Адская ширма
Шрифт:
Проходя по улице Коноэ, он засмотрелся на флаги, развевавшиеся над имперской тюрьмой. Тюрем в городе было две, как две городские управы и два рынка. Это разделение города на восточную, или левую, половину и западную, или правую, с улицей Судзаку в качестве разграничительной черты словно образовывало два мира, ибо не было на земле ничего столь непохожего, как эти две половинки. Восточная часть города отличалась многолюдностью, толкотней, и жили в ней в основном люди добропорядочные и состоятельные, в то время как западный город быстро приходил в запустение, и населяли его по большей части те, кому хорошо были знакомы отчаяние и нужда. Здешняя тюрьма всегда была переполнена, и списку судебных разбирательств не было конца.
Брат Нагаоки находился в другой тюрьме, где, впрочем, вне всякого
Мастерская художника располагалась в самом западном квартале города. Акитада шагал торопливой походкой, чтобы разогреться, и все кутался в поднятый воротник стеганого платья. Но вот уши некуда было спрятать, и вскоре мороз начал болезненно пощипывать их.
Некогда в здешних местах располагалось штук пять частных усадеб, окруженных пышными садами, но все они теперь развалились или сгорели дотла. Местная знать перебралась в другую часть города, оставив родные гнезда зарастать бурьяном. Теперь на этих покинутых землях жили поселенцы, то здесь, то там тоненькие струйки дыма поднимались над убогими хижинами или опустевшими особняками.
Их обитатели в бедных одежках, взглянув на Акитаду в богатом наряде, торопились обойти его стороной. Здесь он смотрелся так же странно, как отрез парчи среди грубого полотна или — как он вскоре понял, так и не сумев приблизиться хоть к кому-нибудь, чтобы уточнить направление, — как рыба, выброшенная на сушу.
Еще больше он пожалел о том, что так хорошо оделся, когда за ним увязались шестеро или семеро оборванных юнцов, которые, похоже, ждали, когда он свернет в какой-нибудь узенький переулок, где его легко будет ограбить.
Как ему пройти, он наконец узнал у какого-то работяги, тащившего на спине связку черепицы, явно раздобытой на одной из заброшенных усадеб. Неохотно опустив свою ношу на землю, тот с удивлением оглядел дорогой шелковый наряд Акитады. И вообще чем дальше Акитада углублялся в эти трущобы, тем неспокойнее становилось у него на душе. Он стыдился своей одежды перед этими оборванными бедолагами, ютившимися в убогих хибарах и землянках, что выстроились вдоль заросших бурьяном и покрытых колдобинами дорог. По мере продвижения квартал становился более людным и одновременно более мрачным. Лавки и лотки торговцев дешевыми товарами теснились на узких улицах Иногда встречались молеленки или крошечные пагоды, и лишь изредка попадался какой-нибудь действительно приличный дом, но в основном окрестности кишели дешевыми винными погребками и кухнями, от которых несло горелым рыбьим жиром и гнилыми овощами.
Храм Безграничного милосердия поразил Акитаду размерами и величием. Его основное здание и другие, более мелкие, постройки располагались в просторном дворе, окруженном полуразвалившимися стенами, с которых во многих местах осыпалась штукатурка. Двор храма утопал в тонкой пелене серого дыма — судя по тому, что Акитаде удалось разглядеть через проломы в стенах, там находилось что-то вроде местного рынка.
Он остановился перед храмом и огляделся, соображая, как ему найти дом художника, и в этот момент кто-то сильно толкнул его в спину, отчего он даже закачался. Чьи-то руки ухватились за его пояс и уже тянулись к рукавам [12] . Повинуясь инстинкту, он моментально вывернулся и, сжав кулаки, бросился на обидчиков. Правым он нанес кому-то сильный удар. Послышался жалобный визг, и какая-то хлипкая фигурка метнулась в сторону. Но разглядывать ее у Акитады не было времени, поскольку левой рукой он схватил другого нападавшего и повалил его на землю лицом вниз. Придавив поверженного противника коленями, он врезал тому хорошенько и схватил за запястья, буквально вдавив его в грязь. Пленник его заверещал тонким голоском, и тут Акитада сообразил, что поймал какого-то мальчишку, сопляка лет четырнадцати или пятнадцати. Карманные воришки, с отвращением подумал он и убрал колени со спины паренька, гадая, что теперь с ним делать.
12
В старину японцы носили деньги в широком поясе и в рукавах, зашитых наподобие кармана.
Ответ на этот вопрос очень скоро стал очевиден. Небольшая враждебно настроенная толпа собралась вокруг них. Стоя на коленях посреди улицы, Акитада сначала увидел их ноги, по большей части босые или в обтрепанных соломенных варадзи [13] , и среди них только одну пару огромных кожаных сапог — прямо перед своими глазами. И хотя сапожищи эти были поистине громадного размера, их владельцу пришлось еще отрезать им мысы, чтобы выпустить на свободу здоровенные грязнюшие пальцы. Подняв голову, Акитада обнаружил, что обладатель сапожищ полностью отвечал своей обувке в том, что касалось и размеров, и «чистоты». Бородатый великан свирепо смотрел на Акитаду сверху. Но что еще хуже, по обе стороны от него стояло никак не меньше десяти или пятнадцати крепких парней с угрюмыми, враждебными лицами. Акитада сглотнул ком, сдавивший горло. Здоровенный бородач втрое превосходил его в весе.
13
Варадзи — деревенская обувь типа сандалий, изготавливается из соломы.
— Ну-ка отпусти его! — сказал он, свирепо сверкая глазами на Акитаду.
Акитада встал на ноги и поднял за собой паренька, крепко держа его за шиворот. Юный воришка перестал ныть и сопротивляться и с нахальным видом ждал, чем кончится эта встреча.
Лицо бородача, как оказалось, выглядело нисколько не лучше, чем все остальное. Повыше неухоженной, нечесаной бороды оно было сплошь покрыто рытвинами оспы, а мясистый нос и жирные губы тоже ничуть не прибавляли ему красоты. Несколько мгновений они смотрели друг на друга с отвращением, потом Акитада с небрежным видом сказал:
— Этот мальчик со своим приятелем пытался ограбить меня. Я бы хотел поговорить с его отцом, если вы скажете мне, где он живет.
У здоровяка от таких слов поначалу отвисла челюсть, но он быстро опомнился.
— Сказано тебе отпустить его! Не твое это дело! На кой ты нам нужен тут такой добрый, если обзываешь наших детей ворами!
Толпа вокруг одобрительно загудела и придвинулась ближе.
Акитада подтолкнул парня вперед, продолжая крепко держать за шиворот.
— Вот ты считаешь, что заботишься о своих детях! Да ты разуй глаза! — с вызовом сказал он, обращаясь к верзиле. — Ты посмотри на него! Сегодня он пытался вытащить у меня из пояса несколько медных монеток, а завтра возьмется за нож и будет резать беспомощных стариков и женщин. Неужели ты хочешь, чтобы он дошел до убийства или был убит сам? Сколько еще твоих сыновей бегают сейчас без присмотра? И сколько твоих сыновей заканчивают жизнь от ножа или в кандалах?
В толпе послышался сердитый ропот, но здоровяк изумленно глазел на паренька, и Акитада заметил, что уверенность его пошатнулась.
— Киндзиро — хороший парень. Восьмой по счету в семье, — словно оправдываясь, проговорил великан. — Я знаю его родителей. Такие же бедняки, как и все мы. Отец у него хворает, а мать недавно родила еще одного. Может, он просто случайно налетел на вас в толпе? Эй, Киндзиро! А ну скажи-ка, пытался ты стащить у господина деньги?
Мальчишка залился слезами и пустился что-то объяснять на каком-то местном наречии, которого Акитада совсем не мог разобрать. А вот здоровяк внимательно слушал, и лицо его постепенно вытягивалось. Когда мальчик закончил и, шмыгая, вытер мокрый нос, он положил на его худенькое плечо огромную ручищу и сказал:
— Ладно, не волнуйся. Я с этим разберусь. А сейчас ступай домой. — Он посмотрел на Акитаду: — Можете отпустить его. Я — Хэята, здешний староста, и сам пойду поговорю с его родителями. У них сегодня ночью умер самый младшенький, а денег на похороны нет.
Акитада моментально отпустил мальчика.
— О, простите… — сказал он, чувствуя себя беспомощным перед лицом такого тяжкого горя и острой нужды. Он было потянулся к поясу за деньгами, но передумал. Откуда ему знать, правда это или хитрая уловка, чтобы выманить у него деньги?