Шрифт:
ГЛАВА ПЕРВАЯ
…Ненастный, холодный осенний день. Дождь шёл с утра, покрывая мостовую и тротуары скользкой грязью. По одной из улиц Песков, завернувшись в непромокаемую накидку, торопливо шагала по лужам продрогшая девушка. У подъезда деревянного одноэтажного домика, сохранившегося в этой части столицы, она остановилась и позвонила.
— Что, Настя, мама вернулась? — Спросила она у отворившей дверь горничной.
— Нет, барыня. Мамаша сказала, что вернется не раньше, как к обеду, — ответила Настя. Снимая с неё мокрую накидку
— Какая, прости Господи, погода собачья, — болтала Настя, идя за барышней.
— Да, погода ужасная, а ветер просто ледяной, я совсем окоченела, — ответила та.
Разговаривая, они прошли отделанную со вкусом столовую, освещенный лампой коридор и вошли в большую, красивую, уютную, обставленную кретоновой мебелью комнату. Кровать под белым кисейным пологом и затейливые безделушки дополняли обстановку.
— Не прикажете ли, барышня, чаю подать? — спросила горничная, развешивая на стуле мокрые перчатки для сушки и пряча в картонку шляпу.
— Да, Настя, я с удовольствием выпью чашку горячего чая. Только давай скорее.
Оставшись одна, девушка села с глубокое кресло и, откинув голову, погрузилась в неприятное раздумье, о чем можно было предположить по сдвинутым бровям и злому, горькому выражению лица.
Кира Викторовна Нагорская была хорошенькая, двадцатитрехлетняя блондинка, стройная, с большими темными глазами и чудным цветом лица, черные ресницы и гордый взлет пушистых бровей придавали её лицу смелое, оригинальное выражение.
Кира выросла в роскоши. Отец её, генерал, занимал видное положение в военном мире и жил широко.
— С помощью своей супруги, очень светской женщины и большой мотовки, он спустил все состояние, а когда умер — лет пять тому назад — то и вдове и детям ничего не оставил, кроме пенсии, довольно значительной, чтобы обеспечить им безбедную жизнь. Но, разумеется, это было не то положение, к которому они привыкли.
Кира получила блестящее внешнее воспитание в одном из модных пансионов, но её душой, собственно, никто не занимался. Никто не потрудился вселить в неё религиозно-нравственные начала и убеждения, вложить в её душу то нечто, которое руководит и поддерживает человека в прихотливых и сложных жизненных испытаниях. Вместо этого Кира приучилась с детства наряжаться по последней моде, кокетничать и гоняться за удовольствиями.
Подобное воспитание принесло, конечно, свои плоды, и в восемнадцать лет Кира, несмотря на врожденный практический склад ума, была уже легкомысленной девушкой без всяких иллюзий.
На жизнь она смотрела как на сплошной праздник, которому не суждено окончиться: быть вне дома возможно чаще, веселиться, наряжаться и побеждать сердца — вот в чем она видела цель существования.
А для достижения этой цели стесняться в средствах, по её мнению, не стоило. Она настойчиво взыскивала полезные знакомства, не доверяла подругам и упорно стремилась сделать блестящую партию, которая обеспечила бы ей все блага земные.
Будет ли тот человек, который даст ей положение в обществе и богатство, молод или стар, красив или урод — для неё
Заручившись «приличным» мужем, можно было развлечься потом маленькой интрижкой, конечно, ловко пряча концы.
— Потому что, — говорила её мамаша, тоже много «развлекавшаяся» в свое время, — одни дуры попадаются. Только приличия были бы соблюдены, а остальное никого не касается, кроме Господа Бога.
Смерть отца нанесла тяжелый удар её планам и ожиданиям. Необходимость сменить привольную жизнь на скромное «мещанское» прозябание причинила ей большое огорчение.
В тот день, когда начинается наш рассказ, Кира вернулась домой в отвратительном расположении духа. Надежда на хорошую партию рушилась и притом совершенно неожиданно.
В доме одной из подруг она встретила очень состоятельного молодого человека, занимавшего довольно уже видное место в министерстве.
Алексей Аркадьевич Басаргин был увлечен, по-видимому, красотой и кокетством Киры, сделал визит Нагорским и стал частым гостем на их вечеринках.
Всё шло, как по маслу, и Кира готовилась торжествовать победу.
Басаргин очень ей нравился, и Кира даже начала думать, что такому мужу, как он, она, пожалуй, не изменит. Не изменит, конечно, пока не ощутит настоятельной потребности «развлечься». По французским романам, которые так любила Кира, выходило, что такого рода похождения необходимы для поддержания женской красоты и свежести темперамента.
И вдруг что-то порвалось…
Алексей Аркадьевич перестал бывать, а сегодня, от одной из подруг, Кира узнала, будто в обществе заговорили о том, что Басаргин женится на одной из дочерей министра, девушке некрасивой, но зато очень богатой. Затаив в душе злость и отчаяние, Кира вернулась домой.
На что ей её красота, изящество и тонкое кокетство, если любая дурнушка с туго набитой мошной может её заменить? Ах, бедность, какое это проклятие! Неужели ей суждено всю жизнь влачить такое же, как теперь, жалкое существование, работать в редакциях, таскаться пешком во всякую погоду, и, прожив так свои лучшие годы юности, пристроиться, под конец, за какого-нибудь бедного чиновника, чтобы только не сидеть старой девой!
Вот о чем думала она, полулежа в кресле. И вдруг такая горечь и тоска защемили ей сердце, что она закрыла лицо руками, и из глаз полились горькие слёзы.
Кира была так поглощена горем, что не заметила, как в комнату вошла горничная, неся на подносе чашку чая и тарелку с сандвичами.
Настя была свежая, добродушная деревенская девушка, преобразившаяся в столице в франтоватую горничную. Она любила свою барышню, которая была к ней добра и снисходительна и нередко делала подарки.
Увидав, что Кира плачет, она остановилась в нерешительности, с сожалением глядя на нее. Сметливая и наблюдательная Настя угадала причину слез и огорчения.