Адские врата
Шрифт:
Джидди легко, как котенка, выдернул кардинала со стула.
– Штаны застегни, педрила, – посоветовал он.
Вечер 09 июля 2014 года
Где-то в Италии
Информация была передана, и согласие на сотрудничество получено. Иное было глупо и предполагать: территория Итальянского королевства относилась к зоне интересов Священной Римской империи, Россия никогда не претендовала на германские зоны интересов. Двое любезных германских десантников вывезли меня на тайную встречу с представителем русского посольства, с которым были русские морские пехотинцы из охраны посольства. Из посольской машины, в которой был установлен аппарат спутниковой специальной связи, я поговорил с Санкт-Петербургом,
Мое мнение о том, что любое грубое вмешательство Германии в обстановку в Италии контрпродуктивно, никого не интересовало. Каждый просто хотел получить свое.
С середины дня я включился в работу германского оперативного штаба на вилле – и уже к вечеру понял, что речь идет о смене Папы Римского. Путем ликвидации действующего, какой именно – я не знал, и замены Папы Римского на своего человека.
В сущности это был неплохой план. Ватикан – абсолютная монархия, Папа там осуществляет и законодательную, и исполнительную, и судебную власть, кроме того – он вполне официально признан непогрешимым, здорово, правда? Снеси неугодного тебе Папу, поставь угодного – и дело в шляпе. Австро-венгры и британцы так сделали в восьмидесятом, после чего едва не началась Вторая мировая война, и в том, что не началась, – не их вина. Проблема была в том, что я негативно относился к тому, чтобы перенимать пикантно-пакостные манеры работы британских и австро-венгерских спецслужб. Все-таки неохота становиться таким же гадом, как и те, против кого ты борешься. Хотя… может быть, это просто профессиональная ревность ищет себе дорогу, что в данном случае рулим ситуацией не мы. А немцы. Не знаю.
Вообще, глупо предполагать, что один человек может действительно переиграть машину. Можно было только добиться признания своих интересов и согласия учитывать их, чего я и добился. Но все равно… пакостно на душе. Пакостно.
Вечером Ирлмайер снова пригласил меня на ужин. Мне показалось, что он хоть и мнит себя скрытным человеком, но в глубине души у него есть некая экстравертность. Желание, чтобы хоть кто-то знал о том, что он сделал и продолжает делать. В этом смысле мы полные противоположности. Он – экстраверт, скрывающийся под маской интроверта, а я – интроверт, скрывающийся под маской экстраверта…
– У вас есть дети? – внезапно спросил я.
Ирлмайер осекся на полуслове:
– А при чем здесь это?
– Не знаю, как вы, но я предпочел бы, чтобы моя война имела какой-то смысл.
– Вы, русские, всегда забиваете голову каким-то бредом…
– Это не бред. Смысл моей войны – оставить моим детям лучший мир, чем тот, который мой отец оставил мне.
– Получается? – ехидно осведомился Ирлмайер, возвращая удар.
– Нет.
Этот ответ, простой, понятный и не уклончивый, вверг немца в глубокую и мрачную задумчивость.
– У меня есть женщина… – наконец сказал он, – хорошая… женщина… Действительно очень хорошая. Я рад, что она у меня есть, и она… надеюсь, тоже. Но я как-то не задумывался о детях. Может, где-то и есть…
– А ради чего тогда воюете вы?
– Ради чего…
Ирлмайер снова погрузился в молчание.
– Откровенно говоря, я никогда не задумывался об этом, мой русский друг, – сказал шеф гестапо, – но если вы задаете такой вопрос… я не знаю. Просто у меня есть чувство… поганое такое чувство, что мы держим плечами плотину. Затыкаем пальцами дыры.
Ирлмайер допил свой бокал и мрачно сказал:
– Однажды дыр окажется больше, чем наших пальцев. Это будет… но не сейчас, не завтра. Больше мне жить незачем, мой русский друг. Просто кто-то сказал мне – держи плотину. Кто-то… нет, не в Берлине. Там.
Ирлмайер показал пальцем наверх.
– И я ее держу. Больше у меня нет никакого смысла жизни… такого, какой любите выдумывать вы, русские, и писать об этом книги.
– Заведите семью, мой германский друг, – посоветовал я Ирлмайеру, – это единственное, ради чего стоит жить.
– Да… наверное, я так и сделаю, – неуверенно сказал немец, – как только вернусь в Берлин. Да, решено.
– Если мы вернемся, – немного подправил тему я, – зачем вы играете в такие игры с папством? Ватикан… это же опасная игра.
– Более чем, мой русский друг. Более чем. Что предлагаете сделать?
– У вас большое количество материалов. Обнародуйте их… вам же не нужны деньги.
– Детский сад… – раздраженно сказал Ирлмайер, – право, если вы скажете мне еще раз нечто подобное, вы лишитесь моего уважения. Папство – это зло? Ватикан весь прогнил? Да бросьте… Это рассуждения, достойные газетчика, а не разведчика. Сама по себе система не может быть злом, люди, входящие в нее, – вот зло. Мы поддались… проявили слабость… давно, четверть века назад. Тогда мы решили уступить в малом, разменяли эту ситуацию на нечто большее, фактически – на избежание Второй мировой, как вы не понимаете? Но теперь – вы же видите, во что все превратилось. Это опасно для нас… в составе нашего государства – земли, на которых живут десятки миллионов католиков. Вам не стоит объяснять, сколь опасен сепаратизм, даже не подкрепленный религией. А если он будет подкреплен религией? Папы уже достаточно сильны, чтобы начать собственную игру – а как только у них появится подконтрольное им оружие массового поражения, игра и вовсе пойдет вразнос. Нормандия, Испания с ее территориями, Латинская Америка, дальше что? Мы хотим взять ситуацию под контроль, пока не стало поздно…
– И вы считаете, что, поставив на место Папы своего человека, вы исправите ситуацию?
– А почему бы и нет? Вы что, не поняли, чей сейчас ставленник на папском троне и что он творит? Надо объяснять?
– Не надо, – невесело ответил я. – И у вас есть такой человек, которому вы можете доверить такой пост и довериться ему?
– Есть, почему нет, мой русский друг. Есть…
Институт Святого сердца
Виале Микеланджело, 27
Фиренца, Италия
2011 год
Итак, мы собираем деньги и посылаем их в Африку. Мы посылаем миссионеров, которые несут слово Христово во тьму мракобесия, невежества и угнетения! Мы проводим благотворительные балы, на собранные деньги закупаем лекарства и рис и отправляем их страждущим – ровно для того, чтобы как минимум половина из того, что мы посылаем, оказалась на ближайшем базаре. Вы спросите – но как же быть, отче? Что мы можем сделать?
Кардинал Коперник остановился на сей высокой ноте, орлиным взором оглядел собравшихся перед ним людей в сутанах послушников. Все слушали его, затаив дыхание.
– Дети мои… – мягко начал он, – когда-то давно, когда я еще был молод, я задал такой же вопрос своему духовному наставнику. Это было то время, когда в моих волосах еще не было седины, а зло и бесчестие не распространились так по планете, как они распространились сейчас. Я спросил: отче, но что я могу сделать с этим? И он улыбнулся и сказал мне: «Франко, когда ты будешь задавать себе такой вопрос, подумай – а как поступил бы Христос? Найди ответ на этот вопрос в своем сердце – и действуй, ничего не опасаясь. Ведь Господь – с тобой!»