Адвокат Казановы

Борохова Наталья Евгеньевна

Но время упорно шло вперед, и девушка стала привыкать к родственникам мужа, к тому, что все вопросы по хозяйству решают специально нанятые люди. Ее язык уже не прилипал к гортани, когда требовалось указать горничной на беспорядок в гардеробной или попросить ее почистить костюм. Конечно, до светской львицы ей было еще далеко, но на вечеринках она уже не пыталась слиться с обивкой кресел в гостиной, стараясь остаться незамеченной. Временами Лизе даже удавалось довольно остроумно отвечать на бестактные расспросы некоторых друзей семейства. И гости Мерцаловых находили, что молодая жена хозяина дома, несмотря на некоторую зажатость, все же может, в случае необходимости, выпустить

коготки. Поэтому жизнь постепенно налаживалась, и наконец настал момент, когда Елизавета, вернувшись в особняк после утомительного судебного дня, сказала себе: «Как хорошо, что я дома!»

Однако надеждам Елизаветы на тихий семейный вечер не суждено было сбыться. В доме царило оживление, которое, как правило, свидетельствовало о скором приходе гостей. В столовой уже ярко горели люстры, а домоправительница, толстая Капитолина, доставала из комода серебряные приборы.

– Лиза, душечка! – окликнула девушку свекровь, Ольга Сергеевна, спускаясь по широкой дубовой лестнице вниз. – Ну-ка бегом переодеваться! Мы ждем к ужину Вощинского.

Дубровская тяжело вздохнула. Больше всего она сейчас мечтала о добром ужине и о собственной уютной кровати с ночником и книжкой…

– Надо же такое придумать: наносить визиты в понедельник! – заметила она с досадой.

Ее свекровь, не работавшая в своей жизни и месяца, искренне не понимала, чем понедельник отличается от всех иных дней недели. Поэтому она предпочла не разводить с невесткой дискуссии, а ограничиться коротким внушением:

– Поспеши, дорогая. И не забудь: гостя зовут Павел Алексеевич.

«Не знаю, кто он такой, но уже его ненавижу…» – подумала Лиза, поднимаясь к себе в спальню.

Впрочем, Павел Алексеевич Вощинский оказался милейшим человеком, галантным и обходительным. Для начала он рассыпался в извинениях за свой неожиданный визит и сообщил, что, если бы не обстоятельства, о которых рассказ последует позже, он бы ни за что не осмелился потревожить покой обитателей Сосновой виллы в столь неурочный час и тем более в самом начале недели. Причем смотрел мужчина преимущественно на Елизавету, словно просил прощения у нее лично. В конце концов Дубровская почувствовала себя неловко и даже испытала раскаяние за те нелестные эпитеты, которыми наградила нежданного гостя, переодеваясь к ужину.

– Так, может, сразу перейдем к делу? – предложил Андрей, и его отец Сергей Аркадьевич с ним согласился.

– Нет-нет! – замахал руками Вощинский. – Давайте поговорим после ужина. Я так понимаю, Елизавета Германовна совсем недавно вернулась с работы и морить ее голодом, заставляя выслушивать мою нудную семейную историю, было бы жестоко.

Пожелание гостя учли, а Лиза даже была польщена столь явно выраженным вниманием к своей скромной персоне.

За ужином говорили об общих знакомых, сетовали на слишком теплую и слякотную зиму. Павел Алексеевич говорил много, но тем не менее не утомлял собеседников. Слушать его было интересно. Он отличался своеобразной манерой общения: слова произносил немного нараспев, тягуче, как капризный ребенок, активно использовал жесты, делая всевозможные пассы руками, белыми и ухоженными, как у женщины. Лицо его казалось очень живым и эмоциональным. Глаза, выразительные, большие, были как бы полноправными участниками разговора: они то округлялись, показывая высшую степень удивления, то возводились к потолку, когда Вощинский, описывая нечто, его потрясшее, употреблял превосходные степени, то пытливо всматривались в лица его собеседников, стараясь понять, разделяют ли они точку зрения Павла Алексеевича. В общем, гость был явно натурой артистической, темпераментной.

На взгляд

Лизы Дубровской, Павел Алексеевич немного перебарщивал по части эмоций. Складывалось впечатление, что все чувства, переживаемые им, достигают запредельной остроты, а между тем речь шла о самых банальных вещах. Елизавете такие манеры были в новинку, поскольку мужчины, окружавшие ее в профессиональной жизни, были скупы на проявление эмоций, казались иногда людьми чересчур деловыми, даже черствыми. Каково же было удивление Лизы, когда она узнала, что Вощинский работает не в театре, не на телевидении, где ему было бы самое место, на ее взгляд, а занимается бизнесом. Причем абсолютно обыденным: что-то связанное с металлоконструкциями и строительством…

После ужина Елизавета встала из-за стола и, полагая, что выполнила все предусмотренные этикетом условности, хотела было произнести заранее заготовленный предлог и удалиться к себе. Но Вощинский выразил столь искреннее огорчение, что ей не оставалось ничего другого, как плюхнуться назад на стул и надеть на лицо самую доброжелательную из своих улыбок.

– Ведь, собственно говоря, я надеюсь на вашу помощь, миленькая Елизавета Германовна, – признался Вощинский, чем до крайности удивил всех присутствующих. – Мне известно, что вы – адвокат.

– Павел Алексеевич, голубчик, что случилось в вашей жизни, если вам потребовался адвокат? – вскричала Ольга Сергеевна.

– Может, вам стоит поговорить с Елизаветой наедине? – деликатно осведомился Сергей Аркадьевич.

– Конечно, мы можем уйти, – поднялся с места Андрей.

Но Вощинский, сложив руки, как для молитвы, поспешил успокоить всех:

– Нет-нет, друзья. Прошу останьтесь. У меня нет от вас тайн.

Ольга Сергеевна с облегчением вздохнула. Признаться честно, идея мужчин удалиться из столовой тогда, когда речь коснулась самого интересного, не пришлась ей по душе.

– Слава богу, мне не грозит тюрьма, и мой бизнес, как вы знаете, вполне легален, – продолжал гость. – Но с моей родственницей произошла большая неприятность.

– Какого рода неприятность? – спросила Лиза.

– Ее убили, – коротко ответил Вощинский. – Она была успешной женщиной, сумела заработать не только громкое имя, но и весьма приличное состояние. Сейчас мне требуется юрист для того, чтобы завершить некоторые хозяйственные дела и помочь мне в вопросах наследования.

– О! А как же зовут вашу родственницу? – не выдержала Ольга Сергеевна. Она кожей чувствовала сенсацию.

– Оля, – одернул ее супруг, – всему свое время.

Но Вощинский пропустил мимо ушей бестактность Мерцаловой-старшей, поскольку всецело был занят разговором с Елизаветой.

– Меня усыновили ее родители, так что, строго говоря, родственниками мы являемся весьма условно, – слабо улыбнулся он. – Но других наследников все равно нет. Моя бедная сестрица была бездетна. Так что придется всеми ее делами заниматься мне.

– Видите ли, – проговорила Лиза. – Я занимаюсь преимущественно уголовными делами и, боюсь, могу оказаться вам бесполезной в хозяйственных вопросах.

– Да что ты такое говоришь, Лиза! – одернула ее свекровь. – Гражданские, уголовные дела… Кажется, в институте тебя учили и тому, и другому.

– Оно, конечно, верно, но в практической деятельности я сталкивалась в основном с защитой по уголовным делам, – упрямо повторила Дубровская. – А Павлу Алексеевичу, как я полагаю, требуется высококлассный специалист.

– Вообще-то я не сомневаюсь в ваших силах. Готов ввести вас в курс всех дел и даже дать время для того, чтобы освоиться. Ведь когда-то нужно начинать? – Вощинский был сама доброжелательность.