Адмирал Ушаков
Шрифт:
26 сентября в лучах предзакатного солнца перед взором матросов появилась каменистая полоска земли. Это и был остров Цериго, с которого намечалось завоевание Архипелага. Когда корабли стали приближаться к берегу, навстречу им из-за камней выплыла небольшая лодка с несколькими русскими матросами. То были разведчики капитан-лейтенанта Шостака. Причалив к флагману, они доложили главнокомандующему, что островитяне готовы с радостью принять союзников.
– А что французы?
– спросил Ушаков.
– Укрылись в двух крепостицах, - отвечали разведчики.
– Жители утверждают, что сил у них мало. В одной крепостице одиннадцать пушек, а в другой - двадцать.
В
По приказу Ушакова несколько фрегатов сразу же направились в погоню. Однако неприятельские суда оказались быстроходнее. Задержать удалось только лодку с семью французами. Пленных сразу же допросили. Они сообщили, что после ухода судов на острове осталось только 110 человек гарнизона. В остальном их показания не отличались от сведений, уже добытых разведчиками Шостака.
Солнце садилось за горизонт. Надо было спешить. Ушаков распорядился высадить на берег полутысячный десант - 250 человек от русской стороны и столько же от турецкой. Это было сделано в считанные минуты. Но едва десантники сошли на остров, как навстречу им вышли неприятельские парламентеры. Французы изъявили готовность сдаться, но на определенных условиях. Они просили позволить им выйти из укреплений с военными почестями, положить оружие перед фронтом победителей, а самим отправиться во Францию с обязательством не воевать против России и Турции, а также их союзников в течение одного года и одного дня... Главнокомандующий решил принять их условия, и вскоре, уже в сумерках, над укреплениями взвились русский и турецкий флаги. Первый Ионический остров достался соединенной эскадре без пролития крови.
Поздно вечером, когда на почерневшем небе зажглись звезды, на флагман прибыл Кадыр-бей. Он поздравил Ушакова с первой победой и тут же спросил:
– Известно ли вам, сколько взято пленных?
– Около ста человек, - ответил Ушаков.
– Сто десять, - уточнил Кадыр-бей и скосил на Ушакова заблестевшие вдруг глаза.
– Дозвольте употребить против них одну хитрость.
– Хитрость? Какую?
– По условиям капитуляции пленные надеются вернуться домой и сейчас спокойно лежат в лагере. Дозвольте мне с отрядом глубокой ночью, когда все будут спать, тихо подойти к ним и всех перерезать. У них с собой много добра.
Ушаков вспыхнул. Вспомнились советы посланника Томары не мешать туркам чинить кровавые расправы над пленными. Расчетливый дипломат будто в воду глядел, знал, что Кадыр-бею и его людям захочется крови.
– Я думаю, достопочтенный паша, - подавляя в себе вспышку возмущения, сказал Ушаков, - сия хитрость чести вам не прибавит, да и мне тоже. Отправляйтесь лучше спать.
После того как Кадыр-бей отбыл к себе, Ушаков вызвал командира корабля и распорядился отправить для усиления охраны пленных двадцать вооруженных матросов. Он не лег спать до тех пор, пока не убедился, что приказание его выполнено и пленным обеспечена полная безопасность.
Утром Ушаков принял представителей местного населения, договорился с ними об учреждении на острове временного гражданского самоуправления, после чего направился с флотом к острову Занте, выслав вперед с двумя фрегатами все того же капитан-лейтенанта Шостака.
5
Остров Занте обороняли 500 французских солдат и офицеров, имевших на вооружении 62 пушки. Обойтись без пролития
Перед тем как высадить десант, соединенная эскадра открыла по береговой неприятельской батарее сильный артиллерийский огонь. Французы ответили своей пушечной пальбой, но потом, не устояв, оставили батарею и бежали в крепость, стоявшую на вершине горы близ города Занте. От кораблей тотчас отделились катера с сидевшими на них солдатами. На берег стали сбегаться толпы местных жителей. Они криками приветствовали десантников, при подходе катеров заходили по пояс в воду, подхватывали солдат и на плечах переносили на сухое место. Капитан-лейтенант Шостак, назначенный командовать десантом, торопил:
– Быстрее, братцы, быстрее!
После того как отряд высадился до последнего солдата, Шостак, немешкая, повел его в наступление на крепость. Он имел приказ главнокомандующего: крепость осадить, предложить ей капитуляцию и в случае отказа сдаться, взять ее штурмом.
За действиями десанта Ушаков наблюдал с борта флагманского корабля. Он видел, как со стен крепости по наступавшим ударили пушки и как десантники залегли, открыв в ответ ружейную стрельбу. Перестрелка продолжалась до наступления темноты, потом она затихла. Ночь прошла спокойно. С наступлением рассвета пушечная пальба возобновилась, но теперь пушки палили не только с крепости, но и со стороны наступавших. Шостак ночью не терял времени даром, он успел установить против крепости сильную батарею, использовав при этом часть орудий, захваченных у неприятеля на берегу.
Стрельба продолжалась часа два, потом прекратилась снова. На острове воцарилась тишина.
– Наверное, французы приняли предложение о капитуляции, - высказал предположение Метакса, наблюдавший за военными действиями вместе с главнокомандующим.
– Но я не вижу белого флага, - сказал Ушаков, направив на крепость подзорную трубу.
– Впрочем, не видно уже и французского флага. По всему, гарнизон не намерен продолжать сопротивление.
Спустя некоторое время от Шостака прибыл капрал с донесением: неприятельский гарнизон сдался на предложенных ему условиях, в плен взят 491 человек. В том числе 47 офицеров.
– Капитан-лейтенант приказал передать также, - докладывал капрал, что жители острова, будучи по вере православными, желают отслужить благодарственное молебствие и приглашают на сие молебствие ваше превосходительство с офицерами.
– Возвращайся к своему командиру и скажи ему: скоро будем, - сказал Ушаков.
То, что случилось потом, через час или, может быть, даже меньше, запомнилось Ушакову на всю жизнь. Едва он с офицерами собрался плыть на молебствие, как в Занте загремели церковные колокола. Берег словно расцвел от праздничных одежд собравшегося здесь народа, от русских флагов, которыми всюду размахивали, встречая лодки с главнокомандующим и его спутниками. Кроме флагов, над головами были еще цветы, были иконы, хоругви.
– Ушаков! Ушаков! Ушаков!
– скандировали голоса.
Впереди встречавших - старейшины и духовные лица. Тут же теснились дети, женщины.
Сойдя со шлюпки, Ушаков под восторженные возгласы подошел к толпе, коснулся губами подставленной иконы и оглянулся, ища глазами переводчика. Метаксы рядом не оказалось - замешкался в лодке, пропуская вперед более старших по чину. Да, собственно, сейчас можно было обойтись и без переводчика. И встречавшие и встречаемые отлично понимали друг друга. От радости многие крестились и плакали. Одна женщина поймала руку адмирала и стала осыпать ее поцелуями, потом захотела, чтобы и ребенок ее сделал то же самое.