Адмирал Ямамото. Путь самурая, разгромившего Перл-Харбор. 1921-1943 гг.
Шрифт:
Упомянутый закон о всеобщей мобилизации (подготовлен Советом по планированию при кабинете министров под надзором армии с упоминанием об отечестве, с подачи Сато, позволяющим военному министерству и правительству направлять патриотические чувства в нужные каналы) предусматривает: если необходимо в интересах войны, любой аспект свободы нации и прав человека (экономика, образование, исследования, средства массовой информации, издательства, общественные собрания и забастовки) в любой момент простым императорским декретом можно поместить под прямой контроль правительства.
На следующий день военный министр Сугияма выразил сожаление по поводу «заткнитесь!»,
В то же время «китайский инцидент», который армия хвасталась завершить за три месяца, все еще не показывал никаких признаков затухания, а заявление премьер-министра Коноэ от 16 января, что правительство впредь не сотрудничает с китайским националистическим правительством, еще более осложнило поиски путей для обуздания ситуации. В двух случаях — в декабре 1937 года, сразу после падения Нанкина, и в мае 1938 года, когда в результате кабинетной перестановки министра иностранных дел Хироту и военного министра Сугияму заменили, соответственно, Угаки Казушиге и Итагаки Сейсиро, — возникли возможности для поисков мирного урегулирования инцидента; но в обоих случаях, вначале в результате армейской тупости, а потом из-за врожденной тенденции Коноэ к нерешительности, шансы оказались потеряны.
В ситуациях такого рода многие предпочитают действовать, а не думать. «Когда сумасшедший вдруг срывается с места, — пишет Огата Такетора, — то и нормальные люди устремляются за ним. Как только „китайский инцидент“ набрал обороты, совершенно неподходящие люди вдруг стали лихорадочно искать оправдания этой войне». И действительно, на любой должности важно более или менее остаться беспристрастным и здравомыслящим, устоять посреди этого вихря и не позволить ему увлечь себя трудно. И все-таки это можно сказать об Йонаи, Ямамото и немногих других морских офицерах, к ним близких, — им удалось выстоять.
Однажды журналисту Мацумото Сакичи случилось в официальной резиденции премьер-министра беседовать с Миягавой Тадамаро, младшим братом Коноэ и секретарем министра финансов в правительстве. Миягава заметил, что трудно в Японии найти действительно способных и достойных людей. Но Мацумото, уважение которого к Ямамото непрерывно росло со времени их первой встречи, возразил на это — Ямамото составляет исключение.
— Вы в самом деле так думаете? — спросил Миягава. — Сказать по правде, мой брат (премьер-министр. — X. А.) слышал, что Ямамото из тех людей, с которыми надо считаться, и я собирался сам расспросить о нем знающих людей. А в чем состоит его особенность?
Мацумото задумался ненадолго и ответил примерно так:
— Если кратко, он не льстец. Да, в своей прямолинейности он может казаться эксцентричным. Конечно, военный человек часто прячется за грубостью, но он куда последовательнее других. Если вы меня спросите, кто из политиков, бизнесменов, военных и бюрократов, с которыми я имел дело, прямо, не уходя в сторону, скажет вам, что он думает о той или иной проблеме, я назвал бы лишь двоих — Го Сейносуке в деловом мире и вице-адмирала Ямамото Исороку на флоте. В случае с Го следует принять во внимание его семейное происхождение и карьеру — он вырос в таких условиях, что ему не приходилось беспокоиться о хлебе насущном, но другое дело Ямамото. Не сомневаюсь, что у него немало и других положительных качеств, но меньше всего он льстец. Как-то Огюи Сораи сказал, что «человек с характером обязательно несколько эксцентричен», а Ямамото определенно человек необычный… Мне кажется, правда, что обычных добродетелей, за которыми гоняются люди, — таких, как интеллигентность, зрелость или способность не раздражать других бестактностью, — недостаточно, чтобы провести нас через нынешние проблемы. Я чувствую, что, займись Ямамото политикой, он наверняка не уступил бы по крайней мере Харе Кеи (бывший премьер-министр. — X. А.).
Спустя несколько дней, когда Мацумото вновь встретился с Ямамото, он рассказал ему о своем разговоре с Миягавой.
— Кажется, принц Коноэ положил на тебя глаз, — сообщил он. — Потому полагаю, скоро мы увидим тебя в политике.
Ямамото выслушал все это не более чем с поверхностным интересом.
— Военный в мире политики — совершенный простофиля, — ответил он.
– — От военного, ставшего политиком, не стоит ждать ничего толкового. Чем более он самонадеян, тем меньшего достигнет.
На этом разговор и закончился.
И Ямамото, и Йонаи отказались подстраиваться под доминировавшие в те времена веяния, сохраняя свое критичное отношение к армии и правому крылу, а особенно к «ястребам» внутри флота. Однако они отличались от армейских коллег тем, что вместо попыток учить других, как себя вести, прежде всего «думали о своем деле», особенно о том, как навести порядок в своем доме, — намек на истинное положение дел. Мы уже видели, что Йонаи и Ямамото в основном преуспели в усмирении агрессивных элементов и введении своего контроля на флоте в целом. В то время когда Суецугу стал советником правительства и его уволили в отставку, говорят, Ямамото заметил с озорной улыбкой:
— Адмирала Суецугу загнали на крышу, а лестницу убрали.
Однако сделать новый шаг и вести дела с армией и верхними эшелонами мира политики оказалось весьма непросто. Очевидно, это никогда не было легким делом; неоспоримый факт, что на флоте люди больше занимались своим делом — при полном отсутствии вероломства и упрямства, необходимых для свержения армии и Коноэ, или использовании трюков, когда надо надо силой повернуть ход событий в нужном направлении. Критиковать за это флот — все равно что сетовать на горбатого, его лишь могила исправит, и все же с высоты сегодняшних знаний у рядового человека неизбежно возникает недовольство.
Члены флотского «левого крыла», несомненно, относились критически, даже очень критически, к самому Коноэ. Общее впечатление от Коноэ — высокая образованность, социальное положение как члена одной из благороднейших семей нации, относительная молодость — свидетельствовало: человек освежит политическую сцену. Но никто из лидеров флота не имел таких иллюзий. Контр-адмирал Такаги Сокичи даже описывает Коноэ (предположительно после поражения в войне и его смерти) как «слабого духом и нерешительного в делах», а контр-адмирал Инуэ Сигейоси язвительно замечает: «Я поражался тому, что человек, который в армии не дослужился бы до чина выше майора, оказался на посту премьер-министра».
«Коноэ из тех людей, — добавляет он, — которые стараются что-то делать и, если вдруг не выходит так, как они надеялись, бросают все и впадают в уныние. Он избегал личной ответственности, настраивая людей друг против друга. В таких вопросах, как подписание Трехстороннего пакта и объявление войны Америке, он считал, что, пока позволяет флоту высказывать свое мнение, может быть спокоен — любые неудачи можно скинуть на флот. Когда говорят об ответственности за развязывание войны, всегда произносят имя Тодзио, и это верно, но все-таки, проследив истоки событий, убеждаешься, что семя зла посеяно принцем Коноэ».