пошла на дно и тихо легла на землю. Я отошел в сторону – при этом краем глаза заметил, что кто-то тут же стал на мое место и продолжил забрасывать меня землей. Выходит, меня уже трое?
Над головами молча работавших людей взошла солнцем и бархатно заиграла мелодия «Отель Калифорния». Песня про дом у дороги, откуда нет выхода. Песня лилась, как похоронный марш. Я медленно шел среди молча работающих людей – и вскоре заметил, что не одинок: рядом понуро брели еще несколько десятков человек, бросивших лопаты, но не прекративших работу по уничтожению самих себя. Множащийся кошмар – как детский сон про увеличивающуюся и накручивающуюся на невидимое сверло галактику.
Сквозь лес человеческих фигур я снова заметил красную кхмерку Марию. Она тоже с каким-то замороженным опустошением на лице бросила лопату и уступила место новой себе. Наши взгляды встретились. Я подошел к Марии. Теперь у нас было что-то общее – ведь мы оба смотрели намного дальше, чем просто в глаза друг другу. Наши руки как-то быстро соприкоснулись. У нее была влажная ладошка. Как хорошо бывает во сне любить: радостно, тепло, никакой земной тяжести, гордыни, амбиций – просто любовь, как в ранней юности. Жаль, что так бывает только во снах. Мы стали обнимать друг друга, нам было очень тепло и наши тела подрагивали от счастья. А потом я случайно оглянулся и увидел, что вокруг давно никого нет – словно время сдвинулось вперед часа на три – только мы с кхмеркой стоим вдвоем на коленях на теплой земле, а вокруг десятки, сотни земляных холмов, под которыми погребены спящие на кроватях люди, а те, кто похоронил их, оставили на земле воткнутые и брошенные лопаты и следы, уводящие далеко за горизонт. Вся земля была в земляных холмиках, словно насыпях от кротов. Я заметил, что один из холмов стал шевелиться, потом зашевелился второй, третий – вот зашевелился и мой холм, под которым лежал я… Но тщетно, люди не могли выбраться наружу и только глухо, едва слышно гудели, рыдали, мычали, скреблись там, под уже слежавшейся тяжелой землей. «Почему же вы просыпаетесь так поздно, идиоты, – кричаще думал я, – почему, почему?!»
Я проснулся и едва не задохнулся, потому что воздух, лежащий на мне, показался тяжелым, как земля. Через какое-то время дыхание восстановилось. Я вспомнил о Египте и пришел в себя. Взглянув на часы, вскочил с постели, бросился одеваться и через пятнадцать минут ловил на рассветной улице такси. В аэропорт я примчался за час до отлета, думая, что опоздал.
Но оказалось, вылет задерживается.
Представитель компании «Пирамида-тур» вручил мне необходимые для поездки документы. Публика, что летела в Хургаду, была в основном не московская, это было видно по одежде людей и по выражению их лиц. Нет, они не выглядели бедными – у иных приехавших из Новосибирска и Кемерово денег было больше, чем у москвичей. Но на их лицах лежала узнаваемая печать комфортабельного рынка. Мы быстро прошли паспортный и таможенный контроль. В магазине «Дьюти
Как обычно, на меня накатила легкая волна страха, когда шасси стали отрываться от земли. Рядом со мной сидела симпатичная блондинка с сыном лет четырех. Малыш внимательно, с задумчивой опаской, смотрел в мою сторону мимо меня – в иллюминатор. Когда я был ребенком, часто летал с родителями на самолете. Дети не боятся тех вещей, что пугают взрослых – у них другие страхи. Но когда я попытался вспомнить, какие у меня были в детстве страхи, то не смог вспомнить ни одного. Ну, разве что страх наказания был велик – но какого именно? Это был единый, глобальный страх наказания.
Я откупорил бутылку виски, налил себе немного в пластиковый стаканчик, оставшийся после самолетного завтрака. Маме с маленьким ребенком предлагать алкоголь было неудобно, и я стал пить виски один.
Самолет летел высоко в небе, облака внизу казались белой землей. Теперь уже совершенно не было страшно. Я вспомнил последнюю беседу с Сидом – тогда я вытащил его в ночной клуб «Рок-Вегас», – мы с Сидом просидели там с двумя студентками до утра, но после закрытия клуба так и не увезли их с собой, потому что, видимо, не слишком обращали на девчонок внимания; они убежали в конце концов с кем-то танцевать и уже не вернулись за наш стол. Так вот, Сид в «Рок-Вегасе» спросил меня, не пробовал ли я когда-нибудь представить себя Богом. Я ответил, что нет, никогда.
«А я вот пробовал несколько раз, – сказал Сид, – последний раз лет в шестнадцать. Знаешь, вначале, когда представляешь себя Господом, охватывает чувство величия, значительности и гордости. Помню, я рос в этой своей фантазии, как бы поднимался над миром и представлял, что вот сейчас я слышу, вижу и чувствую все вздохи, мысли, чувства, все самые мелкие движения людей. Но потом как-то быстро начинал ощущать, что мне все труднее все это видеть и чувствовать, и наконец, я обессиленно обрывался в своей фантазии, ясно понимая, что охватить человеческим разумом абсолютно всех людей на Земле, а к тому же еще всех мертвых, я просто не в состоянии! И я как бы падал, Саша, жутко устав, падал в кресло. Нет, думал я, представить себя до конца Богом совершенно невозможно».
Я молчал, помешивая желтый напиток, в котором позванивали кусочки льда. Странно, мне, чрезвычайно гордому и эгоистичному человеку, наверное, еще более гордому, чем он, почему-то никогда не приходила в голову эта мысль: представить себя Богом. Почему?
Я смотрел вниз, из окна самолета на облака и невидимую под ними землю. Меньше, чем когда-либо, я верил сейчас в Него, якобы создавшего всех нас. Девушка с сыном, что сидела рядом, была довольно симпатичной, и мне хотелось с ней познакомиться. Оба они, мать и сын, сидели молча, лишь иногда мать что-то вполголоса говорила ребенку. Пара, от которой веет спокойствием и уютом. И между тем наверняка она разошлась с отцом ребенка – иначе не летела бы в Египет одна с сыном. Мне стало неприятно, что, выбегая из дома, я не принял душ, не побрился, был в несвежей одежде, к тому же пьян. Мальчишка все время тянул шею в мою сторону, пучил глаза, пытаясь что-то рассмотреть в иллюминаторе. Может, познакомиться с ней через ребенка? – подумал я. Но мое желание едва пульсировало – я не испытывал к своей попутчице острого, волнующего интереса, какой обычно возникает в прелюдии к знакомству мужчины и женщины. Был лишь интерес к ее спортивной фигуре, молодости и соседству со мной. Обычный рефлекс, как у собаки. К тому же с ней летел ребенок, что не предполагало яркого романа. Да и нужен ли мне этот роман? Все, в чем мы нуждаемся, говорила Анна и пели когда-то «Битлз», – это любовь. Или, по крайней мере, временный всплеск, прорыв сквозь одиночество. Но ни то, ни другое с этой женщиной меня не ожидало – я как-то спокойно и легко чувствовал это.
Через какое-то время я поднялся с кресла, чтобы отправиться в туалет. И сказал:
– А вы посадите вашего парня к иллюминатору, кажется, он хочет посмотреть, что там творится в небе.
Девушка улыбнулась, взяла мальчишку под мышки и перенесла на мое место.
Когда я вернулся, мое место было свободно, а малыш вновь сидел рядом с мамой.
– Пугается, – с виноватой улыбкой сообщила она.
Я вновь сел у окна, мы понемногу разговорились. Я спросил, бывала ли она раньше в Египте. Она сказала, что да, отдыхала в прошлом году в Шарм-Шарм-аль-Шейхе тоже с сыном. Теперь вот решила побывать в Хургаде. Судя по всему, она действительно мать-одиночка – распространенная в России вещь. К тому же у нее не было на пальце обручального кольца. Девушка искоса, с любопытством, взглядывала на меня. Я опять вспомнил, что небрит, не мылся, и мне вновь стало неловко. Налил себе еще виски.