Шрифт:
Я не приму корону до тех пор, пока не пойму: человек ли развращает власть, или власть – человека.
Сказание
Последний поход Тристрама
…Жил в юго-восточной Логрии отважный рыцарь Тристрам, и среди всех воителей Круглого Стола не было равных ему ни в храбрости, ни в силе, ни в доблести, кроме одного только Ланселота, славнейшего из славных. Служил, однако, храбрый Тристрам не Артуру Пендрагону, верховному королю Логрии. Меч его принадлежал Марку, правителю Гитина, дальнему родичу артуровой супруги Гвиневер…
Так обыкновенно начинаются легенды об этом великом рыцаре, чья история наверняка известна многим достаточно хорошо, чтобы лишний раз к ней не возвращаться. О рыцаре, чье имя, наряду с именем жены короля Марка, златокудрой Изельде, давно стало нарицательным. И обозначают два этих имени, произнесенные вместе, одновременно несколько видов любви – и пьяняще-счастливую, и грустную неразделенную, и губительную для обоих.
Но здесь речь не об этом.
…Не раз король пытался избавиться от своего верного, но слишком могучего вассала, отправляя его свершать все новые и новые подвиги, однако доблестный рыцарь
Так говорили о Марке и Тристраме. Так некогда говорили в древней Элладе о микенском ванакте Эврисфее и Геракле. Так, возможно, говорили о самом Артуре Пендрагоне и Ланселоте Озерном. Так могли бы сказать даже о римском диктаторе Сулле Счастливом и юном Гае Кесаре из рода Юлиев. Люди часто любят строить сомнительные аналогии, особенно когда для этого нет никаких оснований.
Но здесь речь, опять же, не об этом.
Здесь – о том, что обыкновенно сказителями упоминается с крайней неохотой и вскользь. О том, как и почему погиб славный Тристрам. Точнее, почему он был обречен погибнуть, ведь чья именно рука и в какое именно место нанесла удар – важно только для любителей совершенной исторической точности, а в легендах как раз ей-то и не место.
Итак, если мысленно перенестись немного назад, в год 524-й по христианскому летосчислению – пускай сей календарь и не в ходу у западных гэлов, ни тогда, ни теперь, – можно услышать нечто интересное. Конечно, если знать, где и как слушать…
Было их двое на этой земле, лишь двое – она и он.Было их двое: она – во мгле, он – светом и тьмой рожден.Мглистой прохладой ласкали глаза под темным златом бровей,И если ее проливалась слеза – он кровью платил своей.Но пока его не узнает она —ее не узнает он.И черная встала меж ними стена,чье имя – Морхальт-дракон.Было их двое на острове том, в броне, что темна как ночь.И только один, человек иль дракон, уйдет невозбранно прочь.Было их двое, остался – один. Весь в ранах и без меча,Черной заре путь закрыл паладин, прогнавший из глаз печаль.И тогда могла бы понять она,зачем он ушел из тьмы.Но кровавая взмыла над ними волнаартуровой войны.Было их двое пред Круглым Столом, красный дракон Пендрагон —И рыцарь, что спас Камелота престол, клыком кабана уязвлен.Было их двое, вассал и король. Король – и чужой вассал.Каждый из них отыграл свою роль, и полдень багряным стал.Хоть другой ласкает тело ее,она мыслью была лишь с ним.Но напоено ядом седое копье —и не жить уже вместе им.Было их двое, король и вассал. И отдал король приказ:«Белый саксонский дракон восстал и грозою идет на нас.»На север уехал в далекий поход рыцарь из Лионесс…Месяц прошел, и полгода, и год. И все не приходит весть.Жены привычны своих ждать мужей,а девы – своих женихов,Неспешно ведя счет оставшихся днейи свой защищая кров…Было их двое, и белый дракон со стяга рычит на дождь.Хенгист, что саксов наследовал трон, и Хорса, военный вождь.Было их двое, драконьих детей, что вышли наперерезБелому вестнику смерти своей, Тристану из Лионесс…А старый дракон, что остался жить,уж с югом войны не вел.Лишь поклялся убийце за все отплатить,и в зимнее небо ушел…Слухи ходили от северных скал до ласковых южных морей,Слухи о битве, в которой металл был мягче, чем крылья фей,Оба ль они там конец свой нашли, или один – как узнать?Или сошлись – и потом разошлись, властные сами решать?Но она верила в лучший удел,и год за годом ждала,Что небо пришлет соловьиную трель,и спрыгнет рыцарь с седла…Слухи сказаньями стали потом, мифами, детской мечтой.Каждый желает, чтоб звался «дракон» сраженный его рукой.Каждый желает, чтоб любящий взгляд (пускай и чужой жены)Встречал, когда он возвратится назад с очередной войны…Дикий яблонев цвет, и ладья без весла,и безмолвный хрустальный грот.Далеко-далеко с ним Исильд уплыла,и дракон больше их не найдет… [1]1
Автор оригинальной «Песни Безумного Менестреля» – Роберт Эрвин Говард; с английского перевел Кайл Иторр, он же автор всех остальных стихов в тексте.
…Тристрам так и не вернулся в Гитин. Одни говорили, что белорукая Изельде, саксонская принцесса и колдунья, всадила меж ребер рыцаря осиновый кол, чтобы выбить из его сердца любовь к Изельде Златокудрой, освобождая там место для себя. Другие уверяли, будто Тристрам победил и белого дракона саксов, после чего, смертельно раненный, улегся в ладью без руля и ветрил, и отплыл на волшебный Авалон в ароматах яблоневого цвета. Третьи мрачно сообщали, что непобедимый герой Тристрам был ранен священной реликвией саксонских королей, золотым копьем, истинное острие которого в старые времена сделали не из железа и не из бронзы, а из ядовитых львиных когтей; Тристрам разметал саксонскую армию, устранив нависшую над Логрией угрозу великой войны с северными врагами, а после – умер от ран. Четвертые же – потешались над ними над всеми, напоминая, что Изельде Златокудрая, тот самый символ «вечной любви» Тристрама, прожила с Марком Гитинским еще семь лет и померла родами, ни разу не вспоминая о существовании какого-то там рыцаря…
Так о Тристраме рассказывали не барды и менестрели. Так рассказывали люди, обычные люди, которые знали и уважали легенды, но не стремились сами творить их. Люди эти не пытались убедить ни самих себя, ни других, что слова их непременно будут услышаны и восхвалены грядущими поколениями. Они даже не пытались выдать свои повествования за чистую правду, которая-де противоречила легендам, созданным по заказу владык.
Они просто рассказывали байки.
…Говорили еще, будто Артур Пендрагон, прослышав о предательском деянии Марка и гибели Тристрама, приказал Вивиане, Хозяйке Озера, наложить проклятье на всех виновных. Однако волшебница отказала владыке Логрии, ибо виновные, по ее словам, покарали себя сами.
– А последнюю кару, – добавила она, когда король ее уже не слышал, – свершит меч Тристрама, восстав из тьмы и пламени во имя спасения того, что назовут любовью…
Вместо пролога
Рука Ноденса
Этот край стал единой державой довольно давно. Когда Бран, Аларик и остальные вожди Большой Орды, сокрушив предпоследние легионы защитников италийской столицы некогда могучей Империи, занимались много более важным делом, чем собственно планирование предстоящего сражения – а именно, договаривались, кому какие кварталы Великого Города потрошить, дабы не создавать ненужных междоусобиц до полной и окончательной победы, – так вот, в эти исторической важности дни младший кентурион гастатов Лотар поднял мятеж против богоравного кесаря (тому, впрочем, уже было все равно) и увел около двух сотен солдат Альпийского легиона на северо-запад. Сам по рождению горец из Урия, Лотар сумел провести их сквозь ущелья, где под обвалами не раз гибли целые когорты (разумеется, не без помощи коренных жителей альпийских нагорий, которые любили развлечения для изображать скальных духов, злобных и кровожадных). Легионеры Лотара без особого труда захватили с полдюжины поселений восточных гэлов и укрепились там.
Этот случай никак не стал бы зародышем новой державы, первого детища умирающей Империи, не втрескайся Лотар по уши в старшую дочку местного друида, Морврин МакКолль. Легионеры часто выдвигались вглубь Галлии, и поначалу их походам всякий раз сопутствовал успех – и всякий раз гэлы, в обычное время живущие раздробленными кланами, если не вовсе отдельными родами или семьями, заключали военный союз «пока имперцы не закончатся» и дружно вышибали захватчиков.
По непонятной причине знаменитый принцип «Divide et umpera» на гэлах срабатывал плохо. То есть он работал прекрасно, покуда речь шла о надежной защите рубежей Pax Mediterrania: не столь трудно было, заранее прощупав почву, подкупить или задобрить кланы, враждебные тому вождю, который как раз планировал пробиться в Империю и всласть там покуролесить, – после такого в доме потенциального грабителя начиналось примерно то же самое, и ему более было не до вторжений. Но когда речь заходила о захвате чужой земли – земли, которую варвары-гэлы невесть почему считали своей, – бесполезны становились и угрозы, и посулы, и подкупы. Оставалось только говорить языком igni et ferro, языком силы.
Варвары уступали победоносному воинству Pax Mediterrania в основных разделах военной науки, среди них отродясь не бывало ни латинских tactici, [2] ни эллинских strategos. И тем не менее, понятия не имея о тонкостях военной науки, ремесло военное гэлы знали отменно – то есть умели драться. К тому же они превосходили легионеров числом, да и клинки вождей и лучших воителей гэльских кланов обыкновенно бывали получше мечей имперской ковки. А уж что касаемо доблести – даже женщины и дети варваров, когда нужно, брались за оружие, и ненамного отставали в сражении от своих мужей, братьев и отцов…
2
Ab initio – изначально.
Aether interrealis – Эфир меж-реальный.
Anno Domini – досл. «Господа нашего»; (год) после рождества Христова.
Apage, Malefici! – Изыди, Малефик!
Ave Domini, immortalis te salutat! – Бессмертный приветствует тебя, Господь!
Bestia gehennae – зверь (из) геенны.
Bestiarium Irreales – Бестиарий Нереальных.
Causalia congruentis – причинность гармонирующая (совпадающая).
Chaos aeternum – вечный хаос.
Chartea – карта, также – сводная таблица-график.
Colpa! – Рази!
Cum di benedicto, Wilfrid – Благослови тебя (Бог), Вильфрид.
Descentio in Gehennah – Сошествие в Геенну.
Divide et umpera – Разделяй и властвуй.
Dux bellorum – досл. вождь войны: верховный военачальник.
Gehennah – Геенна.
Igni et ferro – огнем и мечом (досл. огнем и железом).
In nomine Patris et Filii et Spiritus Sancti et in Nodentes Fatifacto – Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, а также Ноденса Определяющего Судьбу.
In nomine Uni mori sanctum est – досл. «Во имя Единого умереть свято есть»; свят погибший с именем Единого.
Inquisitio Sanctum – Святое Расследование.
Invictus – Непобежденный.
Is fesit cui prodest – Сделал тот, кому (это) выгодно.
Latina vulgata – латынь черни/толпы.
Librum Pugnarum – Книга Битвы.
Malefici – досл. злодеи, злоумышленники; колдуны.
Maleficos non patieris vivere – Колдунам не позволяй существовать.
Malleus Maleficorum – Молот Злодеев.
Mundus Infernus – Нижний Мир.
Pater noster qui es in caelis – Отче наш, иже еси на небеси.
Pax huic mundo – Мир сему миру.
Pax Mediterrania – Мир (Империя) Средиземноморья.
Pax Romana – Мир (Империя) Рима.
Requiem aeternam dona me, Une, et obscuritas perpetua edeat me – Вечный покой дай мне, Единый, и да поглотит меня бесконечная тьма.
Requiescatis in pacem, Rex Lorraines – Покойся с миром, король (владыка) Лоррейна.
Spititus – 1) дух; 2) спирт.
Terra Gehennae – Земля Геенны
Vade retro, Lazarus! – Лазар! поди вон!
Venefici non retinebintur in vita – Отравителей не оставляй в живых.
Ну так вот, став женихом этой девчонки, Морврин, имперский захватчик и узурпатор Лотар чуть ли не в одночасье обратился для гэлов в их родича. Нет, с родичем драться оно конечно можно, внутриклановые усобицы случались едва ли не чаще, чем стычки между кланами, – но для такой драки никому и в голову не придет просить у соседа поддержки! Родня промеж себя сама разберется, в этом обычаи гэлов не расходились с имперскими порядками.
…Ну а дочка друида уродилась весьма неглупой особой и вскорости нацепила на Лотара ошейник, предоставив бывшему кентуриону считать, что это он тут командует. И поскольку все дружно согласились, что плохой мир будет правильнее хорошей ссоры, между чужаками-имперцами и гэлами медленно начало устанавливаться нечто вроде добрососедских отношений, а там и до дружбы недалеко.