Аден
Шрифт:
Сосредоточенность сменилась рассеянностью. Монотонный шелест дождя смыл последнюю тревожную мысль, и в душе поселился покой. Канн предался воспоминаниям.
Будучи сыном простого фермера, он с завистью смотрел на группы купцов и паломников, пересекающих Занрибар, его родную деревушку. Одни везли товары в Ред Капиту, другие шли из столицы в сторону Великого Океана, за которым находились Дальние Храмы.
Жаркий полдень застал Канна посреди поля. Мальчишка помогал отцу чинить полевого робота. Подавая отцу инструмент, он жадно следил за горизонтом, поэтому первым увидел группу паломников. Мальчишка тут же загорелся идеей найти повод и добежать до дома прежде, чем
– Папа, там караван идёт.
Отец Канна оторвался от изучения недр беспилотного трактора и внимательно посмотрел на сына. Лицо и руки отца покрывали масло и ржавчина.
– Караван, ну и что?
– Может быть, мне стоит вернуться в деревню и поторговаться с ними? Мама одна не справится с мешками риса, они тяжёлые, а я сильный.
Отец хитро посмотрел на Канна:
– А как же робот?
– Робот? Так мы же почти починили его и… и я принесу тебе поесть!
– Ну хорошо, беги, – улыбнулся отец. – Помоги маме и не забудь показать странникам свои поделки. Может, кто купит.
Канн бежал вдоль ирригационных каналов, стараясь не упасть. Ветер свистел в ушах мальчишки, он очень хотел застать караван в деревне. Он должен! Так подсказывало ему некое внутреннее чутьё. Показались дворики домов, стоявших на отшибе деревни.
Прямо на глазах Канна деревенская площадь превращалась в стихийный рынок. Маленькие дети и женщины высыпали из домов, чтобы продать свои нехитрые поделки. Дети постарше и мужчины, не работавшие в этот день на поле, споро тащили рис и овощи. Раскладывали по прилавкам. Тем временем толпа паломников разминала уставшие ноги и вяло осматривалась.
Мама Канна уже общалась с кем-то из пришлых и продала ему в дорогу несколько початков кукурузы и две меры риса.
– А я думала, ты в поле! – с укоризной сказала мама.
– Я… Мы уже всё починили!
– Ну хорошо. Надеюсь, ты говоришь правду. Помоги-ка обслужить этого господина…
Жилище Канна находилось возле самой площади, и мальчишка то и дело носился с поручениями между домом и лавкой, вытаскивал из кладовой корзины свежих фруктов и овощей, не забывая захватить вяленые томаты и перцы. А между делом предлагал паломникам свои поделки из соломы и глины. Он был так увлечён, что не сразу заметил стоящего у прилавка старика в серых одеждах. Среди паломников оказался самый настоящий монах!
Марсианских монахов люди уважали и немного побаивались. Считалось, что именно монахам великие предки оставили своё завещание и что через них когда-нибудь глупые наследники земной цивилизации получат прощение. Им будет позволено приобщиться к тайным знаниям, которые сделают их счастливыми, молодыми и бессмертными.
Мама Канна вежливо поклонилась монаху, опиравшемуся на посох с белым набалдашником. Тихо шепнула сыну: «Этот монах – из храма Великого молчания».
Мальчик, конечно же, не знал, что такое храм Великого молчания, но тон мамы внушил ему благоговейный трепет. Монах поймал на себе восторженный взгляд мальчика и обернулся к нему.
– Как тебя зовут, дитя?
– Канн.
– Сколько тебе лет?
– Пять лет, ваше смирение!
– Славно, славно. Кем ты хочешь стать, когда вырастешь?
Канна словно поразило электричеством. Этот, казалось, совершенно простой и естественный для взрослого человека вопрос затронул самые тонкие струны его сути. Канн с детской непосредственностью стал взахлёб рассказывать гостю о профессиях великих предков и о том, что ему из всех больше всего понравилась профессия учёного.
– И как же ты готовишься к тому, чтобы стать учёным? – с неподдельным интересом спросил Канна настоятель.
– Я? Я… Я много читаю!
– Все книги перечитал, – вставила мама Канна, – и у нас, и у соседей.
– И сколько же набралось? – с улыбкой спросил монах.
– Уже целых девять, – гордо ответил Канн.
– Молодец, молодец. Учись, юный Канн. Я ещё вернусь…
Продолжая исподволь наблюдать за мальчиком, отец-настоятель купил несколько мешочков риса и что-то из вяленых продуктов. Напоследок он наклонился к Канну и взял глиняную фигурку, не то птицу, не то корабль, которую тот теребил в руках. В следующее мгновение монах уже удалялся от него по пыльной площади, а в руках мальчика была крепко зажата небольшая книга в толстом переплете из чёрного пластика – его первый молитвенник.
Мысли Канна прервал вошедший в храм помощник Но-Раха. Растрёпанный, с большими ушами, с которых стекали тяжёлые капли марсианского дождя. Парень промок до нитки и дрожал на ветру. Его широко раскрытые зелёные глаза блуждали по храму, пока не наткнулись на Канна, сидящего у алтаря. Парень просиял, позволил себе улыбку и сообщил:
– Ваша смиренность, мы прибыли.
Канн поднялся с колен, обернулся.
– Воистину, велик и благодушен Архитектор!
Он схватил светильник и выбежал с ним под ливень, который, казалось, поглотил всё вокруг. Он быстро преодолел внутренний двор храма, миновал массивные обитые золотыми листами ворота, точную копию известных всем землянам «Золотых Ворот» [25] , и направился к пристани. Несколько раз он чуть не поскользнулся на массивных булыжниках, отполированных тысячами ног паломников. Канн подошёл к ладье, которую волны Руадильского моря бросали из стороны в сторону. Но-Рах был уже на берегу и помогал крепить швартовые ко кнехтам.
25
Имеются в виду знаменитые восточные ворота баптистерия Сан-Джованни рядом с собором Санта-Мария-дель-Фьоре и колокольней Джотто во Флоренции.
– Здравствуй, Но!
– Здравствуй, Канн! Слава Архитектору, успели! Ещё бы два часа и не знаю, удалось бы довезти достопочтенного лорда до вашей обители. Не удивился бы, если бы Руадильское море захотело провести обряд вместо вас.
– Могу я чем-то помочь?
– Нет, я почти закончил. А, точно, повозка! Где повозка?
– Забыли! – воскликнул Канн и добавил – Сейчас привезу!
Он бросился в сторону Храма. Прошло ещё минут десять. Но-Рах с вернувшимся помощником аккуратно вытащили саркофаг на берег и накрыли тентом, не давая дождю попасть внутрь.
Темнело. Из-за водяной стены опять появился силуэт Канна, он тяжело волочил за собой повозку. Все прочие монахи давно разошлись по кельям и помочь не спешили.
Не без труда переложив саркофаг на повозку, они медленно двинулись к храму. Дождь окончательно вымочил всех троих и мешал смотреть под ноги, но никто не жаловался. Ритуал следовало исполнять молча. Молнии освещали повозке путь, а огонь, который Канн зажег в Храме, служил им путеводным маяком. Остановив повозку перед ступенями, они вновь подняли саркофаг и понесли его внутрь. Едва они вошли, порыв ветра задул все свечи, и троица осталась в темноте. Сверкнула молния. Храм на мгновение озарился мистическим фиолетовым светом. Канн нащупал возле столика огниво и медленно, чтобы не оступиться, пошёл к светильникам с намерением их зажечь. Но-Рах и помощник с нескрываемым любопытством оглядывались вокруг. Им очень редко доводилось переступать порог Храма, так как обычно всю работу по доставке умершего в святилище Последних слов выполняли монахи.