Адский штрафбат
Шрифт:
— Передай, что я при деле, — сказал Красавчик.
— Этот дом полностью зачищен, но ты на это особо не рассчитывай, — напутствовал Юргена Штейнхауэр.
Фрике приказал им занять позиции на третьем и четвертом этажах, поддержать огнем эсэсовцев. Они стали подниматься по лестнице, держа автоматы наготове. Двери всех квартир были широко распахнуты или притворены, на многих виднелись следы взлома, но какие-то были отомкнуты изнутри, тем не менее даже из них не доносилось ни звука. Дом казался вымершим.
Обер-лейтенант Вортенберг, шедший первым, показал Юргену и Отто Гартнеру на их квартиру. Отто распахнул дверь, Юрген, низко пригнувшись, влетел в прихожую,
Шевельнулась плотно задвинутая штора на правом окне. Отто, он стоял с той стороны, прошил ее короткой автоматной очередью. В ответ не раздалось ни звука, даже звука разбитого стекла. Стекла в окнах давно были выбиты.
Юрген подошел к окну, окинул быстрым взглядом дом напротив. Засек в трех окнах мелькание теней за тюлевыми занавесками. Над верхним парапетом мелькнула на мгновение и тут же исчезла светлая голова. Шелохнулась тяжелая штора в правом крайнем окне четвертого этажа, из-за нее медленно высунулось дуло ручного пулемета, «МГ-38», автоматически отметил Юрген. В доме напротив готовились к отражению штурма. Наступило короткое затишье.
Снизу донеслись урчащие звуки. Это, должно быть, «Голиаф» выполз из арки. Юрген, приподнявшись на цыпочки, осторожно посмотрел вниз, на улицу. Так и есть. «Голиаф», как гигантская черепаха, медленно полз вперед, толкая перед собой начиненную взрывчаткой тележку и волоча за собой хвост электрического кабеля. Возможно, он и сам был набит взрывчаткой, Юрген этого не знал. Раздалось несколько выстрелов, пули отлетели от панциря «Голиафа», не причинив ему никакого вреда. У одного из средних окон, почти точно напротив Юргена, вдруг сгустилась за занавеской темная, изломанная тень. Он быстро прицелился и нажал на гашетку.
Человек отдергивал занавеску. Ударившая в него очередь крутанула его. Он завернулся в занавеску как в саван. В правой руке у человека была граната. Он собирался бросить ее вниз. Она упала сама, выскользнув из омертвевшей руки.
Юрген следил за тем, как граната медленно падала вниз. Последовавший взрыв был слишком сильным для такой крошки. Он тянул килограмм на пятьдесят тротила, никак не меньше. Дом основательно тряхнуло. Вверх взметнулось облако тротиловой гари, дыма и пыли, на какое-то время скрыв от Юргена дом напротив. Когда дым немного рассеялся, Юрген разглядел внизу лежащего кверху брюхом «Голиафа», тлеющие расщепленные куски дерева, искореженные металлические полосы и солдат в эсэсовской форме, бегущих вдоль стен дома и через улицу к образовавшемуся пролому. Во главе толпы, рвущейся напрямик, бежал Дирлевангер. Его ни с кем нельзя было спутать.
Что было дальше, Юрген не видел. Ему было не до того. Оборонявшиеся ответили на штурм яростным огнем. Они стреляли из пистолетов и винтовок, бил замеченный Юргеном пулемет из крайнего окна на четвертом этаже и еще два с другой стороны дома. Полыхала мостовая внизу, бутылки с коктейлями Молотова уже не поджигали, их просто швыряли. Стреляли поляки и по их дому. Собственно, стреляли поляки по ним, расчетливо, экономя патроны, тщательно выцеливая «своего».
Вскоре и они перестали поливать окна, фасад и верхний парапет градом пуль, тем более что это не приносило видимых результатов. Перестрелка разбилась на множество дуэлей, каждый высматривал и караулил «своего», до всех остальных и всего остального никому не было дела. Трудно думать о чем-нибудь другом, когда ты постоянно на мушке у противника. Отто так увлекся охотой за «своим», что подставился под пулю «чужого». Тот не смог удержаться, когда Отто вдруг высунулся в окно Юргена. И сам в свою очередь подставился. На том цепная реакция и остановилась. Нарушитель негласной конвенции был противником Юргена. Отто сидел на полу и поскуливал. Царапина, подумал Юрген, так скулят при царапине.
Он получил несколько мгновений передышки. Юрген окинул быстрым взглядом все этажи дома напротив, оценивая обстановку. Интенсивность стрельбы заметно уменьшилась, стреляли только с двух верхних этажей. Похоже, эсэсовцы ворвались в дом и бой шел на лестницах и в квартирах. С треском распахнулось окно на втором этаже, из него спиной вперед вылетел человек, он перебирал руками и ногами, как будто хотел уцепиться за невидимый канат. Тело с глухим стуком шмякнулось на землю, прямо в догорающий бензин, выгнулось дугой и опало. На мостовой были разбросаны еще несколько тел, одежда на них тлела, распространяя зловоние. На них не было касок, погон, ремней с большими пряжками, ничего, что указывало бы на военную форму. Лишь перед воротами мостовая была буквально выстлана телами эсэсовцов, им дорого дался бросок через улицу.
В комнате третьего этаже появилась большая темная фигура. Как-то странно переваливаясь, она стала приближаться к окну. Колыхнулась занавеска, мелькнула бело-красная повязка. Юрген вскинул автомат, прицелился. Тень бросилась к окну. Наверное, хочет бросить гранату или очередную бутылку с зажигательной смесью. Он нажал на гашетку. Очередь ударила в тело уже в воздухе. Человек не бросал гранату, его самого выбросили как распоротую подушку. Из окна высунулась рука с огромным кулаком и погрозила Юргену. Это был кулак Штейнхауэра. Его ни с кем нельзя было спутать.
Они уже на третьем, подумал Юрген. Винтовочная стрельба прекратилась. Только продолжал бить ручной пулемет из крайнего окна на четвертом этаже. Вскоре он с грохотом упал на мостовую, на него сверху легло тело стрелка. Зачем они выбрасывают людей из окон, подумал Юрген, на психику давят? Будь он на месте поляков, его бы это не испугало, он бы стал драться с еще большим остервенением. Или с большим уже невозможно?
— Отбой! — донесся крик Вортенберга.
Отто по-прежнему сидел на полу, прижав руку к правой стороне головы, сквозь пальцы просачивалась кровь. Юрген поднял его на ноги, довел до кухни. Там у хозяев, бывших хозяев, непременно должна была быть аптечка. Чай, получше, чем их индивидуальные пакеты. Да и те следовало поберечь — пригодятся. Он усадил Отто на стул и стал открывать шкафчики на стене. Аптечки нигде не было.
Отто продолжал скулить, действуя нервы. Юрген принялся выдвигать разные ящички, от досады вываливая ненужное содержимое на пол. Звенели, падая, столовые приборы, разлетались салфетки, скрипели под подошвами ботинок специи и крупы. Наконец нашел. Взял бинт, вату, перекись водорода, спирт. Оторвал руку Отто от головы, протер все спиртом. Так и есть, царапина. На шее, точно по линии волос. А что мочку уха срезало, так без нее можно и обойтись. Вот только бинтовать неудобно. Ну да не впервой. Юрген вернулся в гостиную, он там заприметил бар. Взял бутылку коньяку, налил им с Отто по фужеру.