Адвокат дьявола
Шрифт:
Только вечером женщины покинули дом. Нина чуть успокоилась и могла воспринять слова доктора:
– Печально, что так вышло, Нина. В иной ситуации я бы отвез тебя в больницу Валенты, а затем, возможно, к специалисту в Неаполь. Но война еще не закончилась. Идут бои, и дороги запружены беженцами. Неаполь в развалинах. Джакомо в бегах, а я несу определенные обязательства перед моим отрядом. Поэтому сейчас не остается ничего другого, как ждать. Когда наступит мир, мы попытаемся что-нибудь сделать.
– Но мальчик слепой! – это все, что она смогла сказать.
–
Джакомо Нероне молчал, но сердце Нины разрывалось от того горя и печали, которые она видела в его глазах. Джакомо разлил всем вина, затем начал готовить ужин. Мужчины ели за столом, а Нине отнесли миску в кровать. Когда младенец верещал, она давала ему грудь, а когда он начинал сосать, беззвучно плакала.
Мейер ушел около полуночи, чтобы провести ночь в своем доме: после ухода немецкого гарнизона он мог не бояться концентрационного лагеря. Джакомо проводил его до двери. Нина дремала, но услышала резкий голос Нероне:
– Ты – мой друг Мейер, и я понимаю тебя, даже если и не согласен. Но держи Лупо подальше от деревни. И от меня тоже.
Так же резко ответил и Мейер.
– Это поступь истории! Тебе не остановить ее. Мне – тоже. Кто-то же должен организовывать новую жизнь…
Остальное она не расслышала, потому что мужчины вышли в лунную ночь и закрыли за собой дверь. Несколько минут спустя Джакомо вернулся.
– Сегодня тебе нельзя оставаться одной, дорогая. Я переночую у тебя.
Вот тут она приникла к нему и разрыдалась. Когда же несчастная женщина выплакалась, Нероне взбил подушки, устроил ее поудобнее, притушил лампу, а затем, к полному изумлению Нины, не замечая ее присутствия, опустился на колени, закрыл глаза и раскинул руки, как Христос на кресте. Губы его зашевелились в молитве, но с них не сорвалось ни звука. Потом его тело словно окаменело. Нина в страхе позвала его, но он не ответил, потому что не слышал ее. И она смотрела на застывшего, как изваяние, Нероне, пока ее не сморил сон.
Когда Нина проснулась, комнату заливал яркий солнечный свет, младенец кричал, требуя грудь, а Джакомо кипятил воду для кофе. Потом подошел, поцеловал ее, поднял сына на руки.
– Я хочу тебе кое-что сказать, дорогая.
– Скажи мне.
– Мы назовем мальчика Паоло.
– Он – твой сын. Джакомо. Ты и должен назвать его… но почему Паоло?
– Потому что Паоло, апостол [10] , был незнакомцем для Бога и, как и я, нашел Его на Дамасской дороге. Потому что, как этот мальчик, Паоло был слеп, но стал снова зрячим божьей милостью.
10
Апостол Павел – Паоло (итал.).
Нина недоуменно уставилась на него:
– Но доктор сказал…
– Я говорю тебе, дорогая! – прогремел Джакомо. – Мальчик будет видеть! Через три недели катаракты исчезнут. Когда младенец должен видеть свет, наш Паоло тоже увидим его. Ты поставишь перед ним лампу, и он будет жмуриться и следить за ней взглядом. Я обещаю тебе это, именем Господа.
– Не говори мне так лишь для того, чтобы утешить меня, дорогой. Я не могу лелеять надежду, чтобы в конце концов меня обманули, – в ее голосе слышалось отчаяние, но Джакомо широко улыбнулся:
– Это не надежда, Нина. Это обещание. Верь мне.
– Но откуда ты знаешь? Почему ты так уверен?
– Когда это произойдет, постарайся показать всем, что и для тебя выздоровление Паоло – полная неожиданность. Никому не говори о нашем разговоре. Ты можешь мне пообещать?
Нина кивнула, думая про себя, как она сможет вынести ожидание и скрыть мучающие ее сомнения.
Три недели спустя, в утренний час, она вынула младенца из колыбели и разбудила его. Когда он открыл глаза, они были такие же ясные и сверкающие, как и у его отца, а когда она подошла с ним к окну, он зажмурился. Она поднесла руку к его лицу, заслоняя свет, и он тут же раскрыл глаза. И вновь зажмурился, стоило ей убрать руку.
Чудо потрясло Нину. Ей хотелось плясать и петь, известить всю деревню, что сбылось обещание Джакомо.
Но Джакомо уже убили и похоронили. Крестьяне стыдливо отворачивались, когда она проходила мимо. Даже Альдо Мейер уехал в Рим, и Нина думала, что доктор уже не вернется…
– Мне пора идти. – Монсеньор Мередит поднялся. – Уже поздно, и мне надо подумать над тем, что я услышал от вас.
– Вы верите моим словам, монсеньор?
В ее голосе, выражении глаз чувствовался вызов. Он ответил не сразу, после долгой паузы, но без тени сомнения:
– Да, Нина. Я еще не знаю, что все это значит. Но я вам верю.
– Тогда вы присмотрите за сыном Джакомо и постараетесь уберечь его от беды?
– Я постараюсь, – отозвался он, а совесть уже вопрошала его: «Как? Каким образом?»
ГЛАВА 13
Сразу после ленча Альдо Мейер засел за бумаги Джакомо Нероне. Он достал их из ящика дрожащими руками, со страхом в сердце, но едва положил на стол и начал читать строчки, написанные смелым, решительным почерком, как словно услышал знакомый голос, увидел улыбку самого Джакомо.
Доктор погрузился в воспоминания, испытывая стыд перед Нероне и ностальгию по общению с ним. Чего не было в записях, так это злобы, как не было злобы в самом Джакомо. От детской простоты некоторых отрывков на глаза Мейера наворачивались слезы, мистическая экзальтация других заставляла задумываться о причинах собственного банкротства.
В конце же остались лишь мир, спокойствие и уверенность, которые передавались доктору даже через пропасть лет, отделяющую его от тех дней. А последний лист, письмо к Альдо Мейеру, переполняли нежность и всепрощение. В отличие от остальных бумаг, это письмо было написано на итальянском: