Адская ловушка
Шрифт:
— Не могу его найти, — объявил молодой человек, прибежавший в полной растерянности. — В моей комнате его нет. Не могу ничего понять!
— Тем лучше! — крикнула вдова, словно обезумев, — тем лучше! Я сделаю это руками!
Она схватила Люпэна за глотку и стала судорожно душить его, всеми десятью пальцами, изо всех сил, душить насмерть. Люпэн захрипел и обмяк. Он действительно погиб.
Вдруг донесся грохот со стороны окна. Одно из стекол разлетелось на осколки.
— Что? Что там? — пролепетала вдова, выпрямляясь. Габриэль, еще более бледный, чем обычно, проговорил:
— Не знаю… не знаю…
— Кто бы это мог? — повторяла вдова.
Она не смела пошевелиться в ожидании дальнейшего. И что особенно повергало ее в ужас, — что на полу, вокруг них, не было видно никакого метательного снаряда, тогда как стекло очевидно разбилось под ударом достаточно тяжелого и крупного предмета, несомненно — камня. Минуту спустя она принялась искать — под кроватью, под комодом.
— Ничего нет, — сказала вдова наконец.
— Нет, — повторил за ней племянник, который тоже искал. Тогда она продолжала, опустившись на стул:
— Я боюсь… Нет больше сил… Добей его…
— Я тоже боюсь…
— И все-таки, все-таки… — бормотала она, — надо это сделать, я дала клятву…
В последнем усилии она возвратилась к Люпэну и охватила его шею скрюченными пальцами. Но тот, всматривавшийся в ее бледное лицо, отчетливо чувствовал, что у нее не хватит уже сил на убийство. Он становился для нее священным, неприкосновенным. Таинственная сила защищала его от всех нападений, сила, которая три раза спасала уже его необъяснимым образом и которая найдет еще, чем уберечь его от смерти.
Она тихо сказала Люпэну:
— До чего же ты должен меня презирать!
— Ей-Богу, нет. На твоем месте я бы умер от страха.
— Гадина! Воображаешь, что тебе подают помощь… Что твои друзья близко? Это невозможно, негодяй!
— Я знаю. Не они меня защищают… Никто меня не защищает…
— Тогда в чем дело?
— Тогда, как ни крути, пришло в действие что-то странное, фантастическое, чудесное, что пугает тебя до колик, добрая женщина.
— Проклятый!.. Скоро ты перестанешь скалиться!
— И буду тем удивлен.
— Погоди ж у меня!
Она подумала еще и спросила племянника:
— Что бы ты посоветовал?
— Привяжи снова его руку и уйдем отсюда, — ответил тот. Роковые слова! Это значило приговорить Люпэна к самой страшной смерти, к смерти от голода.
— Нет, — отозвалась вдова. — Он может найти еще спасительную соломинку. Есть кое-что получше.
Она сняла телефонную трубку. Получив контакт, попросила:
— Номер 822—48, пожалуйста. И несколько мгновений спустя:
— Алло… служба Сюрте?.. Господин главный инспектор Ганимар у себя?.. Не раньше двадцати минут? Очень жаль!.. В конце концов… Когда он появится, передайте ему следующее от имени мадам Дюгриваль… Да-да, мадам Никола Дюгриваль… Передайте — пусть приезжает ко мне. Он откроет дверь моего зеркального шкафа, и, открыв ее, увидит, что шкаф прикрывает выход из моей комнаты в другие две. В одной из них лежит крепко связанный мужчина. Это вор, убийца Дюгриваля. Вы мне не верите? Поставьте в известность господина Ганимара, уж он-то мне поверит. Ах, чуть не забыла имя преступника. Это Арсен Люпэн.
Не добавив ни слова, она повесила трубку.
— Дело сделано, Люпэн. В сущности, такая месть нравится мне не меньше. Уж посмеюсь я досыта, следя за дебатами дела Люпэна! Ты идешь, Габриэль?
— Да, тетушка.
— Прощай, Люпэн, мы вряд ли еще увидимся, так как уезжаем за границу. Обещаю прислать тебе на каторгу конфеты.
— Шоколаду, матушка, лучше шоколаду. Мы съедим его вместе.
— Прощай!
— До свидания!
Вдова с племянником удалилась, оставив Люпэна, прикованного к койке.
Он пошевелил сразу свободной рукой, пытаясь высвободиться. Но тут же понял, что не сумеет ни разорвать, ни развязать стальной проволоки, которой был связан. Обессиленный высокой температурой и тяжкими испытаниями, чего мог он добиться в течение двадцати или тридцати минут, которые, вероятно, оставались до прибытия Ганимара?
Он не рассчитывал более и на друзей. Если в этот день трижды избежал верной смерти, это следовало приписать, очевидно, счастливым случайностям, но не чьему-то своевременному вмешательству. Его друзья не довольствовались бы столь невероятными сюрпризами: они просто освободили бы его.
Нет, надо было проститься с любыми надеждами. Ганимар был уже, наверно, в пути. Ганимар найдет его на этом месте. Это неизбежно. Это уже — свершившийся факт.
И перспектива этой встречи угнетала его невероятно. Он слышал уже издевки старинного приятеля. Представлял себе взрывы смеха, которыми завтра будет встречена невероятная новость. Если бы его арестовали в разгар действия, так сказать — на поле битвы, внушительным отрядом противников, пускай! Но быть задержанным, схваченным, скорее — подобранным вот так, при таких обстоятельствах, — это было действительно чересчур нелепо. Люпэн, столько раз ставивший в смешное положение других, прекрасно понимал, как унизительна была для него развязка в деле Дюгриваль, каким смешным будет он казаться всем после того, как дал себя поймать в адской ловушке вдовы и в итоге всего был «подан» полиции как блюдо, приготовленное из хорошенько поджаренной и искусно приправленной дичины.
— Чертова вдова! — проворчал он. — Лучше бы она просто перерезала мне глотку!
Он прислушался. В соседней комнате раздались чьи-то шаги. Ганимар? Нет, как бы он ни спешил, инспектор не мог еще оказаться на месте. Ганимар не стал бы действовать таким образом, не открыл бы дверь так осторожно, как сделал неизвестный посетитель. Лю-пэну вспомнились три чудесных вмешательства, которьм был обязан жизнью. Могло ли случиться, чтобы действительно существовал кто-то, кто защитил его от вдовы, кто хочет помочь ему еще раз? Если так, кто же это?