Адвокат революции
Шрифт:
– Прикажете-с вызвать городового? – склонился над ухом Владимира Анатольевича возникший, как из-под земли, распорядитель.
Обычно знаменитая кондитерская Кочкурова на итальянской улице, куда присяжный поверенный Жданов привел на завтрак своего приятеля, весьма дорожила своей репутацией, обслуживала только приличную публику и никаких нарушений порядка по отношению к посетителям не допускала.
– Не надо, голубчик. Пустое… – Владимир Анатольевич сделал жест, будто бы отгоняя от себя насекомое. После чего посмотрел на встревоженное лицо гостя, Виктора Андреевича Кудрявого, приехавшего в Петербург из Вологды по делам земства:
– Да вы кушайте, кушайте, Виктор Андреевич. Здесь прекрасно готовят суфле!
– Благодарствуйте… –
– Хорошо хоть по физиономии не размахнулась. Или еще чего похуже…
– Похуже?
Виктор Андреевич был на десять лет старше своего приятеля, однако выглядел ему вполне ровесником. Происходил Кудрявый из старинного дворянского рода, окончил когда-то юридический факультет Петербургского университета, но карьеры не сделал – в скором времени его выслали за антиправительственную деятельность в город Грязовец Вологодской губернии. По окончании срока решил на берега Невы не возвращаться, много работал на ниве общественности, избран был председателем сначала уездной, а потом и губернской земской управы…
С молодым ссыльным Ждановым он сошелся на почве решительного совпадения взглядов на отечественную юриспруденцию и на ее роль в будущем переустройстве России. И поэтому, именно благодаря покровительству Виктора Андреевича, молодой юрист был зачислен сначала столоначальником в управе Грязовца, затем стал помощником присяжного поверенного при Вологодском окружном суде, а под самый конец ссылки – присяжным поверенным.
Виктор Андреевич, имевший в губернии благодаря своей деятельности широчайший круг разнообразных знакомств, оказал молодому коллеге-юристу поддержку на первых судебных процессах, в которых тот принял участие – в Великом Устюге, Тотьме, Кадникове, Вологде и Грязовце. Однако после того как отбывший свой срок наказания Жданов с позволения полицейского департамента окончательно перебрался из северных краев в Первопрестольную, чтобы вступить в число присяжных поверенных округа Московской судебной палаты, они больше так и не встречались.
Впрочем, приятели с той поры состояли между собой в переписке и уговорились встретиться, когда оба окажутся в Санкт-Петербурге…
– А вы как себе думали, любезный мой Виктор Андреевич? Вон, того же Крушевана, к примеру, вообще ножом порезали. Едва не до смерти.
– Какого Крушевана? – не понял земский председатель.
– Редактора газеты «Бессарабец». Из-за которого, собственно, все и началось…
– Видите ли, дорогой Владимир Анатольевич, – Кудрявый посмотрел на собеседника, стараясь подобрать необходимые слова, – вследствие прямого запрета правительства в нашей прессе, как известно, почти не писали про судебный процесс по делу о Кишиневском погроме. Обвинительный акт в России так и не был опубликован, напечатали его только за границей, по-моему, в Штутгарте…
– Да, приказано было конфисковать даже брошюры с проповедями православных иерархов, Иоанна Кронштадтского и епископа Житомирского Антония, которые обратились к пастве с осуждением погромщиков.
– Вот именно. Поэтому все, что я знаю, почерпнуто из нелегальной литературы и из иностранных газет, которые в Вологду к нам попадают нечасто и нерегулярно. Но когда я услышал, что вы приняли на себя по этому делу защиту некоторых активных погромщиков… – Виктор Андреевич отложил нож и вилку. – Не обижайтесь на меня, право слово, но такого поступка от вас – именно от вас, Владимир Анатольевич! – никто не ожидал.
Присяжный поверенный Жданов пожал плечами:
– Меня назначили.
Государственная ангажированность присяжных поверенных обеспечивалась в России не только присягой, в которой они обязывались сохранять верность государю императору, но и порядком комплектования адвокатуры. Состав присяжных поверенных контролировался Судебной палатой округа, при которой создавался Совет присяжных поверенных, чья деятельность также была поднадзорна Судебной палате. Совет, помимо прочего, рассматривал вопросы приема и отчисления, а также устанавливал очередность «хождения по делам лиц, пользующихся на суде правом бедности» и по делам о преступлениях, совершенных несовершеннолетними лицами, независимо от желания самих несовершеннолетних, а также их родителей или попечителей. Таким образом, формальное отсутствие административных отношений между адвокатом и государственной властью в реальности компенсировалось дисциплинарной практикой Совета присяжных поверенных.
– Но вы ведь могли уклониться?
– Да, в сущности, мог. Но не захотел.
– Простите великодушно, Владимир Анатольевич, однако я вас не понимаю.
Прыщавый студент за дальним столиком произнес что-то, видимо, в высшей степени остроумное и язвительное. Что-то такое, из-за чего вся компания молодежи громко расхохоталась, не переставая при этом разглядывать Жданова и его собеседника.
– Хорошо, – почти шепотом произнес присяжный поверенный, заглянув на дно пустой кофейной чашки. – Хорошо. Давайте я вам расскажу, как было дело?
– Я не настаиваю. Если это вам по какой-то причине неловко…
– То, что случилось в Кишиневе, по природе своей противно человеческому естеству. И тем не менее. Как известно, за два месяца до погрома в Дубоссарах сначала исчез, а потом был найден убитым четырнадцатилетний подросток. Ежедневная кишиневская газета «Бессарабец», возглавляемая неким господином Крушеваном, сразу же стала печатать и перепечатывать разного рода слухи и версии, будто это ритуальное убийство, совершенное евреями. Например, сообщалось, что труп якобы найден был с зашитыми глазами, ушами и ртом, с надрезами на венах и следами от веревок на руках. Или было написано, что один из убийц, ортодоксальный иудей, уже пойман и рассказал о деталях преступления… – Владимир Анатольевич жестом поманил официанта, показав ему на пустую кофейную чашку.
Виктор Андреевич молча слушал рассказ приятеля.
Настоящие преступники, родственники мальчика, зарезавшие его из-за наследства, были найдены позднее. Но еще до того, по требованию следователя, почти сразу установившего отсутствие ритуального характера убийства, газете «Бессарабец» пришлось опубликовать официальное опровержение напечатанных ранее домыслов. Приводились там и результаты вскрытия, показавшего, что подросток погиб от множественных колотых ран, а не от кровопотери, и подтвердившего отсутствие надрезов, швов на глазах и тому подобное. Опровержение помогло прояснить обстановку, но не успокоило население – многие обыватели посчитали его попыткой скрыть правду. Более того, агентами охранки был запущен по городу слух, будто царь лично издал секретный указ, разрешающий грабить и избивать евреев в течение трех дней после Пасхи. А за неделю до праздника в общественных местах города появились и листовки такого же содержания.
Присяжный поверенный дождался, пока официант отойдет от стола, и продолжил:
– И вот в воскресенье днем из толпы, собравшейся на площади, полетели первые камни в прилегающие еврейские дома, началось разорение лавок и магазинов…
– А что же городские власти?
– Полиция сразу арестовала шестьдесят человек. На улицы вывели воинские патрули из гарнизона, так что к вечеру все затихло, и ночь прошла спокойно. Но вот на следующий день началось нечто страшное… – Владимир Анатольевич сделал большой глоток кофе. – только представьте себе! До половины четвертого пополудни озверевшие толпы с окраин практически безнаказанно врывались в дома, убивали, насиловали, поджигали. Потом только солдатам раздали патроны и разрешили стрелять в негодяев. Погром подавили буквально за считанные минуты. Но к этому времени уже погибли сорок девять человек, почти шестьсот было ранено и покалечено, пожар уничтожил треть всех кишиневских домовладений…