Адольф Гитлер. Жизнь под свастикой
Шрифт:
«Гнилой» австрийской, французской или британской демократии Гитлер противопоставлял «германскую демократию», которая, по его мнению, заключалась в «свободном выборе вождя с обязанностью для последнего — взять на себя всю личную ответственность за свои действия. Тут нет места голосованию большинства по отдельным вопросам, тут надо наметить только одно лицо, которое потом отвечает за свои решения всем своим имуществом и жизнью. Если мне возразят, что при таких условиях трудно найти человека, который посвятит себя такой рискованной задаче, то я на это отвечу:
— Слава богу, в этом и заключается весь смысл германской демократии, что при ней к власти не может прийти первый попавшийся недостойный кандидат и моральный трус — громадность ответственности
Этот «фюрер-принцип» при Гитлере был возведен в абсолют и не ограничивался более никакими парламентскими, партийными или сословно-классовыми «сдержками и противовесами». И, отдадим Гитлеру должное, он сдержал обещание и ответил за крах своего «прыжка к мировому господству» собственной жизнью и имуществом, как и обещал. Ведь по иронии судьбы никто из родственников фюрера так и не смог вступить в права наследования, и личное завещание Гитлера (впрочем, как и политическое) не было выполнено.
Фюрер был убежден, что, «раз создается такое положение, которое угрожает свободе или даже самому существованию народа, — вопрос о легальности или нелегальности играет только подчиненную роль. Пусть господствующая власть тысячу раз божится «легальностью, а инстинкт самосохранения угнетенных все равно признает, что при таком положении священным правом народа является борьба всеми средствами.
Только благодаря этому принципу были возможны те великие освободительные битвы против внутреннего и внешнего порабощения народов на земле, которые стали величайшими событиями мировой истории.
Человеческое право ломает государственное право.
Если же окажется, что тот или другой народ в своей борьбе за права человека потерпел поражение, то это значит, что он был слишком легковесен и недостоин сохраниться как целое на земле. Вечно справедливое провидение уже заранее обрекло на гибель тех, кто не обнаружил достаточной готовности или способности бороться за продолжение своего существования.
Для трусливых народов нет места на земле».
Гитлер подчеркивал: «Грехи против крови и расы являются самыми страшными грехами на этом свете. Нация, которая предается этим грехам, обречена».
Государство, по Гитлеру, должно стать средством «сохранения и дальнейшего развития коллектива одинаковых в физическом и моральном отношениях человеческих существ».
Смешение рас ослабляет государство и ведет его к гибели. По мнению Гитлера, «рядом живущие, но не вполне смешавшиеся друг с другом расы и остатки рас не умеют должным образом объединиться против общего врага. С этим связано то свойство, которое у нас называют сверхиндивидуализмом. В мирные времена это свойство иногда может еще быть полезно, но если взять эпоху в целом, то приходится констатировать, что из-за этого ультраиндивидуализма мы лишились возможности завоевать мировое господство».
Национал-социалисты критиковали культуру Второй империи, которая будто бы и привела страну к катастрофе в 1918 году. Гитлер писал в книге «Моя борьба», имея в виду культурные явления модерна и декаданса: «Худшая черта нашей культуры в довоенные годы заключалась не только в полной импотенции художественного и общекультурного творчества, но и в той ненависти, с которой стремились забросать грязью все прошлое. Почти во всех областях искусства, особенно в театре и в литературе, у нас на рубеже XX века не только ничего не творили нового, но прямо видели свою задачу в том, чтобы подорвать и загрязнить все старое. Направо и налево кричали о том, что такие-то и такие-то великие произведения прошлого уже «превзойдены», как будто в самом деле эта ничтожная эпоха ничтожных людей способна была что бы то ни было преодолеть».
Как созвучна эта сентенция сетованиям российских патриотов рубежа XX и XXI веков о том, что поливают грязью российское и особенно советское прошлое. Большинство из ревнителей непорочной чистоты отечественной истории наверняка даже и не подозревают, кому они невольно подражают.
Насчет же того, что советская система была гораздо то-тальнее германской, хорошо написал один из соратников генерала Власова — Вильфрид Штрикфельдт: «И нацистский режим стремился к тоталитарной, всеобъемлющей власти, но она еще не достигла дьявольского совершенства сталинизма. В Третьем Рейхе все же сохранялись какие-то основы старой государственной и общественной структуры; еще не были задушены полностью частная инициатива и частная собственность; еще было возможно работать и жить, не завися от государства. Немцы еще могли высказывать свое мнение, если оно и не сходилось с официальной догмой, могли даже до известной степени действовать так, как считали лучшим. Хотя партийное давление и увеличивалось все более ощутимо... но эта форма несвободы в Германии оценивалась подавляющим большинством бывших советских граждан мерками сталинского режима насилия и поэтому воспринималась все же как свобода. И в этом была большая разница между нами».
При Гитлере примат государства во всех сферах достиг невиданных в германской истории размеров. Только в Советском Союзе степень огосударствления жизни была выше. В книге «Моя борьба» по этому поводу утверждалось: «Государство не имеет ничего общего с конкретной экономической концепцией или развитием... Государство является расовым организмом, а не экономической организацией... Внутренняя сила государства лишь в редких случаях совпадает с так называемым экономическим процветанием; последнее, как свидетельствуют бесчисленные примеры, очевидно, указывает на приближающийся крах государства... Пруссия с исключительной наглядностью подтверждает, что не материальные средства, а лишь идейные ценности позволяют создать государство. Только при их наличии может благоприятно развиваться экономическая жизнь. Всегда, когда в Германии отмечался политический подъем, экономические условия становились первостепенной заботой народа, а идейные ценности отходили на второй план, государство разваливалось и вскоре возникали экономические трудности... До сих пор никогда в основе государства не лежали мирные экономические средства...»
В 1933–1945 годах проповедь «немецкой исключительности» перешла в Германии все возможные пределы. Начало было положено Гитлером, в книге «Моя борьба» призывавшего: «Давайте воспитывать немецкий народ с самого раннего возраста в чувстве исключительного признания прав своего собственного народа, давайте не развращать уже с детских лет нашу молодежь, давайте освободим ее от проклятия нашей «объективности» в таких вопросах, где дело идет о сохранении своего собственного «я». Тогда в кратчайший срок мы убедимся, что и немецкий католик по примеру католиков Ирландии, Польши или Франции остается немцем, остается верным своему народу».
Чувство исключительного признания собственных прав немецкой нации стоило ей миллионов, а всему человечеству — десятков миллионов погибших. И здесь слова Гитлера очень напоминают проповедь национальной исключительности в других странах мира, в том числе в России.
Позднее, в 30-е годы, Гитлер говорил Герману Раушнингу: «Я никогда не соглашусь, чтобы другие народы были равноправны с немецким, наша задача — поработить иные народы. Немецкий народ призван дать миру новый класс господ.
Буржуазия сыграла свою роль... Но и у этих исторически уполномоченных «верхних слоев», у этого календарного дворянства (сведения о дворянских родах заносились в исторические календари. — Б. С.), у этих выродившихся потомков древних аристократических родов осталась только одна задача — «красиво умереть»... Новые «верхние слои» создают, и есть только одно средство для их создания: борьба. Отбор нового класса вождей — вот моя борьба за власть. Кто признает меня, тот призван — уже потому, что он меня признает... Великое революционное значение нашей долгой, упорной борьбы за власть, что в ней родится новый класс господ, призванный руководить судьбами не только немецкого народа, но и всего мира...