Адские врата

Афанасьев Александр

Падре расплатился с таксистом, сказал обязательное «грацие» и пошел по улице, подслеповато присматриваясь к домам. Он был в городе первый раз и о заведении, которое ему было нужно, узнал из Интернета, посетив весьма специфический сайт. Теперь ему предстояло отыскать это место, основываясь на фотографиях на сайте.

Боже… какое мерзкое место. Как тут живут люди? Почему они не возьмут себе за труд убрать улицу? Почему они не могут складывать мусор в контейнеры? Почему они пишут на стенах такую мерзость? Ну и помойка.

О том, что это и есть те нищие, обиженные и оскорбленные, за которых он так ратует на проповедях, кардинал даже не задумывался. Он, как и все либералы, как и все правозащитники, существовал одновременно в двух мирах, причем они уживались у него в голове вполне даже мирно. Один мир – идеальный. Это мир, где чернокожие, радостно хлопая,

приветствуют белого миссионера-священника, где они внимают библейской мудрости, сидя по вечерам у костра, где они выстраиваются в очередь для крещения в местной речке, где они с радостью осваивают нехитрые профессии, строят себе дома, получают семена и нехитрый сельхозинвентарь по программе помощи, где они живут все лучше и лучше. Это мир, где бандиты и убийцы обязательно раскаиваются в своих грехах и заслуживают прощения, где все люди праведны, переполнены добродетелями и христианской любовью друг к другу, они зарабатывают честным трудом и, конечно же, жертвуют часть заработанного на церковь.

Другой мир – это мир реальный. Это мир, где чернокожие сбиваются в банды и идут грабить белых и таких же, как они, чернокожих, которых белые научили хозяйствовать на земле и разводить породистый скот. Это мир, где такие вот чернокожие, если им удавалось убить мужчин до того, как им на голову свалятся германские парашютисты, французские легионеры или родезийские Скауты Селуса, насилуют белых женщин, а белых детей хватают за ноги и разбивают им голову обо что-то твердое, а потом поджигают дом. Это мир племен, где, чтобы стать мужчиной и получить право войти к женщинам, надо убить другого мужчину, причем не обязательно белого. А тот, кто пока не получил такого права, имеет право взять в жены маленького мальчика, есть даже такой термин – «мальчик-жена». Это мир, где белого миссионера, случись ему прийти в недобро настроенное племя, будут пытать, а потом вспорют живот. Это мир, где на церковь больше всего жертвуют те, кто удачно доставил до места груз наркотиков, то есть мафиози, – и церковь это знает. Это мир, где нетолерантные германские парашютисты, французские легионеры, родезийские Скауты Селуса, констебли южноафриканского спецотдела по борьбе с терроризмом – все эти белые, сильно нетолерантные, напивающиеся пивом и чем покрепче и буянящие, гоняющиеся за девками в промежутках между операциями в буше мужчины, – есть разделительная стена, что стоит между цивилизацией и дикостью в Африке. Разделительная стена между веком девятнадцатым и веком двадцать первым, которые в Африке подчас разделяют несколько шагов через полицейский блокпост.

И эти два мира уживались в головах интеллигентов, правозащитников, миссионеров, яростно клеймящих государство столь мирно и непротиворечиво, что возникала мысль взять знаменитый Полный справочник по психиатрическим заболеваниям и еще раз перечитать его. Уж очень это состояние было схоже с раздвоением личности…

И кардинал шел, подсвечивая небольшим фонариком номера домов, пока путь ему не преградили трое…

– Эй, папаша, сигаретки не найдется?

Наверное, эти слова произносили все хулиганы во всем мире, чтобы получить повод для драки и ограбления.

– Э… не подскажете… где здесь дом… тридцать девять…

– Тридцать девять? Марко, ты знаешь дом тридцать девять?

– Знаю… – ответил один из здоровяков, – там проклятый цыган живет.

– Ты что, любишь цыган, папаша?

На беду кардинала ему попались на пути не просто грабители. Эти грабители относились к молодежной фашистской организации. Хотя в континентальной Италии фашизм был запрещен, в Триполитании, в Сомали он цвел пышным цветом, потому что иначе выжить там было невозможно. Если ты будешь цацкаться с местными неграми или арабами – они ударят тебя палкой по голове, стоит лишь отвернуться. А эти ребята были потомками тех, кто вынужден был бежать из Сомали, перешедшей в руки повстанцев после долгой и кровавой партизанской войны. И можно себе представить, что они чувствовали и какие у них были политические взгляды. Так что спросить их о доме, где проживают цыгане, было не лучшей идеей…

– Санкция получена. Действуйте. Только осторожно.

Наблюдатель похлопал по плечу сидевшего на переднем сиденье стрелка. Тот был вооружен револьвером сорок пятого калибра с глушителем – переделка из американского «Смит-Вессона» [34] . Разница с бесшумным пистолетом была в том, что бесшумный револьвер при стрельбе не выбрасывал гильз и не было слышно звука автоматики, которая в бесшумном пистолете иногда срабатывает погромче самого выстрела.

34

Это

именно револьвер. У него сложный глушитель, который охватывает и ствол, и барабан. Автору известен такой револьвер, произведенный в Германии в двадцатые годы очень малой серией.

Тонированное стекло «Ситроена» плавно сползло вниз, остановившись на середине. В открывшийся проем высунулся глушитель, который размерами походил на литровую пивную банку…

– Давай!

Звякнуло разбитое пулей окно…

Послание было получено и понято правильно. Те, кто родился и рос в Сомали, отлично понимают, с чего вдруг могло разбиться окно, и без шума. Сначала все трое глазели в ту сторону. Потом один повернулся и увидел, как мигнули фары стоящего на противоположной стороне улицы «Ситроена» – мигнули мертвым, ксеноновым светом и погасли. Потом подростки-хулиганы резко свернулись и смылись в переулок, решив, что это не лучшее время и не лучшее место, чтобы разжиться мелочью.

Кардинал так ничего и не понял. Он опасливо оглянулся – а потом продолжил искать то, что ему было нужно.

Место, которое он искал и нашел, изнутри выглядело куда лучше, чем снаружи.

Когда-то давно здесь была муниципальная школа. Фашисты во главе с Муссолини построили ее, потому что Муссолини для его захватнических планов нужно было как можно больше детей, которые умеют обращаться со сложной техникой, знают химию, физику, математику. Раньше, до Муссолини, дети богатых учились в частных школах, дети бедных – в католических, с особым упором на Закон Божий и воспитание богобоязненности. Как пришел Муссолини, католические школы стали закрывать, а на их месте ставить нормальные… А потом стали по типовому проекту строить школы там, где раньше их не было, потому что католические школы не очень-то подходили для нормального воспитания и обучения детей. То было веселое время… тревожное время, Италия всерьез претендовала на Египет, на Судан, подчинила себе Албанию, согнала с трона албанского короля и поставила проитальянского регента. В Триполитании нашли нефть… хорошую, малосернистую нефть, и ее было очень, очень много. Строились скоростные суда, самолеты, автомобили итальянского производства завоевывали приз за призом на гонках и ралли-рейдах. После подрыва неизвестно кем и неизвестно как двух британских линкоров и тяжелого авианесущего крейсера итальянские слова «Дечима МАС», десятая флотилия торпедных катеров, выучили морские полководцы всего мира, в итальянский флот союзники приезжали перенимать опыт. Строилось жилье… Именно тогда большая часть итальянцев перебралась из деревушек в города, впервые за семьдесят с лишним лет почти сошла на нет эмиграция итальянцев в САСШ. Но потом… потом не стало Муссолини, и не стало «социального государства», и не стало «нашего моря» – и вообще ничего не стало. Изменили избирательный закон, и премьер-министра стал назначать не король, а лидеры победившей партии или партийного блока, и премьеры стали сменяться с частотой один раз в год, а то и чаще… И уже никто всерьез не воспринимал претензии итальянцев на Египет, и муниципальные школы одна за другой стали закрываться из-за недостатка финансирования… и в них стали размещать все что угодно, вплоть до дорогих борделей.

Это была как раз одна из таких школ. Ее закрыли в середине восьмидесятых, во время европейского экономического кризиса, известного как «Европейская депрессия». За этой школой возвели двенадцатиэтажный доходный дом с дешевыми квартирами… Муссолини не поощрял доходные дома, считая, что каждый итальянец должен иметь свою квартиру… а сейчас их было чем дальше, тем больше. На футбольном поле снесли ворота и превратили его в автомобильную стоянку – автомобилей было много, и мест для их стоянки не хватало. А вот школа… школа так и оставалась пустой… больным зубом на карте района, и почему-то уже несколько лет никто не поднимал вопроса о том, чтобы навести порядок, снести школу и построить на ее месте что-то другое. Муниципального асессора, который заинтересовался этой школой и тем, что в ней происходит, обнаружили в машине с перерезанным горлом, и на этом все закончилось…

Кардинал, подойдя к школе, опасливо огляделся, потом восстановил по памяти фотографию, которую разместили в Интернете на сервере, зарегистрированном на острове Мауи и физически находящемся там. Да, все верно. К бывшему школьному зданию вели ступеньки, у автомобильной стоянки у старенькой «Альфы» тусовались двое подростков в кожаных куртках – пятьдесят лир, синьор, и мы гарантируем, что с вашей машиной ничего не случится до следующего утра. Вздохнув, монсеньор Коперник начал спускаться по выщербившимся от времени и забвения ступенькам лестницы, раньше ведшей на школьный стадион…