Адаптация
Шрифт:
Теорию Айне знает. Но опыт показывает наличие разницы между теорией и практикой. И если так, то в случае еще одной ошибки, Тод может прекратить свое физическое существование.
Последовавшая за данным выводом эмоциональная вспышка была настолько мощной, что Айне растерялась. А потом слезла с кровати, подошла и обняла Тода:
– Прости меня, пожалуйста.
Он напрягся и попытался отстраниться.
– Я не умею извиняться. Я не знаю,
Пожалуйста. Айне говорит правду. Просто она еще не умеет говорить правду так, чтобы в нее поверили.
– Это ты извини, - сказал Тод.
– Иногда я забываю, что ты все-таки ребенок.
Айне зажмурилась, прижимаясь щекой к свитеру. Под ним знакомо бухало сердце. Когда же Тод обнял, стало совсем хорошо. Только пистолет за поясом неудобно давил на живот, но Айне согласна была потерпеть.
В конце концов, всегда приходится чем-то жертвовать.
Интерлюдия 1. Когда игры становятся взрослыми.
Девушка танцевала на столе. Острые шпильки рвали бумаги и крошили стекло. Поднятые руки купались в жестком свете. Когда ее ладони сжали шар светильника и сдавили, наблюдавший за танцами парень не выдержал.
– Ева, прекрати!
– сказал он, поправляя очки.
Девушка не услышала. Засмеявшись, она стала на мостик. Короткая юбка задралась, блузка съехала, обнажив белую полоску живота с красной татуировкой. Колени разошлись в стороны.
– Пожалуйста!
– взмолился парень, подхватывая падающую чернильницу.
– Ну что ты делаешь? Давай, вставай.
Она мотнула головой и язык показала.
– Если тебе что-то надо, просто скажи.
– Надо, - согласилась она, плюхаясь на стол.
– Тебя надо.
– Ева!
– Адам. Я Ева, ты Адам. И рай наш создан. Осталось лишь сбежать отсюда.
Ева соскочила со стола и, схватив парня, потянула к окну. Темное стекло от пола до потолка фильтровало солнечный спектр. Солнце висело пушистым шаром. Небо начиналось прямо у ног. И где-то в нем, под покровом облаков, прятался город.
– Посмотри, - жарко зашептала Ева, слизывая кровь с разрезанных рук.
– Посмотри вниз! Что там?
– Город. Просто город.
– Неа!
– Ева помахала пальцем перед носом, а затем мазнула
– Не просто город! Там город, который живет для нас. Для тебя и для меня! Для ма-а-амочки... для па-а-апочки. Папиных дружочков. И мамочкиных подружек. Для твоей сучки...
– Заткнись.
– Фигу!
– она скрутила фигу.
– Кто ж тебе еще правду скажет, если не сестра родная? Сучка она. Думаешь, ты ей нужен? Неа. Ей сюда хочется. Воет-воет, скребется, как шавочка у порога. Пустите в дом! Пустите в рай! Ты еще не выправил ей иридиевый чип?
Адам отступил.
– Пока нет, - решила Ева.
– Но папашку регулярно обрабатываешь, да? А он против. И мамочка тоже против. И все вообще против! Только ты один "за", потому что идиот. И-ди-от!
Ева кулачком постучала Адама по лбу, он перехватил руку и заломил, сдавливая.
– Больно же! Отпусти!
– Девушка попыталась вывернуться, но Адам держал крепко.
– Если ты, - медленно произнес он, переворачивая сестру лицом к себе.
– Если ты посмеешь тронуть Наташу...
– Ты меня убьешь, слышала уже. Отпусти.
Она успокоилась. Она всегда очень быстро успокаивалась, едва ли не быстрее, чем вспыхивала. И Адам разжал руки. В чем-то, безусловно, Ева была права, вот только признавать ее правоту было опасно. Она же приникла к стеклу, прижалась щекой и часто дышала, раздувая влажное пятно. На нем удобно рисовать, но рисунки быстро исчезнут. Еву это не волновало.
– Ты никогда не думал, Адам, что наш рай очень хрупкий? И что боги должны заботиться о людях, если они хотят оставаться богами. Но заботиться, а не поднимать до своего уровня. В раю на самом деле места мало.
Облака расступились, и город протянул к Адаму блеклые руки домов. Силуэты их виднелись внизу и походили на рифы, спрятанные под широким покровом моря. Огнями святого Эльма плыли редкие фонари. И где-то в свете их грелись люди-призраки.
Ева права. Места в раю на всех не хватит. И те, кто внизу, рано или поздно поймут, что их дурят. И от просьб и вежливого ожидания под присмотром чипов перейдут к действиям. Единственный способ - не допустить развития процесса.
И он находится на правильном пути.
Оставшись один, Адам вернулся к бумагам. Он не стал их разбирать на рваные и целые, нужные и не очень, сгреб и запихал всю кипу в камин. Потом поджег, сел поближе к огню и открыл планшет. Письмо от Натальи лежало в ящике.