Адская бездна. Бог располагает
Шрифт:
Итак, славный бургомистр лихо взгромоздился на борт Самуиловой барки, демонстрируя бесшабашность человека, одетого кое-как и не имеющего причин беречь свое платье. Эту свою широту и беспечность он довел до таких пределов, что даже сам взялся грести, чем вызвал у Трихтера бурные рукоплескания.
Прогулка получилась упоительная. Неккар – тот же Рейн, только уменьшенный, а по берегам те же крепости из темного камня, подобно орлиным гнездам венчающие вершины скал; те же веселые деревушки, примостившиеся на дне цветущих долин, словно в складках изумрудного одеяния Кибелы; те же узкие дикие ущелья, напоминающие
Юлиус положил себе вернуться в замок, как только все сойдут на берег. Но когда это случилось, наступило время занятий, а ему, так же как и прежним его товарищам, не терпелось послушать, как Самуил станет изощряться в роли профессора. Итак, он остался со своей веселой компанией, сначала чтобы пообедать, потом – послушать лекции.
Они оказались именно такими, каких следовало ожидать от нашего самозванного профессора с его страстью все подвергать сомнению – сочетание иронии, учености и вдохновения. Не однажды трепет пробегал среди его слушателей при том или ином чудовищно кощунственном умозаключении насчет как земной, так и загробной жизни. Творца в его творении, Господа, явленного в душах и делах человеческих, он исследовал и вопрошал с такой критической дерзостью и силой свободного ума, какие уже тогда могли быть терпимы в абсолютистской Германии, но и доселе немыслимы в демократической Франции.
Когда лекции закончились, пробило уже шесть часов вечера.
Юлиус спросил себя, есть ли смысл возвращаться в замок теперь, на ночь глядя? Вечер должен был стать достойным завершением этого дня, и без того столь восхитительно наполненного впечатлениями. Программа обещала «Ужин при свете факелов и концерт под сенью лесной чащи». Христиана не может испытывать ни малейшего беспокойства, если знает, где именно находится ее муж. Впрочем, нет ничего проще, чем предупредить ее.
Он написал ей, весьма кратко сообщив, что вернется раньше, чем вчера, и попросил ее послать к нему двух доезжачих.
Ужин под деревьями при свете разноцветных фонариков был как нельзя более фантастичен и занимателен. Во время трапезы двое доезжачих Юлиуса, скрывшись в лесных зарослях, трубили в рожки, извлекая из своих инструментов гармонические звуки, перекликаясь вдали, словно дивное музыкальное эхо. Такой пленительный диалог, нарушающий лесное безмолвие в столь неурочный час, приводил в растерянность ланей, заставляя их принимать бледные лунные блики за первые проблески утренней зари.
Покончив с ужином, те из студентов, кто имел при себе какие-либо музыкальные инструменты, присоединились к нескольким оркестрантам из театра в Мангейме, о приглашении которых Самуил позаботился еще вчера, воспользовавшись тем, что местную труппу распустили до начала нового театрального сезона. Вместе они устроили отменный импровизированный концерт, вызвав восторженные рукоплескания избранной публики, расположившейся в этом необычном партере, исполнением лучших отрывков из Моцарта, Глюка и Бетховена.
Следует признать, что после этих чарующих часов надобность вернуться домой показалась Юлиусу еще более удручающей.
– Ты помнишь, – сказал ему Самуил, – что на завтра назначена большая охота?
– Я знаю, – отвечал Юлиус.
Нов глубине души его уже смущало, что он так надолго оставляет Христиану в одиночестве.
– Скажи-ка мне вот что, – начал он. – Очевидно, было бы некстати, если бы Христиана принимала участие в наших ужинах или прогулках по реке. Но не кажется ли тебе, что не будет особой неловкости, если она в карете или верхом последует за нами на охоту? Ее бы это развлекло.
Самуил холодно ответил:
– Я обещал ей не подавать признаков жизни по крайней мере до тех пор, пока она сама меня не позовет. Но ей прекрасно известно, что, приняв участие в наших развлечениях, она оказала бы нам честь и доставила удовольствие. Поговори с ней об этом и, если удастся, приведи ее сюда.
– Непременно, – сказал Юлиус, – я сегодня же вечером предложу ей это. Ведь получается неудобно: нельзя же мне вечно бросать ее одну, как сегодня. Надо, чтобы или она отправлялась со мной, или я оставался дома с ней.
Итак, по возвращении Юлиус восторженно живописал Христиане утреннее плавание и вечерний концерт. Он объявил ей о завтрашней охоте и о том, что ей непременно следует туда поехать. Если угодно, она отправится в экипаже, закрытом настолько, насколько сочтет нужным: тогда она увидит все, сама оставшись невидимой.
Христиана, суровая и немного печальная, наотрез отказалась.
Они расстались, недовольные друг другом: она не могла не испытать раздражения, представляя, как приятно ее супруг будет проводить время вдали он нее; он в душе посетовал, что ничто пока не в силах рассеять ее грусти.
L
Трихтер и Фрессванст достигают эпического величия
Собачий лай, крики студентов, деловитая суета доезжачих Юлиуса, трубные звуки рожков, ржание коней, заботы о том, чтобы зарядить ружья и запастись порохом, который тотчас превратился в меновой товар, – все эти подготовительные хлопоты, едва ли не более занимательные, чем сама охота, наполнили утро третьего дня веселой кутерьмой и приятными предвкушениями.
Студенты снаряжались кто как мог. Цены на ружья по всей округе поднялись до чрезвычайности. Большая часть из них была сдана местными жителями внаем вдвое дороже, чем они стоили изначально.
Некоторые, с позволения сказать, студенточки, любопытные, как все женщины, но храбростью не уступавшие мужчинам, верхом, с заряженными ружьями в руках, вносили радостное оживление в картину суровых сборов, напоминавшую известное полотно Ван дер Мейлена.
Юлиус застал Самуила отдающим распоряжения относительно будущей диспозиции, словно какой-нибудь главнокомандующий.
– Все забываю сказать тебе, Юлиус, – смеясь, заметил он, – что за это время я успел еще немножко позаниматься псовой охотой. Кстати, у тебя превосходные доезжачие. В лесу они как у себя дома и уже успели указать нам два следа – оленя и кабана. Свора у нас просто королевская, так что, мой дорогой, забава обещает быть великолепной.