Адмирал Л. М. ГаллерЖизнь и флотоводческая деятельность
Шрифт:
Какой же урон нанес Г. А. Степанов? Будучи командующим Беломорской флотилией, руководил проводкой англо-американских конвоев в ее операционной зоне на пути в Архангельск. И конечно, по службе не раз встречался с представителями ВМС США и Англии, организовывал боевое взаимодействие с союзниками для отражения ударов подводных лодок и авиации противника… Лев Михайлович видел, как оскорблен Георгий Андреевич этими обвинениями, как страдает его оскорбленная честь, Степанов из рода офицеров флота, его дед был адмиралом, отец офицером, погиб в Цусимском бою. После окончания Морского корпуса в 1911 году Степанов служил на Балтийском флоте, сразу стал на сторону революции, в гражданскую воевал в Онежской флотилии под началом Э. С. Панцержанского и был награжден орденом Красного Знамени… И сейчас на флоте служат два его сына-офицера.
Последним суд допрашивал Н. Г. Кузнецова. И вновь, как на следствии, адмирал флота объяснял, отвечал на оскорбительные вопросы… Но его не понимали или не желали понять. Маршал Говоров отверг тезис о том, что только полученное от американцев по ленд-лизу многократно перекрывает го, что было передано нами. «За ленд-лиз было заплачено кровью!» — сказал он. Так и осталось обвинение в передаче
320
ЦВМА, ф. 14, оп. 1, д. 2, л. 128.
Он желал, чтобы бывший нарком произнес уничижительные слова, желал унизить его…
Всему приходит конец.
Председатель суда маршал Л. А. Говоров объявляет об окончании следствия. Он говорит, что суду ясен ущерб, нанесенный Советскому государству передачей иностранным миссиям документации по артиллерии и торпедному оружию, даже не упоминает, что секретность переданного была утрачена в ходе войны. Впрочем, если сказать об этом, то все обвинение станет безосновательным. «Следствие по делу об антипатриотических и антигосударственных поступках обвиняемых Кузнецова, Галлера, Алафузова и Степанова считаю законченным» [321] , — подводит он итог и объявляет десятиминутный перерыв. Теперь на очереди следующие действия фарса: последнее слово подсудимых, речь обвинителя вице-адмирала Н. М. Кулакова и, наконец, вынесение судом приговора.
321
Там же.
Члены суда чести в последний раз занимают свои места. Один за другим поднимаются подсудимые, чтобы произнести последнее слово. Первым вызывают Галлера. Он встает, приглаживая усы. Сидящим в зале кажется, что адмирал совершенно спокоен: говорит, как всегда, внятно и громко, ни одного сбоя, повтора. «Я проявил политическую близорукость, не учел политической обстановки и политического значения передачи документации, вооружения нашего советского проектирования и советского изготовления. За все это я подлежу законной ответственности» [322] . Кулаков даже чуть привстает на стуле, ожидая покаянных слов о «раболепии». Но Галлер уже сказал все. Вслед за ним произносят последнее слово В. А. Алафузов и Г. А. Степанов. Последним — Н. Г. Кузнецов. Голос его вздрагивает, когда он говорит, что так или иначе, но он привел своих подчиненных на скамью подсудимых [323] . Лев Михайлович с тревогой смотрит на своего наркома — смертельно бледен, голос сел. Нелегко дались эти дни Николаю Герасимовичу. Впрочем, и Лев Михайлович чувствует, как неведомая сила сжимает сердце. А в зале такая мертвая тишина, что, кажется, слышно биение сердец…
322
ЦВМА, ф. 14, оп. 1, д. 2, л, 190–191.
323
Там же, л. 197.
На трибуну поднимается обвинитель Н. М. Кулаков. Звучно, с пафосом произносит он стандартные слова о гениальном полководце и вожде, о славных достижениях на пути построения социализма. «Мы обвиняем адмирала флота Кузнецова, — продолжает он, — в том, что, преклоняясь перед иностранщиной, барски-пренебрежительно относясь к интересам Советского государства, не вникая в существо дела, он самовольно, без ведома Советского правительства, разрешил передачу английским и американским миссиям ряда ценных секретных сведений об отечественном вооружении, составляющем государственную тайну и приоритет советского ВМФ в области высотного торпедометания и артиллерийского вооружения… Мы обвиняем адмиралов Галлера, Алафузова и Степанова в том, что, раболепствуя перед иностранщиной, они поступились интересами нашей Родины…нанесли серьезный ущерб нашему государству и боевой мощи Советского ВМФ» [324] .
324
ЦВМА, ф. 14, оп. 1, д. 2, л, 208.
Кулаков с высоты сцены орлом оглядывает притихший зал. Может быть, ему кажется, что наступил его «звездный час»? Что теперь будет многие годы, как один из его предшественников генерал-полковник И. В. Рогов, стоять на мостике ВМС, возглавляя политические органы? Его ценят в ЦК, к нему благоволит Жданов… И с новой силой, форсируя голос: «Мы обвиняем их в том, что, потеряв чувство национальной гордости и политической зоркости, они оказались на поводу иностранных разведок и пошли на национальное самоуничижение…» [325]
325
ЦВМА, ф. 14, оп. 1, д. 2, л. 231.
Слушать все это ужасно. Лев Михайлович знал: пощады не будет, ждал потока лжи. Но одно дело предвидеть, другое — выслушивать все это в переполненном офицерами и адмиралами зале. Вот Кулаков уделяет внимание и персонально ему: «Адмирал Галлер… раболепствуя перед заграницей, забыв о чести и совести советского адмирала, беспечно относился к своему служебному долгу…» Скоро ли он кончит? Лев Михайлович нащупывает в кармане валидол, прикрыв носовым платком, быстро подносит таблетку ко рту. Нет, им нельзя показать свою слабость. А голос Кулакова продолжает греметь: «Я считаю своим долгом подчеркнуть, что эти обанкротившиеся, пресмыкающиеся перед заграницей бывшие руководители…» Обвинитель говорит еще что-то о живучести пережитков капитализма, «силе традиций и привычках преклонения этих адмиралов перед иностранщиной», цитирует перлы из доклада А. А. Жданова о журналах «Звезда» и «Ленинград» в сорок шестом… [326]
326
ЦВМА, ф. 14, оп. 1, д. 2, л. 234.
Слава богу, конец. Адмиралы-подсудимые уходят в комнату, примыкающую к залу, курят. Говорить не хочется. Надо ждать; уже известно, что Говоров уехал в Кремль. Всем понятно зачем: согласовать со Сталиным приговор. Перерыв затягивается. Подсудимые обедают, просматривают свежие газеты — война в Китае, война в Индонезии, сепаратные действия западных держав в Германии… Но все это не помогает забыть о том, что Говоров в Кремле, что сейчас решается их судьба.
Проходит несколько часов, и вновь заполнен зал, суд занимает места. Маршал Говоров зачитывает постановление суда чести. Лев Михайлович пропускает мимо ушей «угодничество» и «низкопоклонство», «практику раболепия»… Вот главное: «…признавая виновность адмирала флота Кузнецова Н. Г., адмирала Алафузова В. А., вице-адмирала Степанова Г. А. и адмирала Галлера Л. М. по настоящему делу полностью доказанной и считая… что все обвиняемые своими действиями нанесли большой ущерб боевой мощи Военно-Морского Флота и тем самым, по существу, совершили тяжкое преступление против нашей Родины, постановляет: ходатайствовать перед Советом Министров СССР о предании… виновных в передаче иностранным разведкам материалов, составляющих государственную тайну, суду Военной коллегии Верховного суда Союза ССР» [327] .
327
ЦВМА, ф. 14, оп. 1, д. 2, л. 256.
Минута-другая в зале полное молчание. Потом люди встают, не глядя друг на друга расходятся. Лев Михайлович подходит к окну. Обычная московская улица, куда-то спешат прохожие. Свободные… С ним, вероятно, покончат навсегда. Только сам Сталин может вырвать кого-то из застенков, в которые определяет не знающий пощады Ульрих, издавна возглавлявший Военную коллегию. Не счесть числа тех, кого он приговорил к смерти, к лагерям. Говорят, Сталин освободил из заключения Рокоссовского, Мерецкова, Ванникова… Но то было накануне войны, в войну. Была в них нужда. А зачем Сталину сейчас он, Галлер? Давно уже нет в живых Бориса Михайловича Шапошникова. Да и вряд ли бы он смог что-нибудь сделать… Бедные сестры, беспомощные старые женщины. Сестре Жене в этом году будет 70, Тоне — 78, Ане — 79. Но что делать, что делать… «Одно терние опыта полезнее леса наставлений», — любила повторять мать. Вот к нему пришло еще одно «терние опыта». Именно терние. Но опыт уже ни к чему.
На следующий день адмиралы в последний раз встретились на Козловском. Поговорили, попытались предположить, что с ними будет дальше. Предстоящая встреча с В. В. Ульрихом не обещала ничего хорошего. «В тех условиях ничего не оставалось, как написать формальное письмо в высшую инстанцию и покориться судьбе» [328] , — вспоминал в 60-е годы Н. Г. Кузнецов. Письма они передали…
Письмо Л. М. Галлера сохранилось [329] . Оно адресовано председателю Совета Министров И. В. Сталину и министру Вооруженных Сил маршалу Н. А. Булганину. «Сам того не желая, я совершил крупные политические ошибки и неправильные поступки», — писал в нем Галлер. И здесь он не поступился своими представлениями о чести. В письме нет явно требуемых моментом признаний в «низкопоклонстве» и «раболепии», «преклонении перед иностранщиной». «Мне шестьдесят пятый год, но я еще чувствую в себе достаточно силы на выполнение заданий, которые мне будут поручены, и прошу Ваших указаний предоставить мне эту возможность». Так закончил Лев Михайлович. Письмо действия не возымело… А руководство ВМС в те дни не обратилось к Сталину с просьбой об облегчении судьбы осужденных адмиралов. Более того, им спешно писали негативные характеристики и аттестации. Так, П. С. Абанькин в аттестации на Л. М. Галлера указывал, что он «в руководстве с подчиненными не имеет твердости, там, где нужно потребовать, приказать и даже наказать, допускает уговоры», и, наконец, «являясь односторонним специалистом, мало уделял внимания своему политическому образованию» [330] . И это сказано о человеке, в библиотеке которого В. А. Белли видел тома Гегеля и К. Маркса на немецком с маргиналиями владельца на полях! Впрочем, что можно было ожидать от сменившего Галлера на должности заместителя Главкома ВМС Абанькина, как вспоминает его адъютант, не раз обрушивавшегося на своих подчиненных с нецензурной бранью. Уж этому «многостороннему» специалисту «уговоры» свойственны не были…
328
Кузнецов Н. Г. Адмирал Л. М. Галлер. С. 45.
329
ЦВМА, личное дело адмирала Л. М. Галлера, л. 23–24.
330
ЦВМА, личное дело адмирала Л. М. Галлера, С. 20.