Адмиралы России. Гордость Императорского флота
Шрифт:
12 ноября, встревоженный приближением русской эскадры и блокадой, Осман-паша доносил в столицу:
«Шесть русских линейных кораблей, корвет и два парохода постоянно находятся в открытом море близ порта; они то ложатся в дрейф, то лавируют. От шести до восьми фрегатов и два парохода по самым верным сведениям были видны на высоте портов Бартин и Амастро. Во всяком случае большой неприятельский военный порт находится не далеко. Его эскадра может получить подкрепление и атаковать нас при помощи брандеров. Таким образом, если мы не получим подкрепление и если такое положение продлится еще несколько дней, то это значит, что нас Бог бережет, — Императорский флот может подвергнуться разгрому».
Осман-паша, зная медлительность султанского правительства, намеренно сгущал краски и удвоил силы противнику. Но даже в таком виде донесение не возымело действия. Диван после обсуждения решил не торопиться с отправкой подкреплений, считая положение эскадры прочным под прикрытием береговых батарей.
Интересно, что британский посол в Константинополе Стрэтфорд Рэдклиф уже 13–14 ноября получил сведения, что русская эскадра из корабля, 7 фрегатов и парохода несколько дней крейсирует у Синопа. О донесении Осман-паши он узнал 17 ноября, но не принял мер для помощи экспедиции. Возможно, это был политический ход, чтобы вовлечь Россию в войну с Англией, но очень может быть, что англичане невысоко ставили Российский флот. Во всяком случае, они не предполагали полного разгрома турок.
Совершенно иной оказалась реакция российского командования. Еще 7 ноября, не получая после 29 октября известий от Нахимова, A. C. Меншиков послал пароходы «Одесса» и «Громоносец», но оба не достигли цели и вернулись в Севастополь 11-го и 14 ноября соответственно. Когда 11 ноября Новосильский прибыл в Севастополь, Меншиков остался недоволен тем, что его эскадра сразу же после донесения «Кагула» не пошла на помощь Нахимову; на другое утро Новосильский вышел в море с 5 кораблями, но 2 из них из-за течи вернулись, и 16 ноября к эскадре у Синопа присоединились 3 120-пушечных корабля («Париж», «Три Святителя», «Великий князь Константин»), сразу более чем удвоив ее силы. Еще ранее к эскадре прибыл вызванный с поста «Кагул». 17 ноября подошел фрегат «Кулевчи». Он доставил два предписания Меншикова, который в соответствии с высочайшим повелением (не трогать турецкие приморские города, стараться истребить неприятельский флот в море и отрезать сообщение Константинополя с Батумом) указал Нахимову по возможности щадить Синоп при уничтожении эскадры, чтобы не дать повода англо-французскому флоту войти на Черное море. Это предписание, излагающее уведомление Министерства финансов от 23 октября, не смогли доставить «Одесса» и «Громоносец». Во втором предписании Меншиков сообщал о появлении 3 турецких эскадр в море и выражал уверенность, что одна из них уже уничтожена Нахимовым. Такие предписания развязывали муки адмиралу, располагавшему достаточными силами для атаки.
Тем временем «Эней» 13 ноября доставил в Севастополь донесение от 11 ноября о большей эскадре в Синопе. Немедленно был отправлен фрегат «Кулевчи». Вместо «Бессарабии» пошел «Владимир», но пароходофрегат из-за повреждения машины 14 ноября вернулся на буксире парохода «Херсонес», шедшего из Сухум-Кале. Следовательно, до начала сражения эскадра Hахимова не могла получить ни одного парохода. Однако 15 октября вернувшийся из Николаева в Севастополь В. А. Корнилов поторопил ремонт и 17 ноября с пароходами «Одесса», «Херсонес», «Крым» вышел и море, чтобы успеть к завершающему этапу Синопского сражения, «Громоносцу» после ремонта также следовало идти к Синопу. С пароходами шло предписание A. C. Меншикова от 17 ноября, подтверждающее приказ об уничтожении неприятельской эскадры и предлагающее после того идти к восточному берегу Черного моря «для нравственного действия на горцев и наших мусульман». Наконец, 20 ноября из Севастополя вышел отремонтированный корабль «Храбрый»; пострадав от шторма, он прибыл к Синопу слишком поздно, прошел в поисках Нахимова мимо Трапезунда до Сухум-Кале и 8 декабря вернулся в базу.
Итак, характер предписания еще раз узаконивал атаку Синопа, на которую адмирал решился уже 17 ноября.
Синоп
Синоп с древних времен являлся портом на торговых путях вдоль берегов Анатолии благодаря хорошей якорной стоянке, прикрытой от северных ветров гористым полуостровом Боз-Тепе. К середине XIX века значение Синопа уменьшилось, но торговля лесом и судостроение поддерживали существование города, насчитывавшего 10–12 тысяч жителей. Турецкую часть на перешейке между полуостровом и материком окружала крепостная стена; восточнее крепости располагался греческий квартал. Перед городом в бухте сохранились остатки молов, прикрывавших ранее гавань и судоверфь в районе греческого предместья.
Кроме крепостных стен, Синоп с юга обороняли 6 батарей: на мысе Боз-Тепе № 1 из 6 пушек, № 2 из 12 орудий между мысом и ущельем реки Ада-Киой, № 3 из 6 орудий — в полумиле (километре) западнее, № 4 из 8 орудий — у греческого предместья, № 5 из 6 орудий — против турецкой части города и шестиорудийная № 6 на мысе Киой-Хисар; прислуга батарей из 400–500 человек квартировала в деревушке Киой-Хисар. Приближающимся кораблям противника перед атакой следовало обогнуть гористый полуостров; с его высот можно было издалека заметить неприятеля и приготовиться к отражению атаки. Нападающим, входившим в бухту вдоль северного берега, предстояло проходить мимо всех батарей и пострадать от их огня. Как будет видно из дальнейшего, принятый план атаки Синопа исключил участие в бою батарей № 1 и 2, то есть более трети (18 из 44) орудий. Из оставшихся 26 орудий (по другим данным, 24) только 3 были 68-фунтовыми, остальные — 18-фунтовыми, слабыми для разрушения корпусов линейных кораблей. А. Слейд утверждал, что пушки эти в большинстве устарели; среди них были даже средневековые генуэзские. Тем не менее они располагались на высоте 10–13 метров, на уровне верхних палуб кораблей, их защищали земляные укрепления. Малоразмерные цели на берегу было трудно поразить из гладкоствольных пушек, стрелявших с качающихся платформ в дыму. Кроме того, батареи могли стрелять калеными ядрами, вызывающими пожары на деревянных кораблях. Если учесть, что в то время одно орудие на берегу считали равноценным нескольким корабельным, а за пять лет до синопских событий, в 1848 году, 4 датских береговых орудия потопили один и заставили сдаться второй неприятельский боевой корабль, батареи у Синопа следовало считать эквивалентными 1–2 линейным кораблям.
Основной целью атакующих и главной силой обороняющихся являлась эскадра вице-адмирала Осман-паши, состоявшая из 7 фрегатов, 3 корветов, 2 пароходов и 2 транспортов. Кроме того, на рейде стояли 2 турецких торговых судна и ионическая шхуна.
Осман-паша, готовясь к бою, расположил фрегаты и корветы на якорях вблизи пятисаженной (десятиметровой) отметки глубин традиционным полумесяцем, оставив в центре разрыв для стрельбы батареи № 5; береговые батареи обеспечивали и фланги боевого порядка. Приближающаяся атакующая эскадра неминуемо попадала под перекрестный огонь кораблей и батарей. Близкое расположение от малых глубин исключало охват боевой линии со стороны берега и позволяло отводить к мели поврежденные фрегаты. Если бы легкие суда противника пытались взять турок в два огня, они оказались бы зажаты между кораблями и батареями. Пароходы, транспорты и торговые суда стояли за боевой линией.
Критики считали, что принятое Осман-пашой построение неудачно, ибо корабли якобы мешали стрельбе береговых батарей. Было высказано даже мнение, что стоило поставить эскадру в стороне от города, чтобы исключить его разрушение в случае боя и позволить батареям вести более свободный продольный обстрел русских кораблей. Высказывалось также не раз мнение о том, что следовало часть пушек бортов, обращенных к берегу, перевезти на берег и усилить ими батареи. 32-фунтовые пушки в бою могли конкурировать с артиллерией линейных кораблей. Английские эксперименты показали, что 32-фунтовая пушка, заряженная двумя ядрами, способна с расстояния 360 метров пробить борт линейного корабля насквозь. В этом случае, несомненно, повреждения и потери русской эскадры были бы значительно больше. Но мог ли турецкий адмирал пойти на такой шаг?
Осман-паша имел вполне определенные инструкции и был готов выйти в море к берегам Кавказа, где предстояло высадить войска и выгрузить вооружение для возбуждения восстания горских племен против российского самодержавия. Он и эскадру построил носом к выходу из бухты, чтобы при благоприятных условиях продолжить плавание на восток. Вице-адмирал сообщил в Константинополь и о приближении эскадры П. С. Нахимова 11 ноября, и о соединении эскадр в виду Синопа. Однако турецкий диван, вероятно, не мог поверить в безрассудство русского командования, решающегося атаковать турецкие корабли в порту вопреки угрозам англо-французской дипломатии. Иностранные газеты сообщали, что Осман-паше была обещана помощь, когда улучшится погода; до того эскадре было приказано оставаться в бухте. Не исключено, что британский посол, имевший значительное влияние на правительство султана, как сторонник войны с Россией мог рассчитывать, что эскадра в Синопе станет приманкой, которая даст предлог английской дипломатии для решительных действий. Возможно, именно поэтому Стрэтфорд Рэдклиф считал своим успехом то, что отговорил турок от предложенного А. Слейдом замысла отправить в Синоп на зимовку линейные корабли. Характер турецкой дисциплины, ограничивавшей возможность проявления инициативы, и фатализм турок стали дополнительными причинами бездеятельности турецкого командования перед лицом грозной опасности, что облегчало задачу русской эскадры.
Располагая вполне определенным предписанием уничтожить турецкую эскадру, обнаруженную в Синопе, вице-адмирал Нахимов к 17 ноября располагал 6 линейными кораблями и 2 фрегатами. Правда, он не получил ни одного парохода, но опасность появления крупных турецких или тем паче англо-французских сил требовала поторопиться и воспользоваться своим превосходством при первом удобном случае.
Следовало до предела уменьшить время сближения эскадры с неприятелем, чтобы сократить потери. Для этого Нахимов намеревался атаковать двумя колоннами центр неприятельской боевой линии. Так практиковалось на учениях Черноморского флота летом 1853 года, когда корабли двумя колоннами, с фрегатами позади, «атаковывали» Севастополь. Намереваясь уничтожить противника, вице-адмирал предполагал из колонн одновременно развернуть веером все корабли и поставить их на шпринге в 300–400 метрах от вражеской боевой линии, на расстоянии эффективного огня всех калибров орудий, в том числе и наиболее мощных, еще не опробованных в бою бомбических пушек.