Адские чары
Шрифт:
Бледное выразительное лицо портрета покрыла белесоватая дымка, а из рамы, словно из паровоза, повалили густые клубы чёрного дыма. Затем раздался резкий стук, и перед престолом появилась высокая фигура человека в чёрном; вздувшееся и разлагавшееся лицо его было отвратительно.
Сзади стоял его повелитель, тот самый демон, которого вызывала уже тётка Лебретт, который на этот раз был ещё ужаснее и противнее. Его голое, чёрное тело озарено было огнём; меж рогов, шипя, горело зеленоватое пламя, а на фоне окружавшего его ореолом кроваво-красного
— Ха, ха, ха! Что вы затеяли, жалкие пигмеи?! Вздумали бороться с титанами? Ха, ха, ха! В магии вы едва знаете лишь азбуку, и одно наше появление вас уже обессилело. Так-то вот, дрожа от страха, обливаясь холодным потом, рассчитываете вы одолеть нас? Прочь оружие, а не то придёт ваш последний час.
Наиболее смелый из оккультистов, читавший заклинания, не оробел. Произнеся формулу, он собирался остриём меча ткнуть в грудь стоявшее в двух шагах чудовище, но тут совершилось нечто неслыханное.
Разноцветные огоньки, окружавшие треножники, превратились вдруг в полулюдей, полуживотных, и вся эта отвратительная масса ринулась вперёд. Все огни погасли, а в зале началась невообразимая шумиха, вперемешку с отчаянными криками и воплями.
Испуганный маркиз бросился всё же на выручку, решительно распахнул дверь и повернул электрическую кнопку. Потоки яркого света залили копошащуюся массу отвратительных тварей, которые, однако, мгновенно исчезли. Пьер, вооружённый распятием, влетел вслед за барином, и оба они, озадаченно безмолвно смотрели на поле битвы.
Престол и треножники были повалены и изломаны; портрет же Басаргина исчез, и только несколько обуглившихся лоскутков висело из рамы. Оккультисты валялись на полу. У одного из них, полузадушенного на шее видны были чёрные следы когтей; другой ранен был собственным мечом, а прочие отделались серьёзными ушибами.
Пока маркиз с Пьером разглядывали этот погром, невесть откуда брошенный камень попал садовнику в руку и чуть было не вышиб распятие. Но это новое нападение вернуло их к действительности. Позваны были Клавдий с Жаклиной. С их помощью раненые были перевезены и уложены в постели, а верховой послан за доктором.
Теперь маркиз сознавал, что борьба с неведомым миром, с его загадочными силами и существами, окружающими земное человечество, была трудна и опасна. Керведек догадывался, что не освети он вовремя залу, несчастные оккультисты погибли бы.
Когда через неделю последний из гостей уехал из замка в Париж, маркиз объявил жене:
— Мы возвращаемся в Петербург и будем искать Малейнен, пока не сыщем.
Подавленная всем происходившим, расстроенная и упавшая духом, Кира молча опустила голову. Она потеряла всякую надежду.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
По приезде в Петербург Керведек сам принялся за розыск и даже обещал крупное вознаграждение за отыскание чухонки, но все усилия
Кира с матерью, которой они открыли правду, были в отчаянии, но маркиз упорствовал.
— Хотя бы мне пришлось обыскать всю Финляндию, от села до села, я найду-таки эту мерзавку и заставлю её упрятать своего беса туда, откуда она его достала. Я не обвиняю молодую, доверчивую и желавшую выйти замуж девушку за то, что она решилась на такую проделку; но эта чухонская ведьма, злоупотребившая её неопытностью и втянувшая её в такую беду, заслуживает костра, — яростно ворчал Керведек.
Прошло свыше месяца в бесплодных поисках. Вдруг Кире вспомнилась Настя, и она спросила мать: не знает ли та что-нибудь про неё.
— Она в одном из Новгородских монастырей. Месяца два назад, может три, я послала ей, по твоему желанию, двадцать пять рублей, чаю, сахару, кофе, — ответила генеральша.
— Твоя бывшая кормилица, Матрёша, ходила на богомолье и принесла ей посылку. Вернувшись из монастыря, она говорила, что Настя стала тенью прежней и, вероятно, недолго протянет.
Кира вздрогнула, провела рукой по лицу и поникла головой.
— Очевидно, она тоже жестоко расплачивается за своё безумие; кроме того, Настя даст, может быть, кое-какие указания, где искать Малейнен. Если только колдунья мне поможет, я потребую, чтобы она излечила и Настю.
— А что же, съезди, дорогая, но возьми с собой Матрёшу; она будет очень рада тебе сопутствовать.
И генеральша вытерла набежавшую слезу. Маркиз одобрил поездку, но тоже потребовал, чтобы она взяла с собой кормилицу; упадок сил и явное увядание жены приводили его в отчаяние.
В монастыре Кира узнала, что Настя постриглась под именем Анны, но когда она увидела молодую монахиню, её сердце заныло от жалости.
Смазливая, краснощёкая, коренастая Настя превратилась в тощую, сгорбленную старуху с ввалившимися щеками, с жёлтым болезненным цветом лица и лихорадочно болевшими глазами.
— Бедная Настя! Что с тобой сделалось.
— Ах, милая барыня! И от вас тоже, я замечаю, одна тень осталась; должно и вы дорого платите за тот грех, который мы с Вами совершили, хотя и по неопытности.
Поцеловав руку Киры, она добавила:
— Спаси, Господи, всякую христианскую душу от такой муки.
— Ах, Настя, милая! Мой-то грех ещё тяжелее твоего; кроме того, я осталась в миру и вторично вышла замуж. Я понимаю ещё, что Господь меня карает, а ты ведь искупаешь свою вину, ты отреклась от мира, ведёшь отшельническую жизнь в посте и молитве. Тебя можно было бы и простить, — волнуясь и дрожа говорила Кира.
— Должно, слаба моя молитва, чтобы вызволить меня. Малейнен свою душу сатане продала, и ад ей пособляет; значит, колдовство-то это самое окаянное над вами будет навеки вечные. Вам одной я во всём покаюсь и всё скажу, что никому другому в жисть не сказала бы. Пожалуйте-ка, матушка барыня в мою келейку.