Адвокат дьяволов. Хроника смутного времени от известного российского адвоката
Шрифт:
Сейчас, вспомнив этот эпизод, я хочу тем самым лишь подчеркнуть, что Лимонов – не упертый, самовлюбленный нарцисс, каким его пытаются некоторые представить, а человек умный, знающий себе цену, непростой по характеру, но интересный и легкий в общении, трезвомыслящий и очень рациональный.
Что же касается собственно Леннона, то он неспроста оказался в списке «священных монстров» у Лимонова. Его личность, как я понимаю, всегда интересовала Эдуарда, вызывая чаще раздражение и, возможно, даже некоторую творческую зависть. По сути, они ведь – ровесники, оба обладали ярким поэтическим и литературным талантом, оба были новаторами в своем творчестве, наполненном самоиронией и сарказмом, оба интересовались политикой и
Но помимо всего перечисленного и того, что оба они были сильно близоруки, Леннона с Лимоновым объединяло еще и стремление быть предельно откровенным в творчестве, выворачивая себя перед публикой наизнанку, чтобы, как писал Маяковский, оставались «одни сплошные губы». Что, кстати, объединяло их обоих и с этим великим поэтом, который тоже, естественно, оказался среди «священных монстров» в книге Лимонова.
Впрочем, Джона Леннона с Владимиром Маяковским связывало гораздо большее: они оба рано лишились отцов, оба росли и воспитывались в женском окружении, оба учились в художественных училищах и не закончили их, и у каждого из них всю жизнь было по одной «главной» музе – Лиля Брик и Йоко Оно. Эти неординарные женщины оказались не только более волевыми и предприимчивыми, чем их всемирно известные возлюбленные, но даже и более образованными. И манипулировали ими, как хотели, сыграв в итоге роковую роль в их жизни. И оба они, Маяковский и Леннон, в конце концов и погибли почти в одном возрасте – тридцати семи и сорока лет от роду, и оба – от пули. Но это отдельный разговор и тема, наверное, для целой книги или докторской диссертации.
Эдуард Лимонов же, как видим, намного пережил своих «монстров», воспитывался отцом и матерью, за долгую жизнь имел множество муз – жен и подруг, которых был много умнее и образованнее, и ни одна из них не смогла манипулировать им, как манипулировала Маяковским Лиля Брик или Ленноном его «мамочка» Йоко.
Братство пера
Первое, что можно было сделать, чтобы попытаться вытащить писателя Эдуарда Лимонова из тюрьмы, это обратиться за помощью к его собратьям по перу. И разумеется, я это делал в надежде, что к их словам прислушаются и руководители правоохранительных органов, и президент Путин, недавно отметивший к тому времени первый год своего президентства.
Я обращался и в Союз писателей России, объединивший писателей, называющих себя русскими патриотами, и в Союз российских писателей, которые ни патриотами, ни русскими себя не называли, хотя среди них, к моему удивлению, было немало людей с русскими фамилиями и книгами вполне патриотическими: восхвалявшими СССР, подвиг советского народа в Великой Отечественной войне, писавших о комсомоле, строителях Братской ГЭС, советских космонавтах и т. д. и т. п. Через много лет такое же удивление вызывало у меня то, как граждане Украины с русскими фамилиями выступали с проклятиями в адрес России и всего русского – от языка и культуры до своих родственников, проживающих в РФ. Причем выступали даже более неистово, чем украинцы по национальности.
Я обращался и в русский ПЕН-центр, и в «Эмнисти Интернейшнл», в Московскую Хельсинкскую группу и к уполномоченному по правам человека в Российской Федерации г-ну Миронову. (Был тогда такой юрист из КПРФ – Олег Орестович Миронов.)
И всюду, кроме Союза писателей-патриотов, мне говорили примерно следующее: «Да, конечно, мы что-нибудь предпримем, Лимонов хороший писатель, но эта его партия с фашистским знаменем, эта его любовь к большевикам… Вот и доигрался…»
И мне приходилось терпеливо выслушивать все эти их «да, конечно… мы что-нибудь… но его политические взгляды…», а потом долго и упорно разъяснять, что Лимонов никого не убил и не собирался. А за незаконную покупку оружия группой нацболов, дескать, вряд ли стоит держать под стражей их 59-летнего вождя, так как это преступление не относится к категории особо опасных. Позднее, когда Лимонову инкриминировали еще терроризм, призывы к свержению конституционного строя в России и попытку создания незаконного вооруженного формирования, мне пришлось объяснять писателям и правозащитникам, что все эти обвинения основываются на его литературных трудах. Что было, кстати, истинной правдой. Но мне мало кто верил.
И первым на мои призывы откликнулся писатель Андрей Битов, возглавлявший русский ПЕН-центр. Впрочем, от ПЕН-центра со мной больше общался Александр Ткаченко – усатый, в малиновом пиджаке их генеральный директор – по виду типичный функционер, который постоянно подчеркивал, что он не разделяет политических убеждений Лимонова. Потом я случайно узнал, что, оказывается, он еще и поэт.
И в самом начале мая, то есть через месяц после задержания Лимонова, русский ПЕН-центр направил первое свое ходатайство за Лимонова в Лефортовский районный суд Москвы на официальном бланке International PEN Club – всемирной организации писателей:
Русский ПЕН-центр, международная писательская правозащитная организация, поддерживает ходатайство адвоката Беляка Сергея Валентиновича об изменении меры пресечения широко известному талантливому писателю Эдуарду Лимонову, который обвиняется в соучастии в приобретении оружия.
Мы считаем, что в интересах самого же Э. Лимонова не препятствовать проведению расследования по его делу. Поэтому если он будет освобожден под подписку о невыезде, то станет являться к следователю в срок и, таким образом, не будет мешать процессу разбирательства по делу.
Почти одновременно с этим в защиту Лимонова выступили Александр Проханов и Владимир Бондаренко, Дмитрий Быков, Алина Витухновская, Игорь Дудинский, Влад Шурыгин, Гейдар Джемаль, Александр Иванов («Ад Маргинем») и Илья Кормильцев («Ультра Культура»).
В том же 2001 году мне позвонил неизвестный молодой человек, который, представившись писателем, заявил, что хочет встретиться, «чтобы передать деньги для Эдуарда Вениаминовича Лимонова».
Мы встретились у меня в адвокатской конторе, и Сергей Шаргунов (да, это был он – будущий известный писатель и депутат), краснея от волнения, вручил мне две тысячи долларов США, пояснив, что еще учится в университете, а эти деньги – полученная им литературная премия «Дебют-2001».
Позже в одном из его интервью я узнал, как он решился на такой шаг:
Решение далось нелегко. Я автор «Нового мира», и моя повесть была расхвалена жюри. Я понимал, что мое заявление вызовет неоднозначную реакцию. Действительно, лица многих доброжелателей мигом перекривило… Но я продемонстрировал свою независимость. А главное – я бы потом мучился, поступи я по-другому, не отдай денег Лимонову… Я не лимоновец, и это подчеркиваю. Но Эдуард Вениаминович должен быть освобожден.
Но нет, Сережа, конечно же, лимоновцем был – не нацболом, но именно лимоновцем!
В мае 2001 года в Москву из Парижа приехала легендарная Мария Васильевна Розанова – литератор, публицист и издатель, редактор журнала «Синтаксис» и вдова известного писателя и литературоведа Андрея Донатовича Синявского.
Мы несколько раз с ней встречались в тот ее приезд, и, помню, как-то однажды долго беседовали в одной из московских квартир – в серой панельной хрущевке, где она остановилась у своих друзей. Розанова угощала меня чаем и расспрашивала о Лимонове: как он да что он? Но потом больше сама оживленно рассказывала о нем и их общении в Париже.