Адепт
Шрифт:
Второй ларец казался просто рухлядью. Верхняя часть была сделана из потертой серой кожи, похожей на плохо выделанную бумагу. По бокам торчали ребра голого каркаса. Гнутые прутья цвета пожелтевшей от времени слоновой кости соединялись в подобие хрупкой клети, на которую вместо ткани была натянута крапчатая шкура. Все это было скреплено странными полупрозрачными жилами, когда-то, вероятно, основательно прикрученными к ребрам, но теперь полусгнившими и развалившимися на части. Судя по темным пятнам, расползшимся по покоробленной крышке, коробка сильно пострадала от воды.
— Смахивает на крыло какой-то дохлой твари, — заметил
— Например, летучей мыши. Большой, грязной, шелудивой мыши, — согласилась Сьюзен.
От коробки крепко разило сыростью, от которой перехватывало в горле и чесался нос. Так пахнет в заброшенном подвале, где по углам растут грибы и густая плесень.
— Хочешь ее открыть? — спросила американка почти шепотом.
— Я боюсь к ней даже прикасаться, — возразил Дэвид. — Мне кажется, что эта падаль сдохла от чумы.
Сьюзен спрыгнула с подлокотника, подошла к столу и взяла карандаш с ластиком. Она протянула его Дэвиду.
— Если ты ее не откроешь, то я и подавно, — пробормотала она, с отвращением глядя на коробку.
Дэвид взял карандаш и осторожно потрогал крышку ластиком.
— Ты в нее правда не заглядывал? — задала вопрос Сьюзен. Он покачал головой.
— Я открыл только внешний ящик, чтобы посмотреть, что там лежит, — ответил он.
Американка не отводила взгляда от коробки:
— Спасибо, что подождал.
Дэвид опустил карандаш и слегка поддел им крышку.
— Интересно, что это за кость? — спросил он, осторожно манипулируя ластиком.
— Я почти не разбираюсь в таких вещах. Похоже на лучевые кости. Или на часть передней лапы. Только не спрашивай меня, какой твари она принадлежала. — Сьюзен подняла руку, прикинув размеры своего предплечья. — По крайней мере это существо было гораздо меньше человека.
— Может быть, ребенок, — мрачно предположил Дэвид, окончательно откинув крышку.
От того, что они увидели, у них перехватило дух. Драгоценная «метка» лежала на толстой подкладке из черного бархата, прикрепленная к ней множеством мелких колечек из слоновой кости. Замысловатый узор из кружевной платины напоминал что-то живое, одновременно и гармоничное и сложное, как произведение природы, наподобие прожилок зеленого листа. Она легко бы уместилась на ладони Дэвида.
— Какое чудо, — сказал Дэвид.
Сьюзен опустилась на колени, чтобы взглянуть поближе. Забрав у Дэвида карандаш, она подальше отодвинула крышку полуразложившейся коробки и взялась за первый ящик. Девушка наклонила палисандровый ларец к свету. Платина переливалась и блестела, как серебро. Почти не дыша, Сьюзен наклонила голову и стала рассматривать рисунок.
Он был соткан из тонкой платиновой проволоки, которая становилась тоньше по мере удаления от центра. Было не совсем понятно, как все держится вместе. Металл прихотливо ветвился и переплетался, расходился и стягивался в узлы, образуя одно целое. Если бы расплавленную платину заливали в форму, ею пришлось бы заполнить тысячи мельчайших капилляров без единого обрыва или пузырька, чтобы образовать столь сложную конструкцию. С другой стороны, на металле не было заметно никаких следов обработки инструментом.
Дэвид подошел к книжной полке и взял энциклопедию. Полистав ее, он сказал:
— Тысяча семьсот шестьдесят восемь градусов по Цельсию. Больше трех тысяч по Фаренгейту.
Сьюзен вопросительно взглянула на него.
— Температура плавления
— Я тоже. Но зато я знаю, почему в «Макдоналдсе» используют ножи из пластмассы.
Дэвид пропустил ее слова мимо ушей.
— Не представляю, как такую штуку могли изготовить в древности, — пробормотал он. — Для ее создания понадобилась бы сварка, но это полный бред.
— А в чем проблема? — спросила Сьюзен.
Дэвид ответил:
— В институте я изучал инженерное дело и немного разбираюсь в металлообработке. Хорошая сталь появилась сравнительно недавно, так как ее нельзя сделать без очень сильного нагрева. Сварка — еще более позднее изобретение, поскольку для нее необходимо сосредоточивать исключительно высокую температуру на очень малой площади. По сравнению с этой безделушкой чистая сталь — детская забава. Речь идет о современных технологиях. «Метка» не могла быть создана позже, чем два столетия назад. Боюсь, нас одурачили.
Сьюзен возразила:
— Может быть, это уникальное изделие. Вспомни фестский [13] диск — надписи на нем сделаны с помощью металлических печатей за три тысячи лет до Гуттенберга.
Дэвид улыбнулся.
— Черт, как же я забыл о фестском диске! — сказал он иронически.
— Только не говори мне, что никогда не был в Музее Ираклиона [14] , — воскликнула американка, притворившись, что потрясена его невежеством.
Она решила объяснить по-другому:
13
Диск из обожженной глины, найденный в 1908 г. при раскопках города Фест на Крите. Нанесенные на нем знаки считаются древнейшим печатным текстом.
14
Археологический музей на Крите, где хранится фестский диск.
— Ладно, возьмем Александрийскую библиотеку. Александрия была столичным городом, где процветали свобода слова и страсть к познанию, воплощенные в гигантском книгохранилище. Но толку от этого было немного. Возможно, к концу первого тысячелетия индустриальная революция уже стояла на повестке дня, однако для нее потребовалось куда больше, чем одна-единственная справочная служба, пусть даже очень крупная. — Она замолчала и приложила ладонь ко лбу. — Слушай, может, поговорим об этом за завтраком? Иначе я грохнусь в обморок от голода.
Дэвид сказал:
— Господи, конечно.
Он опустил крышку внутренней коробки, захлопнул верхний ящик и убрал его обратно в саквояж. Потом оглянулся по сторонам, раздумывая, куда его пристроить.
— Отодвинься немного, — попросил он Сьюзен, все еще стоявшую на коленях у дивана.
Девушка встала и отошла к двери. Дэвид приподнял заднюю часть дивана, и Сьюзен увидела, что с внутренней стороны каркасной сетки зияет широкая дыра. Дэвид поставил саквояж на пол и осторожно опустил диван. Саквояж полностью исчез внутри дивана.