Адриан Моул: Годы капуччино
Шрифт:
К нам подскочила Мейвис:
– Пандора, последние опросы на выходе с участков ужас как расчудесны.
Она протянула Пандоре лист бумаги, на который та мельком глянула и, смяв, швырнула в мусорную корзину.
– Сгоняю-ка я домой, – сказала Пандора, положила мне на плечо руку с длинными красными ногтями и добавила: – Чудненько, что повидались, прелесть моя.
– Не смей называть меня «прелесть», Пандора, – отрезал я. – Мы знакомы с тринадцати с половиной лет. Я терзался в твоей кладовке, когда ты жила втроем с мужем-гомосексуалистом и культуристом-дислектиком. Мне известны все твои тайны.
– Ах, прости, – сказала Пандора. – Из-за предвыборной
Я оттащил маму от Ивана Брейтуэйта и его дурацких, словно вылепленных из пластилина, бакенбард, и мы поехали к нашей первой клиентке – старухе по имени Ида Пикок, чье жилище насквозь провоняло дохлыми кошками. Ида Пикок ковыляла, опираясь на палочку. Она поведала мне, что Тони Блэр подарит ей две новые шейки бедра. Второй клиенткой была Мейбел Д'Арси, чей прапрадед служил офицером на «Титанике» и выжил.
Мейбел Д'Арси похвалялась своим происхождением, пока Ида Пикок не сказала:
– Офицер, как истинный джентльмен, обязан был пойти ко дну вместе с кораблем.
Больше они друг с другом не разговаривали.
Последним нашим пенсионером оказался старичок по имени Гарри Уортингтон. Он известил нас, что уже неделю не выходил из дома. А мама посочувствовала, что бедняжка так одинок. Мистер Уортингтон надменно ответствовал, что он вовсе не одинок, недавно влюбился и теперь большую часть времени проводит в кровати вместе с новой подружкой Алисой Поуп. Ида Пикок и Мейбел Д'Арси хихикали, как девчонки, и бросали на Гарри восхищенные взгляды. Старикану семьдесят девять, а ведет себя так, точно он Хью Грант. Впрочем, волосы у него густые, а усы пушистые. Я спросил его, почему его подружка Алиса не голосует, и старый ловелас ответил, что она анархистка и не верит в институт власти. Я заинтересовался и захотел уточнить, кто станет чинить канализацию в том крайне маловероятном случае, если победят анархисты Алисы Поуп. Старикан ответил, что Алиса Поуп не верит и в канализацию. А я указал ему, что канализация – важнейшее достижение цивилизации. Неудивительно, что Гарри Уортингтон неделю не вылезал из постели. Судя по его словам, эта Алиса Поуп – настоящее животное.
У избирательного участка, расположенного в школе Рози, я помог Мейбел выбраться из машины, и тут выяснилось, что она поддерживает сэра Арнольда Тафтона.
– Он был такой душка, когда мой дом ограбили, – пролепетала она.
– Неужели поймал грабителя и вернул украденное? – спросил я с напускной наивностью.
– Нет-нет, но сэр Арнольд сказал, что если бы был министром внутренних дел, то отрубал бы ворам руки, – ласково ответила Мейбел.
– Доктор Пандора Брейтуэйт весьма сильна по части преступления и наказания, – заметил я.
Я не солгал. Пандора изучала шедевр Достоевского, готовясь к школьному экзамену повышенного уровня, и получила высшую оценку.
Пока Мейбел ковыляла по дорожке, ведущей к школе, я пытался промыть ей мозги, чтобы она изменила свои недостойные политические пристрастия. Пришлось даже пойти на явную ложь: сказать, будто Пандора – кровная родственница Уинстона Черчилля и является членом аристократического охотничьего клуба «Куорн». Более того, наврать, что Пандора тяжким трудом зарабатывает себе на хлеб насущный. Уж не знаю, был ли толк от моих стараний, – за кого проголосовала старая ведьма, не имею ни малейшего представления.
Гарри Уортингтон оказался ярым поклонником Пандоры; больше всего его восхищали «шаловливые губки, восхитительные грудки» и ножки, «как у Сид Чарисс».
Ида Пикок голосовала за Пэдди Эшдауна, потому что «он военный».
– Разве вас не смущает его предполагаемый адюльтер? – спросил я.
Ида улыбнулась, показав восьмидесятиоднолетние зубы.
– Все красотки любят моряков! – пропела она скрипуче.
Гарри Уортингтон подхватил песенку, а на всем обратном пути к своему пенсионерскому домику распевал отвратные куплеты «Я снова тебя увижу». Отвратность куплетов усиливалась дребезжащим вибрато и нелепым акцентом в духе Ноэля Кауарда. [7] Я был рад распрощаться с ними всеми.
7
Английский драматург, актер и композитор (1899–1973), его пьеса «Интимная жизнь» считается шедевром английской драматургии XX в.
Когда-то мне уже портил кровь один пенсионер, звали его Берт Бакстер. Берт был вонючим коммунякой, держал восточноевропейскую овчарку по кличке Штык и питал омерзительное пристрастие к свекле (Берт, не псина). Он вынуждал меня на такие неприглядные труды, как стрижка окаменевших ногтей на его гнусных ногах или закапывание разложившегося собачьего трупа в спекшуюся землю посредством совка для угля. Берт умер два года назад. Глубина моего горя весьма поразила меня, хотя должен признаться, что в первый момент я испытал чувство непомерного облегчения от того, что больше мне не придется стричь жуткие Бертовы ногти. Берт Бакстер был самым старым и самым скандальным жителем Лестера. Мы с Пандорой присутствовали на его 105-м дне рождения, когда у него брали интервью в богадельне «Солнечный дом». Рядом с Бертом тогда толпились лорд-мэр, супруга лорд-мэра, старичье из богадельни, обслуга из богадельни и друзья. Репортерша, некая Лиза Барроуфилд, молодая особа в розовом костюме, попыталась пресечь восторженные замечания Берта по поводу ее грудей (насколько мне помнится, в действительности груди ее не были такими уж выдающимися: чуть больше апельсинов сорта «джаффа», но гораздо меньше грейпфрутов из супермаркета «Маркс и Спенсер»),
Лиза Барроуфилд тогда спросила:
– Берт, вам исполнилось сто пять лет. Чему вы обязаны столь долгой жизнью?
Бедной Лизе пришлось задать этот вопрос четырнадцать раз, но каждый раз в ответ она слышала нечто невообразимое. Когда лорд-мэр и супруга лорд-мэра незаметно ретировались, бедная Лиза позвонила своему шефу и спросила, что же ей делать. Шеф велел бедной Лизе записать всю болтовню Берта, а уж они потом «хорошенько отредактируют».
Следующим вечером меня постигло глубочайшее разочарование в отечественном телевидении. Берта отредактировали в безобидного и даже приятного старичка. Привожу для истории один из настоящих ответов Бакстера.
ЛИЗА. Берт, вам исполнилось сто пять лет. В чем секрет вашего долголетия?
БЕРТ БАКСТЕР. А то, курю-то я с детства! Шестьдесят папиросин «Вудбайнз» за день небось оздоровили мои легкие. И трусцой я отродясь не бегал, и всяким этим хреновым спортом не занимался, и ни разу не лег спать трезвым, поэтому и спал всегда хорошо. А в войну тыщи баб оттрахал по всей Европе. Жру я в основном свекольные сандвичи, «Пятнистую колбаску» и заварной крем. Но секрет здоровой жизни – и я говорю об этом всем молодым – в том, чтобы не давать сперме застаиваться в яйцах, спускайте ее почаще! (Смех.) Спускайте ее всю до капли! (Кашель.) Ну-ка, зажги мне сигаретку, Пандора, ты же хорошая девочка.
А вот что передали по телевизору – яркий пример черной редакторской магии:
БЕРТ БАКСТЕР. Свекольные сандвичи – секрет здоровой жизни. Спал я всегда хорошо и молодым занимался спортом. Я не курю и бегал трусцой по всей Европе.
Берт пришел в ужас, когда увидел передачу «Страна сегодня», которую перед тем весь день анонсировали.
– Смотрите в шесть тридцать «Страну сегодня», – призывал диктор, – лестерский пенсионер расскажет, как бег трусцой по всей Европе позволил ему дожить до ста пяти лет.