Адаптация
Шрифт:
– Ага, позвони, хорошо.
Гул голосов, сигналов, моторов слился в один грязевый поток.
– Пока, позвоню.
Машина Инны тронулась. В грязевом потоке едва слышно звенела мелодия: какой-то оркестр, исполняющий классику. Что-то вроде Моцарта в смеси с ранним «Пинк Флойд». Мелодия тихо пела в моей голове.
Семья как галлюцинация
Вот уже третью неделю я живу с Инной.
Похоже, в гражданском, как говорится, браке.
То есть как любовник с любовницей. Партнер с партнершей. Бойфренд с герлфрендшей.
Живем,
Инна позвонила в дверь моей квартиры на третий день после нашей встречи на Тверском бульваре. У нее была серьезно заготовленная речь. Я к тому времени успел получить деньги за поставленные после моего ухода из «Красной шапочки» передачи, в подготовке которых принимал участие. Уже тогда я понял, что, пока эти деньги не закончатся, я не буду делать ничего. Совсем ничего – абсолютно. И потом, вероятно, тоже.
Войдя ко мне, Инна сообщила, что я ее устраиваю и что нам надо продолжать выстраивать отношения. Ничего, говорила она, не делается без усилий. Я ее почти не слушал. Сказал, что, в общем-то, мне плевать на свою жизнь, да и на ее тоже. Она согласилась: что ж. Помня ее трудоголические нравы, я с издевательской улыбкой сообщил, что любая работа отныне вызывает у меня отвращение, и я не собираюсь никуда устраиваться. Она сдержанно пожала плечами. Также я сообщил, что мне все равно, где жить, здесь или у нее. Если она хочет, я поеду к ней – но буду вести себя как хочу, пусть не строит иллюзий. Со своей стороны, я ее насиловать претензиями тоже не буду. Инна уверенно кивнула. «О’кей, меня все устраивает!» – сказала она.
Я ей, конечно, не поверил. Да и себе – тоже.
Мы поехали к ней на ее новеньком «Хендай Гетц». После небольшого препирательства Инна на полпути пустила меня за руль, и я с веселой злостью, следуя ее четким указаниям, куда поворачивать, поехал по городу – за рулем я не сидел почти два года.
С зеркальца автомобиля свисала на шнурке крохотная иконка с залакированным, наклеенным на фанерку золотистым ликом Богоматери с младенцем. Я кивнул на иконку:
– Что, оберег для авто купила? Какая-то она у тебя народная. Или сейчас у среднего класса популярна простота?
Инна хмуро и, как мне показалось, растерянно взглянула на меня:
– Я не купила, это подарок, в храме бабулька подарила.
– В храм ходишь? – удивился я.
– Нет. Это моя подруга ходит, она верующая. Я ей деньги должна была передать, а у нее вечно времени нет, вот там и встретились. А вообще, при чем здесь: хожу я или не хожу? В вере тоже что-то есть, я еще не разобралась что, но есть.
– Ничего, разберешься, – сказал я, надавливая на газ, – ты ведь умница, Инночка, во всем всегда разбираешься…
– Смотри на дорогу, на дорогу! – резко оборвала меня Инна. – Господи! Тебе надо потренироваться, навыки восстанавливать, а потом уже садиться за руль.
У нее дома мы сразу стали заниматься сексом, и я делал это в какой-то туманной полумгле с проблесками солнечной неги. Сначала я входил в нее сверху, потом она лежала на мне. Всего было пять или шесть оргазмов – у меня, не у нее. Оргазм у Инны был всегда в конце, главный, я делал его ей рукой или языком. Она так была сложена, что не получала сексуальной разрядки от естественного проникновения двух тел. Но говорила,
– Спасибо тебе, что ты приехал, – сказала она минуты через три. – Еще немного, и у меня бы начался нервный срыв.
На секунду мне стало страшно. Показалось, что покойник воскрес.
Посвежевшая после секса, с сияющим детским лицом, Инна стала рассказывать, что в последний год, после того как мы с ней первый раз разошлись, ее начало раздражать слишком многое, такого раньше с ней никогда не было. Бесило почти все: подруги, работа, клубы, театр, кино. Она даже подумывала, не отправиться ли ей вновь на прием к психотерапевту. Только приходя каждый день на работу, Инна забывалась в бодрых трудовых буднях и шутила с подругами, что лучший ее любовник – должность менеджера в кредитном отделе.
Я думал при этом: а что, если и после смерти, как после оргазма, наступает вот такое же радостное счастливое состояние? Нет, вряд ли. Смерть ведь не назовешь удовольствием. Все-таки – не назовешь.
Инна между тем проникновенно делилась со мной тем, что занималась в одиночестве мастурбацией – но при этом всегда страдала из-за того, что это все-таки был искусственный секс.
Бывает ли искусственная смерть?
Инне всегда, по ее словам, хотелось прикосновения к живому, мягкому, родному мужскому телу.
«Так что же ты не могла найти мужчину?» – спросил я наконец. Нет-нет, она пробовала с двумя. Но это был кошмар. «Один, коллега по работе, – улыбалась, подняв брови, Инна, – вообще оказался импотент, я еле возродила его к жизни» (так она и сказала). Другой, с которым она познакомилась по Интернету, оказался роботом: сделал свое дело и тут же ушел, сославшись на дела.
Искусственной смерти не существует. Как и родов. Ты просто приходишь на этот свет и уходишь на тот. Вот и все. Почему же так много искусственного и лживого в том настоящем, что длится между родами и смертью?
«Представляешь, он пытался со мной в постели говорить о том, как ему нравится нефтедобывающая отрасль, в которой он работает, – со смехом, подперев кулачками щеки, рассказывала Инна. – Я, конечно, понимаю, что нефтедобывающая отрасль приносит хорошие деньги, что это серьезное дело, и я даже уважаю его… но слушать, что нефть бывает еще и прекрасна!.. это выше моих сил», – хохотала она.
Что-то в ее голосе и позе было натужным, нервным. Глаза излучали тепло и бросали искры, готовые вот-вот перейти в слезы. Я знал, конечно, что долго этот ветхий рай не продлится. Людей не изменить, даже если одиночество становится для них невыносимым. Мы разные, просто сейчас мы лучшие – и в нас на миг соединилось между собой лучшее, что есть у нас обоих. Может, это лучшее, как редкое утешение, слетает к нам ненадолго откуда-то сверху, с небес…