Адская ширма
Шрифт:
— Ёсико! — Потрясенный до глубины души, Акитада в изумлении уставился на сестру. Она, будучи женщиной и младшим членом семьи, осмелилась взбунтоваться против многовекового семейного уклада, предписывающего детям выказывать неизменное почтение родителям. Такую критику в их адрес он слышал от нее впервые. Он вдруг почувствовал, что она стала для него будто бы чужой. Но что же случилось? Что заставило ее так измениться?
— Ну? Разве я не права? — сказала она, упрямо и решительно выдвинув вперед подбородок. — Разве кто-то из них когда-нибудь выказывал нам свою любовь или заботу? Отец выставил тебя
Сердце Акитады сжалось. Он взял сестру за плечи и повернул к себе.
— А вот и не поздно. У тебя будет отличное приданое, и я сделаю все, чтобы найти тебе хорошего мужа. Вот увидишь, пройдет годик-другой, и ты тоже будешь носить под сердцем ребенка.
— Какой ты добрый, Акитада! — едва слышно прошептала она, потом отодвинулась и громко сказала: — Ну расскажи, как ты провел сегодняшний день, и покажи мне картину, купленную для Тамако.
Он развернул свиток. Ёсико захлопала в ладоши:
— Ой, Акитада, она просто очаровательная! А малыш… Какой восхитительный малыш! Наверное, и Ёри теперь вот такой же. Мне кажется, нам нужно завести для него щенка.
— Ёри будет чуть помладше, но он крупный мальчик для своего возраста. — Акитада прищурился, пытаясь сделать мысленное сравнение. — Черты лица у него тоньше и глаза больше. И волосы будут погуще — даже косички по бокам торчат в разные стороны. А вот ручки и ножки такие же крепенькие… — Он вдруг замолчал и задумался, потом, поймав на себе вопросительный взгляд сестры, сказал: — Я так за них тревожусь, что ни о чем другом думать не могу. Завтра же поскачу им навстречу и выясню, что случилось.
— Но, Акитада!.. — взмолилась сестра. — А что, если?.. — Она осеклась на полуслове, вытаращив перепуганные глаза.
Он понял ее по-своему и поспешил возразить:
— Матушка неоднократно отказывалась принять меня. Не думает же она, в самом деле, что я стану сидеть у нее под дверью, как эти чертовы монахи! А если ей вздумается умереть в мое отсутствие, то тут уж ничего не поделаешь.
— Так-то оно так, но я подумала о дворце. Что, если оттуда пришлют за тобой?
Вид ее обеспокоенного личика вызвал у него улыбку.
— Меня не будет всего день или около того. Просто извинишься и скажешь, что меня отозвали срочным сообщением.
Следующий день выдался холодным и пасмурным, но почтовая лошадь была полна сил, и Акитада, одетый в простеганное ватой дорожное кимоно и сапоги на теплой подкладке, двинулся в путь.
За три недели, что прошли со времени его путешествия по этим местам, горные склоны сменили свое золотисто-бронзовое великолепие на унылые серовато-коричневые краски приближающейся зимы. Только сосны да кедры сохранили зелень, немного потускневшую в сумрачном свете пасмурного неба. Из-за ночных заморозков травы вдоль дороги пожухли, а желтовато-коричневые рисовые поля и вовсе почернели.
Вскоре Акитада добрался до подножия гор и начал крутой подъем. Однажды ему встретился небольшой караван путников, и он остановился спросить, не известно ли им что-нибудь о его
Наконец он добрался до того места, откуда ответвлялась дорога к монастырю. Дощатая хижина, в прошлый раз показавшаяся ему заброшенной, сейчас была открытой — здесь путникам и паломникам подавали напиться с дороги. Через открытые ставни Акитада разглядел женщину в сине-белом платке и сером переднике — она сидела у крошечного очага, и рядом с ней стояли глиняный кувшин и несколько бамбуковых корзин.
Акитада спешился и привязал коня к дереву. Женщина, молодая и очень смуглая, выбежала ему навстречу.
— Добро пожаловать, господин! — крикнула она, на бегу беспрестанно кланяясь. — Добро пожаловать в приют Милосердных ветров! У нас вы можете отведать самых лучших угощений! Изысканные вина и столичные лакомства! Наши горячие напитки согреют вас после долгого пути. Пожалуйста, господин, заходите, позвольте мне обслужить вас!
Закончив эту многословную речь, женщина склонилась перед Акитадой в таком низком поклоне, что ему теперь были видны только ее спина и затылок. В такой позе она и застыла, по-видимому, увлеченно разглядывая его сапоги.
— Благодарю, — сухо сказал он. — Я бы, пожалуй, выпил горячего саке, прежде чем продолжить путь.
Она подскочила как ошпаренная и бросилась в свою хижину, где принялась черпать ковшиком саке из котелочка, стоявшего на жаровне.
Акитада последовал за ней и присел на край деревянного помоста. Саке, как он и ожидал, было дешевое и резкое, зато согрело ему нутро. Он заглянул в одну из корзин и решил купить лепешку. На столичное лакомство она мало походила — просто холодная рисовая лепешка с начинкой из рубленых овощей, — но за неимением лучшего Акитада жадно уплел ее и попросил у женщины другую.
Та, раскрасневшись, принялась ему подробно рассказывать, как поднялась ни свет ни заря, чтобы приготовить свежие лепешки и добраться со своими припасами до этой хижины.
Акитада улыбнулся:
— Ты молодец и хорошо готовишь. Знала бы ты, как мне не хватало тебя, когда я проезжал здесь несколько недель назад. Тогда еще ливень шел сильный.
— Помню, помню я этот день! — оживилась женщина. — Вы, наверное, ездили посмотреть в монастыре танцоров?
Акитада покачал головой.
— Эх, жаль! Много потеряли. А я в тот день закрылась пораньше и с мужем пошла к монастырю. Вот уж было представление! Я уж было подумала, не в рай ли я попала. — Она, сама того не заметив, увлеклась рассказом. — Муженек мой говорит, если дела пойдут хорошо, то и в столицу сходим на актеров посмотреть. Вы-то сами их представления видели?
— Нет. Но если ты так хвалишь, то, пожалуй, в этом году схожу. А про убийство в монастыре ты слышала?
— Да. На следующий день. Вот страсть-то, правда? Только мы с муженьком пропустили все самое интересное — плелись домой под проливным дождем после представления да промокли как мышата. — Она рассмеялась и предложила Акитаде еще чашечку саке.