Адюльтер
Шрифт:
Он обещает, что я выйду из этого состояния. И не должна ничего решать. И не должна осуждать себя за что бы то ни было. Он – со мной, он – всегда рядом.
– Есть свет в конце туннеля.
Я хочу верить, однако ноги мои словно замурованы в бетон. Но ты не думай об этом, не тревожься обо мне, я продолжаю бороться. Я борюсь вот уже несколько месяцев. Со мной случалось такое и раньше: было и прошло. И однажды утром я проснусь – и все окажется лишь кошмарным сном. Я свято верю в это.
Муж просит счет, сжимает мне руку. Вызываем такси. Что-то изменилось к лучшему. Вера
* * *
Якоб Кёниг, что ты делаешь в моей спальне, в моей постели, в моих тяжких снах? Ты должен бы сейчас работать день и ночь, потому что до выборов остается всего три дня, а ты теряешь драгоценное время избирательной кампании за обедом в «Перль дю Лак» и за разговорами в парке Дез-О-Вив.
Разве этого тебе мало? Зачем же ты еще вторгаешься в мои сны? Я поступила в точности так, как ты посоветовал: поговорила с мужем, ощутила, что он любит меня. И ощущение того, что счастье в моей жизни иссякает на глазах, исчезло после того, как мы с почти полузабытой уже страстью предавались любви.
Прошу тебя, уйди из моих мыслей. Завтра у меня трудный день. Рано встать, отвезти детей в школу, съездить на рынок да еще найти место для парковки, потом еще обдумать оригинальный поворот такой неоригинальной темы, как полтика… Оставь меня в покое, Якоб Кёниг.
Я счастлива в браке. И ты не знаешь и даже не догадываешься, что я думаю о тебе. И мне хотелось бы, чтобы кто-нибудь был сегодня вечером рядом со мной, чтобы рассказал мне сказки со счастливым концом, спел колыбельную, чтобы убаюкать… Но нет – я могу думать только о тебе.
Я теряю власть над собой. Хотя мы не виделись уже неделю, ты постоянно и настойчиво присутствуешь здесь.
Если не исчезнешь, мне придется идти к тебе, пить чай с тобой и твоей женой, убедиться, что вы живете счастливо, что у меня нет шансов, что ты солгал, говоря, что видишь в моих глазах свое отражение, что намеренно допустил, чтобы я была ранена тем поцелуем, о котором ты даже не просил.
Я надеюсь, что ты поймешь меня, я молю об этом, потому что и сама не могу постигнуть, чего же все-таки прошу.
Поднимаюсь с кровати, беру компьютер, чтобы набрать в поиске «как покорить мужчину». Вместо этого впечатываю слово «депрессия». Мне нужна полная ясность насчет того, что творится со мной.
Захожу на страницу, позволяющую юзеру самому поставить себе диагноз: «Определите, страдаете ли вы психическим расстройством». Там длинный перечень вопросов, и почти на все я отвечаю «нет».
Итог: «Вы, вероятно, переживаете сейчас трудное время, но ничто не указывает на то, что вы приближаетесь к состоянию клинической депрессии. Вам нет надобности обращаться к врачу».
Ну, что я говорила?! Я знала, что не больна. Судя по всему, я просто все это выдумала, чтобы привлечь к себе внимание. Или чтобы обмануть самое себя, сделать свою жизнь интересней – еще бы, ведь в ней появились проблемы! А проблемы требуют решения, и их поиску теперь я могу теперь посвятить часы, дни, недели.
Может, и впрямь стоит, чтобы муж попросил у нашего доктора какое-нибудь средство, облегчающее засыпание? Может, в самом деле нервотрепка на работе – особенно сейчас, в преддверии выборов – лишает меня душевного покоя? Я ведь всю жизнь стараюсь быть лучше всех и в профессиональной деятельности, и в семейной жизни, а уравновесить то и другое – дело нелегкое.
* * *
Сегодня – суббота, канун выборов. Один мой приятель говорит, что ненавидит выходные, потому что биржи закрыты и ему нечем развлечься.
Муж уговорил меня выйти из дому. Главный довод состоял в том, что надо погулять с детьми. А в воскресенье я буду дежурить в редакции.
Он просит меня надеть тренировочные брюки. Мне как-то неловко отправляться в таком виде в Ньон, старинный и славный город, построенный некогда римлянами, а ныне населенный едва ли двадцатью тысячами жителей. И я отвечаю, что в таких штанах хорошо разгуливать неподалеку от дома, тем более что все знают – мы занимаемся гимнастикой, однако он настаивает.
Спорить мне не хочется, и я уступаю. Впрочем, мне сейчас ни с кем не хочется спорить – в таком я теперь состоянии. Чем спокойней, тем лучше.
Покуда я еду на пикник в маленький городок, до которого всего полчаса езды, Якоб, наверно, встречается с избирателями, советуется с помощниками и друзьями – должно быть, он взвинчен, но этот стресс не тяготит его: он доволен, что в его жизни что-то да происходит. По опросам общественного мнения понять, кто лидирует, затруднительно, потому что в нашей стране к тайному голосованию относятся очень серьезно, но судя по всему, у него серьезные шансы на переизбрание.
Его жена, я полагаю, тоже провела бессонную ночь, но – по другим причинам, нежели я. Она предвкушала и обдумывала, как будет принимать друзей и сторонников после официального оглашения результатов. А сейчас она, наверно, на ярмарке на улице Де-Рив, где всю неделю бойко торговали овощами, мясом, зеленью палатки, установленные напротив входа в «Банк Юлиус Байер» и витрин «Прада», «Гуччи», «Армани» и других роскошных бутиков. Покупает самое лучшее, не заботясь о цене. А потом, наверно, садится в машину и отправляется в Сатиньи, на один из лучших виноградников – гордости всего региона – чтобы там, в погребах винодельческого хозяйства, попробовать разные сорта и определить, чем порадовать тех, кто в самом деле разбирается в сортах, букетах и оттенках вкуса. К таким знатокам, кажется, относится и ее муж.
Домой она вернется усталая, но счастливая. Официально Якоб еще считается одним из кандидатов, но почему бы не начать приготовления накануне? Боже мой, только сейчас обнаружилось, что сыру меньше, чем она предполагала! Снова она прыгает в машину и возвращается на ярмарку. Из десятков сортов выбирает те, которыми особенно славится кантон Во – «грюйер» (три вида – сладкий, малосольный и самый дорогой, выдерживаемый от девяти месяцев до года), мягкий внутри «Том Водуаз» (он особенно хорош для фондю, но можно есть его и просто так) и Л’Этива2 из молока альпийских коров, который варят на слабом огне (причем обязательно должны гореть дрова).