Адвокат чародейки (Тень Эсмеральды)

Орбенина Наталия

На полпути они остановились и заночевали на постоялом дворе. Улыбчивый татарин усадил путников на тюфяки у низкого длинного столика. Можно было сидеть, скрестив усталые ноги, или даже разлечься вдоль стола, откинувшись всем телом на цветастый ковер за спиной. Хозяин принес лепешки, плов, зеленый чай. Сергей почти не разговаривал с Сердюковым, который тоже выглядел несколько растерянным. Ведь полицейский был почти уверен, что изловит наконец беглянку! Что ему теперь докладывать начальству, отчего их постигла неудача, куда и впрямь подевалась горбунья – неужто отправилась ко всем чертям? Ночь не принесла им успокоения, лишила сна. Сергей вздрагивал, просыпался и только под утро забылся. И тотчас же перед ним явилась Лия – Роза. Она стояла на краю обрыва и смотрела ему прямо в лицо. Между ними простиралась неведомая поляна, украшенная изобилием незнакомых фантастических желтых цветов гигантских размеров, с листьями, подобными лопухам, выраставшим прямо из голого камня. Лия стояла неподвижно,

но все ее тело напряглось. Лицо же оставалось спокойным и бесстрастным, только брови чуть изогнулись. Сергей бросился к ней, а она отшатнулась и без раздумий шагнула вниз с обрыва. Он замер, крик отчаяния сдавил его грудь… Но женщина не упала, а, взмахнув руками, поплыла в воздухе над пропастью, над долиной. Внизу извивалась едва различимая дорога, и маленькими черными точками казались пасущиеся в траве коровы. День это был или ночь? На небе не было ни солнца, ни луны. Сиял призрачный свет, и в нем отчетливо виднелась изящная стройная фигурка, медленно таявшая в небе. А по долине ползла тень, как от большого облака, – фигурная, перистая. Точно тень от крыла непомерно огромной совы.

– Проснитесь, Сергей Вацлавович! Проснитесь! – Сердюков тряс адвоката за плечо. – Вы так страшно кричали во сне! Вот, чайку остывшего хлебните!

После утомительного пути и всех этих переживаний жалкий номер в гостинице Евпатории показался Сергею сущим раем. Он не замечал того, что раньше оскорбляло его взор и слух. Неопрятность горничной, скрип старой кровати, трещина в кувшине для умывания, мутная вода. У него не осталось сил сердиться по пустякам, безразличие и тоска обступили его со всех сторон. Теплилась слабая надежда, что, быть может, Лия объявится в доме своей тетки, но – увы. Специальные агенты, расставленные предварительно Сердюковым, разочаровали его своими донесениями.

Сергей вышел из гостиницы и направился к морю, надеясь, что свежий бриз развеет его тоску. Прошедший ночью шторм разметал плети водорослей на берегу. Песок был влажным и сразу же облепил его башмаки. Взъерошенный ветром баклан клевал оставленный кем-то на берегу недоеденный арбуз. Другой лениво парил над водой, но его сносили порывы ветра. Уходившая гроза темным пятном еще стояла над горизонтом, а вода приобрела изумрудно-зеленый цвет. Сергей долго стоял, вдыхая запах моря, подставив лицо ветру. А тот безжалостно трепал его светлые волосы, но, увы, унести беспросветную печаль Сергея так и не смог. Побродив по берегу, Сергей направился в ресторан «Дюльбер» на набережной. Он нарочно заставил себя окунуться в нарядную веселую толпу посетителей ресторана, надеясь, что суета праздного отдыха других людей хоть немного его отвлечет. Официант принес ему жареного пеленгаса – местную жирную рыбу, и бутылку красного крымского муската. Сергей большими глотками пил тягучее терпкое вино, но оно не пьянило его, а только разливалось теплыми волнами по уставшему телу. Досидевши до темноты на открытой террасе ресторана, он расплатился и вышел. Ноги сами понесли его в сторону дома Лии и ее тетки. Долго стоял он у наглухо запертой двери, не решаясь постучать и прислушиваясь к звукам в доме. В этот миг он молился всем богам, поминая и караимского Тенри, чтобы они сжалились над ним и явили чудо – явили его Розу или Лию, неважно, – его непостижимую возлюбленную! В наступившей очень скоро тьме вдруг снова раздался странный мелодичный звон, послышалась тихая музыка. Сергей обернулся, и мимо него, словно во сне, медленно прошла лошадь, запряженная в крытую повозку, сиявшую разноцветными огоньками. Возницы не было. Лошадь шла мерно, и он мог бы ее остановить, заглянуть в повозку… Но Сергей стоял неподвижно. Странное видение скрылось за углом. Адвокат вернулся в гостиницу.

Единственным и совершенно неожиданным приятным событием явилось письмо от матери. Александра Матвеевна, напуганная странными новостями, приходившими в Варшаву от иных корреспондентов, оставила своего супруга и бросилась в Петербург, предчувствуя, что с ее ненаглядным сыном происходит нечто ужасное. Но не застала его: к тому времени Сергей уже отбыл в Крым. Сергей любил мать, регулярно писал ей, но избегал всего, что могло бы ее встревожить или расстроить. К чему? Ведь их прежняя душевная близость ушла безвозвратно. В далекой Варшаве Александра Матвеевна узнавала новости о сыне из писем столичных знакомых, которые щедро снабжали ее слухами и сплетнями. Именно таким образом ей стало известно о связи сына с богатой вдовой Бархатовой, чей нравственный облик вызывал ужас и стоны у петербургских корреспонденток госпожи Желтовской. Как мог Сереженька польститься на такую женщину, в постели у которой перебывала половина столичных ловеласов?! Сергей в письмах не спорил с матерью, не оправдывал ни себя, ни свою любовницу. Пусть бранит его, Варшава далеко. Разумеется, он ничего не сообщал ей ни о подозрительной женщине, похожей на Розалию, ни о своих сомнениях и терзаниях, обуревавших душу молодого человека. Мать прислала письмо, значит, ей все же что-то стало известно. Сергей раскрыл конверт, уже предполагая, что именно он прочтет. И он почти не ошибся.

«Сереженька, милый мой сын! Ты подивишься моему письму. Откуда я могу знать твой адрес? Любящая мать

всегда найдет выход. А впрочем, к чему нелепые тайны? Госпожа Бархатова была столь любезна, что поделилась со мною твоим секретом. Ты снова удивлен? Да, разумеется, мое мнение о ней, как о сомнительной особе, не изменилось. Я всегда писала тебе, Сережа, что меня чрезвычайно удручает твоя связь с этой женщиной. Однако она теперь не кажется мне столь ужасной. Более опасным представляется мне твое странное поведение, то внимание, опека, которую ты оказывал подозрительной горбунье, убийце несчастного Анатоля! Отчего ты решил, что это Розалия Киреева? Да если это даже и так, что с того? Неужто ради нее тебе стоит губить свою карьеру, бросать все и нестись бог знает куда, бог знает зачем? Я не пойму тебя, Сережа! Ты пугаешь меня, мое сердце трепещет, когда я думаю обо всем этом. Я полагала, что история с гувернанткой давно закончена и забыта. Я думаю, что ты уже преодолел свою юношескую влюбленность и способен делать разумные выводы. Прости мое морализаторство, но я в отчаянии. Разумеется, ты взрослый, самостоятельный человек, но ведь я – твоя мать! Когда я узнала, что ты оставил практику, своих клиентов (а мне ты не писал об этом!), я сочла необходимым приехать к тебе. Даже мой почтенный супруг хотел отправиться вместе со мною, полагая, что мне понадобится его помощь и поддержка. Но мне не хочется его волновать. Одним словом, я прибыла в Петербург, а тебя уже и след простыл! Не обессудь, мой милый, но я жду тебя в твоей квартире, ожидаю каждый день и каждый час.

И, как оказалось, не одна я! Почти каждый день является госпожа Бархатова. В первый раз, обнаружив меня в твоем доме, она казалась неприятно удивленной. Да и я тоже, так как сия дама вела себя весьма вольно, словно в собственном доме. Поняв, что я намерена прогостить тут долго, она даже вроде бы огорчилась. И, тем не менее, она приходит и постоянно осведомляется о тебе. Сначала она показалась мне чрезвычайно вульгарной. Хотя хороша, даже чересчур хороша! И наряды у нее такие яркие, разве можно носить такие вызывающие тона? Ей-богу, я бы ни за что не решилась!

Однажды она опять пришла, за окном в тот день разыгралась такая непогода, что мне пришлось из вежливости пригласить ее остаться и переждать. Мы поневоле принялись за чай и разговоры. И вот чудо, мой милый – она открыла мне свою душу, и мне стало ее жаль. Честное слово! Теперь я отчасти понимаю тебя, мой друг. Ведь ты всегда имел нежную душу, тебя всегда трогало человеческое страдание. («Милая мамочка, разумеется, страдание особенно хорошо сочетается с роскошным бюстом, пышными волосами, томными глазами; и прочее, прочее, прочее…») Теперь Матильда Карловна мне даже симпатична, она добра и искренна. И она влюблена в тебя, Сережа!

Это совершенно очевидно. С учетом ее богатства, размеров ее состояния, я уже начинаю без прежнего содрогания думать о вашем браке. Мальчик мой, уж пусть лучше какая угодно Матильда, нежели опасная и неведомая Розалия Киреева, которая тебя погубит!..»

Сергей на миг опустил письмо на колени и глубоко вздохнул, насколько даже простое упоминание ее имени вызывало у него душевную боль и сильное биение сердца.

«Продолжаю через несколько дней в величайшем расстройстве. Снова приходила Матильда Карловна. Она показалась мне слегка огорченной, впрочем, не до слез. Я снова заговорила с нею. Она понравилась мне теперь еще больше, чем ранее. И я искренне пожелала увидеть ее в роли своей невестки. Но – увы, увы, сын мой! Ни красота Матильды, ни ее богатство тебе более не будут принадлежать. Она покидает тебя, она устала ждать! Она не понимает тебя и разочарована. Она оскорблена твоим поступком, твоим бегством в Крым за этой странной женщиной. Именно поэтому сама она и не желает написать тебе ни строчки. К тому же, я полагаю, – и мне уже сказали знающие люди, – у нее завелась новая пассия, которая ее и утешит. Не знаю, в чем тут дело, но она принесла обломки какого-то украшения. Как будто то была роза из коралла. Дескать, ты ей подарил ее, а она наступила на нее нечаянно и растоптала. Принесла и оставила у тебя в кабинете. Что бы это значило?..»

Матильда его покидает. Что ж, так тому и быть! Он ждал подобного развития событий. Было бы по меньшей мере странно предполагать, что такая женщина, как Бархатова, порхающая по жизни, как яркая бабочка с цветка на цветок, спеша везде собрать свой нектар, будет сидеть и ждать своего неверного возлюбленного, заливаясь слезами и сохраняя ему верность. Сергей даже усмехнулся, до того нелепой показалась ему нарисованная воображением картина страданий Матильды Карловны.

Стук в дверь прервал чтение письма от Александры Матвеевны. Сергей отложил письмо и открыл дверь. На пороге стоял Сердюков, с престранным выражением лица.

– Вот, поглядите, получено по полицейскому телеграфу, – следователь протянул адвокату телеграмму.

«Горбунья найдена и арестована. Петушков».

– Этого не может быть! – Сергей вытаращил глаза на клочок бумаги. – Это не она!

– Возможно. Возможно, что столица империи просто наводнена молодыми горбуньями, подозреваемыми в убийстве. Но учтите, что Петушков ее в лицо знает!

– Я тоже знал ее в лицо, – глухо ответил Сергей. – Да что толку? Знать бы теперь, чье это было лицо?.. Когда вы получили телеграмму?