Адвокат дьяволов. Хроника смутного времени от известного российского адвоката
Шрифт:
Наверное, не менее двух часов мы проторчали с Боровым на холоде около входа в изолятор, ожидая Медведеву, и значительную часть этого времени Сергей говорил на различные философские и прочие отвлеченные темы, рассказывал о себе, о музыке, но ни слова о Наташе.
А она и по дороге в Лефортово, и назад, на Комсомольскую площадь, возбужденно говорила только о Лимонове: ругала его, смеялась своим неподражаемым смехом, вспоминала какие-то моменты их совместной жизни, смеялась и снова ругала…
«Эдик сошел с ума!..»
«Он доигрался!..»
«Эдик сошел с ума!..»
Да, своим арестом, как я понял, Лимонов явно превзошел
По крайней мере, именно об этом я думал, пока гнал свой «мерс» по вечерней сырой Москве и слушал возбужденный монолог Наталии, сидящей справа от меня.
Затем она много раз мне звонила, мы беседовали, и она была уже более сдержанна и спокойна. Однажды мы пересеклись с Медведевой случайно на концерте группы «ДК», и Наталия сказала, что ей понравился мой альбом «Эротические галлюцинации русского адвоката». Она даже хотела привлечь моих питерских музыкантов и саунд-продюсера Петра Струкова к работе над своим новым альбомом. А спустя некоторое время Наталия передала мне заявление, в котором говорилось о ее готовности (и согласии матери) прописать в их питерскую квартиру Савенко Эдуарда Вениаминовича.
Но потом, после моего отъезда на целых семь месяцев в Саратов (вслед за этапированным туда Лимоновым), наша связь с Медведевой прервалась.
И только после выхода в свет книги Лимонова «В плену у мертвецов» Наталия неожиданно мне позвонила, обрушив очередную порцию брани в адрес Эдуарда.
В той книге Лимонов подробно рассказал о своем свидании с Медведевой в Лефортовской тюрьме, описав эту сцену и саму Наталию очень реалистично и жестко.
…Я увидел её голову на той же высоте, где она и находилась шесть лет тому назад, но голова была другая, ссохлась, словно чучело, сделанное из той этой головы. Время полумумифицировало голову моей некогда любимой женщины. Она не находилась в той степени мумификации, как знакомая мне с возраста 24 лет (я только приехал тогда в Москву) мумия в Египетском зале музея имени Пушкина, но была на полпути к этому состоянию. Вообще-то если бы я был добрый человек, мне следовало бы всплеснуть руками, ничего ей не сказать, разумеется, но, возвратившись в камеру, написать что-нибудь вроде баллады Франсуа Вийона «Дамы былых времён». Это если по-нормальному. Но так как я государственный преступник, судя по статьям, отъявленно жестокосердная личность, припомнив, сколько эта женщина попортила мне крови, я со злорадством подумал: «Так тебе и надо! Твоя некогда прекрасная физиономия фотомодели – похожа на суховатую палку. Твои глаза: один меньше другого, они как два пупка. Тебя, Наталья Георгиевна, время изуродовало за твои пороки…»
Это было не единственное место в книге, отчего Наталия так завелась.
Да, на сей раз в ее словах и в ее голосе слышались только обида и злость. И, если честно, Наташа была совершенно пьяна. Она обвиняла Лимонова во всех смертных грехах и разве что не проклинала его. Она обещала, что «Боров с ним разберется» (каким образом Боров мог «разобраться» с человеком, сидящим за решеткой, Медведева не уточнила; но не думаю, что она хотела, чтобы Боров и сам оказался в «третьяке» Саратовского централа ради мести за оскорбленную честь своей любовницы). Она ругала и меня за то, что я взялся защищать Лимонова и ношусь с ним, как будто он мне сват или брат.
– Он там что – вообще обнаглел?.. Нахуй мне его книжки!.. Пусть себя описывает… – басила она в трубку, растягивая слова. – Передай ему все, что я о нем думаю!..
Это продолжалось долго. Очень долго. А вести подобные разговоры с пьяной женщиной да еще на ночь глядя – занятие, согласитесь, малоприятное.
И только пообещав Наташе, что я обязательно передам Лимонову все ею сказанное «слово в слово», мне кое-как удалось ее успокоить.
Я, конечно, рассказал Лимонову о своем разговоре с Медведевой, но слово в слово его не передал, – у Лимонова в тот момент и без этого было много переживаний.
Может, сейчас данные записки хоть в какой-то степени смягчат мою вину перед Наташей?..
А всего через четыре с половиной месяца после ее смерти и четыре месяца после торжественного празднования 60-летия Лимонова в ЦДЛ он вышел на свободу.
Ходатайство о его условно-досрочном освобождении подписали сразу несколько депутатов Государственной думы, включая и Жириновского.
То было жаркое лето 2003 года, когда такое «вольнодумство» в России еще допускалось, хотя она уже и была путинской.
Но пройдет год-два и все изменится: чекисты расправят плечи и задерут головы; депутаты начнут бояться кремлевской тени; прокуроры – собственной (для этого и был создан Следственный комитет России); последние независимые телеканалы прекратят свое существование; суды, обласканные властью и не боящиеся гласности (которой попросту не станет), прекратят выносить оправдательные приговоры по политическим делам (да и по другим, на всякий случай, тоже); «права человека» станут пустыми словами (и почти такими же ругательными, как «демократ» и «либерал»); свобода слова уйдет в «подполье» Интернета; а уж про «Коррозию металла» или Борова в «приличном обществе» и говорить будет неудобно – «анахронизм».
Может быть, Наталия Медведева все это предчувствовала?..
Режиссер Лиля Вьюгина несколько лет назад сняла для телевидения документальный фильм о Наталии Медведевой. Но из-за Лимонова (которого невозможно было обойти стороной в фильме) его не решился показать ни один российский телеканал. Фильм назывался очень красиво и точно: «Большая Медведица».
Думаю, Лиля простит меня, если я так и озаглавлю этот свой рассказ, – лучшего названия для него не придумать.
Рукописи не крадут
В конце 2001 года Следственное управление ФСБ России, занимавшееся делом Лимонова с апреля, после сенсационного задержания Эдуарда и нескольких его товарищей на глухой таежной заимке в заснеженных Алтайских горах приступило к выполнению требований статьи 217 УПК РФ, то есть к ознакомлению подсудимых и их защитников с материалами этого дела.
Так как дело получилось у них многотомное, то, чтобы тщательно изучить все собранные чекистами «доказательства вины» обвиняемых (показания многочисленных свидетелей, акты всевозможных экспертиз и прочее), требовалось значительное время.