Адриатика (Собрание сочинений)
Шрифт:
– Только бы все вышло благополучно! Я же буду за тебя денно и нощно молиться! Храни тебя и твои корабли господь!
Сенявин просил ее в гавань не ехать: долгие проводы – долгие слезы. Поцеловал жену, затем детей: Николеньку, Левушку, Константина и Машутку с Сашенькой. Когда-то их всех теперь вновь увидит?
Из шканечного журнала корабля "Уриил": «16-го числа в половине 11 утра поднятым на флагманском корабле, при пушечном выстреле сигналом, велено было всем офицерам и служителям собраться на свои суда, и более от оных не отлучаться без позволения флагмана. В исходе 2 часа пополудни на вице- адмиральском корабле "Ярослав" при пушечном выстреле отдан
17 числа во втором часу пополудни на флагманском корабле, при пушечном выстреле, отдали марсели, чрез что и повелевалось всей эскадре сняться с якоря, почему в следующем же часу, как мы со своей эскадрой… снялись с якоря и начали, держа к западу, при тихом SSW ветре выходить из Ревельской бухты. В начале 5 часа с идущего от запада на Ревельский рейд катера "Нептун" салютовано вице-адмиральскому флагу из 9 пушек, на что с корабля "Ярослав" ответствовано было 7-ю выстрелами. В исходе сего часа прошли мы на перпендикуляр курса Мидельгрундской белой вехи, без флага шест, на румб SSW в антретном расстоянии 2-х кабельтовых от нас находившейся; а в 5 часов на южном рифе острова Наргина красную веху на румб N в антретном расстоянии 1 1/2 кабельтова от нас отстоявшую…»
За кормой уходящих в неизвестность кораблей тревожно кружились чайки. Вдалеке исчезали берега российской земли. Когда-то доведется их увидеть вновь?
Получив отказ от Сенявина на участие в Средиземноморской экспедиции, лейтенант Николай Хвостов с мичманом Гавриилом Давыдовым остались в Кронштадте при береговых должностях. И началось! Утром плац и барабан, днем плац и барабан, да и вечером все тоже. Плевался Хвостов, чертыхался Давыдов. Лейтенант Хвостов, из-за ненависти лютой к порядкам армейским, стрелялся с каким-то пехотным капитаном и, хотя оба остались, к счастью, живы, морской министр немедленно упек лейтенанта на гауптвахту. Когда же оттуда Хвостов вышел, то почесал затылок:
– Так дальше жить, только себя губить!
И отправились они с Давыдовым в министерство просить отставку. Чичагов прошение Хвостову подмахнул без всяких раздумий, уж очень буйный. Давыдова спросил:
– С Хвостовым мне все понятно, но отчего не хочешь служить ты?
– А я хочу быть рядом с другом! – ответил мичман.
– Чем же хотите заняться?
– Будем поступать в Российско-Американскую компанию!
Чичагов недовольно хмыкнул:
– Ишь, чего удумали! Америк им захотелось! Но бумагу с прошением все же подмахнул.
Оформление в Российско-Американскую компанию времени много не заняло. Там приходу офицеров обрадовались несказанно:
– Нам такие, как вы, позарез нынче нужны! Будете у нас в шоколаде купаться!
– Шоколад нам ни к чему, а вот приключений испытать весьма бы хотелось! – ответил за двоих Хвостов.
Чиновники компанейские разом рассмеялись:
– Уж чего-чего, а приключений будет вам столь премного, что еще и не возрадуетесь!
– Мы готовы! – отвечал теперь уж Давыдов.
– Тогда с Богом в путь к берегам океана Восточного и Великого!
Тут же вручили им подорожные бумаги и увесистый мешок с деньгами.
– Отныне вы капитаны судов Российско-Американской компании, а сокращенно слово к запоминанию весьма легкое и понятное – РАК!
Много ли сборов у морских офицеров: выпили отходную с сотоварищами, простились с родными, бросили вещи в почтовую коляску
…Был поздний весенний вечер, когда друзья поскакали в Америку. Давыдов плакал… Позднее он сам напишет об этих нелегких минутах: "В самое то время я взглянул на Николая и увидел, что он старается скрыть свои чувства, может быть для того, чтобы меня больше не тревожить. Я пожал у него руку и сказал: "У нас теперь остается одна надежда друг на друга!" Тут поклялись мы в вечной дружбе…"
"Я скрывал грусть, – вспоминал о тех же минутах Хвостов, – чтобы не терзать твое сердце мягкое, потом нечаянно столкнулись наши руки, невольно одна другую сжали крепко, был не в силах более. Слезы покатили рекой, и мы поклялись быть друзьями, заменив этим всех и вся…"
Что ждало наших героев впереди? Ведь края, куда они ехали, были еще совершенно дики. Население далекой Америки было воинственно и жестоко, а поселенцы отличались не только жаждой наживы, но и полным равнодушием к смерти, как к чужой, так и к своей. Не редкостью был в тамошних краях и голод, а уж по океану плавали, как придется. Вот как описывает историк тогдашнее тихоокеанское мореходство: "Ходили по морям на судах речных, кое-как построенных, плохо скрепленных и весьма бедно снабжаемых, под управлением людей, едва знавших употребление компаса и часто не имевших никаких карт. Ходили на удачу, выкидываясь в нужде на первый попавшийся берег, погибая на нем или опять стаскиваясь, и гибли во множестве. Бывали примеры, что из Охотска в Кадьяк приходили на четвертый только год, потому что плавают самое короткое время, идут с благополучными только ветрами, а при противном, лежат в дрейфе… и не имеют понятия о лавировании… Случается, что суда были носимы по месяцу и по два по морю, не зная с какой стороны у них берег. Люди тогда доходили до крайности, от недостатка пищи, а еще более воды, съедали даже сапоги свои и кожи, коими обвертывается такелаж…"
Прочитав эти строки, становится понятным та радость, с какой руководство РАКа приняло на службу двух знающих и опытных морских офицеров.
… На исходе четвертого месяца Хвостов с Давыдовым добрались, наконец, до Охотска. Позади остался тяжелейший и полный опасностей путь. Дважды их жизни были на волоске. В первый раз едва отбились от лихих людей пистолетами. В другой, случилось иначе. Когда из леса внезапно выскочили разбойники, Хвостов, без всяких раздумий, бросился на них с обнаженной саблей.
– Бросить ружья! Иначе порублю всех в капусту! – лейтенант был страшен в ярости.
Семеро здоровенных злодеев разом бросили кремневые фузеи.
– Обознался, ваше высокородие! – согнул спину предводитель. – Думал, что едут купцы толстосумые, а нарвался на господ офицеров! Будьте моими гостями! Делать нечего, пришлось, скрепив сердце, разбойничье приглашение принять. Едва спустились в разбойничью землянку, как со всех сторон набежало с два десятка заросших бородами лихоимцев. Видя, что их теперь много, осмелел и предводитель.
– А молоденек ты, брат с сабелькой на меня бросаться! – стал он задирать Хвостова. – Шумишь больно много, язык-то с головой укоротить недолго! Ну-ка оборотись ко мне ваше высокородие! Глянуть твой страх желаю!
Страшный удар кулаком в переносье тотчас опрокинул атамана навзничь.
– Ну, кто следующий! Всем хребты поперишибаю! – перешагнул Хвостов через недвижимого обидчика.
Ответом было всеобщее молчание. Разбойники с испугом переводили взгляд со своего мертвого предводителя на убившего его одним ударом офицера, и обратно Давыдов выхватил пистолеты, взвел курки: