Адъютант его превосходительства
Шрифт:
Теперь и Юра безбоязненно поднял голову и увидел несколько телег с ранеными красноармейцами, которые ехали, свесив ноги на землю, словно с сенокоса.
Семён Алексеевич объяснил что-то одному из бойцов, указывая глазами на Юру, затем усадил его в телегу, а сам пошёл рядом. Они ехали долго и только к полудню подъехали к окраине городка. На узкой кривой улочке Семён Алексеевич помог Юре спрыгнуть с телеги, и они пошли к кирпичному дому, около которого стоял часовой.
— Товарищ Фролов здесь? — спросил Красильников часового.
— Со вчерашнего дня не уходил, — ответил часовой.
Моряк повёл Юру на второй этаж и оставил в пустоватом коридоре с отбитой штукатуркой. Сам скрылся за дверью, но почти сразу вернулся, позвал:
— Идём.
В большой комнате, куда следом за моряком вошёл Юра, лицом к двери за пишущей машинкой сидела молодая женщина.
Заглядывая через её плечо в листы бумаги, что-то диктовал человек в длинной кавалерийской шинели. Оба обернулись и взглянули на Юру, а он каким-то неведомым чутьём понял, что не они здесь главные. Мальчик перевёл взгляд дальше и увидел человека в лёгкой тужурке, сидящего к нему спиной. Худая шея с глубокой впадиной и особенно спина с острыми лопатками выражали такую крайнюю усталость, что в груди Юры невольно шевельнулась жалость.
Усталый человек медленно повернул голову. Блеснул сощуренный глаз, вокруг которого сбежались морщинки.
— Здравствуй. Проходи, садись! — сказал Фролов Юре.
Мальчик сел, растерянно глядя в худощавое, гладко выбритое лицо с отёчными мешками под глазами, с красноватыми припухшими веками, но с выражением живым и энергичным.
— Как тебя зовут? — неторопливо рассматривая Юру с ног до головы, спросил Фролов. — Неплохо, если и фамилию скажешь!
— Юра… Львов, — стараясь выглядеть независимым, ответил мальчик.
— Рассказывай, Юра…
— О чем? — удивился Юра.
— Глаз у тебя молодой, острый, вот и расскажи, как все было в артдивизионе.
— А что рассказывать? — насупился Юра. — Я спал. А потом проснулся. Снаряды рвутся. Прямо рядом…
— Во-во! По дивизиону, как по мишеням. Каждый снаряд — в цель, — вклинился в разговор Красильников. — И что главное никто никуда не уходил.
Фролов сидел, прикрыв тонкой рукой глаза, давая Семёну Алексеевичу выговориться. Затем поднял голову, несколько раз моргнул припухшими веками и снова спросил Юру:
— Так родители твои где?
— Мама умерла… — не понимая, чего от него хотят, и удивляясь этой странной настойчивости, чуть слышно прошептал Юра.
— А отец? — продолжал добиваться своего Фролов.
Юра нахмурился. Передёрнул плечами и не стал отвечать. Тонкие пальцы Фролова дрогнули, забарабанили по столу.
Он поднял на Юру пристальные, проницательные глаза.
— У белых?
— Да. — Несколько мгновений Юра молчал, затем добавил с вызовом: — Мой папа — офицер. Полковник.
— Понятно, — испытующе и озабоченно глядя в глаза мальчику, сказал Фролов. — А родственники, говоришь, в Киеве?
— Да, — опять односложно ответил Юра. В его кратких ответах чувствовалась неприязнь к этим людям, чего-то настойчиво добивающимся от него.
— Ну, иди пока, погуляй. Нужен будешь — позовём.
Юра вышел в другую комнату. Постоял немного там. Потом сбежал по лестнице вниз, скучающей походкой прошёл мимо часового.
— Жара! — пожаловался часовой и, утомлённый, прислонился щекой к штыку.
— Жара, — согласился Юра. Он медленно спустился с крыльца, зашёл за угол дома.
…Когда Красильников и Фролов остались в комнате одни, моряк задумчиво сказал:
— И ведь что характерно: окромя этого мальца, у нас на батарее никого не было.
— Ты прав… это предательство, — тихо обронил Фролов. — Только парнишку зря сюда приплёл. Парнишка тут ни при чем. Звонили из штаба артполка. Одновременно обстреляли все артдивизионы и батареи. Кроме тех двух, что мы вчера перебросили на новый участок. Соображаешь?
Моряк поднял вопрошающие глаза на Фролова.
— Предатель находился не на батарее и не в артдивизионе. Да, наверно, и не в штабе группы. Скорее всего, в штабе армии.
— Ах ты ж, вошь тифозная! — стукнул по столу кулаком моряк. — Ну, теперь все понятно!..
Фролов поморщился:
— А мне — нет. Напиши записку коменданту, пусть посадят парнишку на поезд.
— А может… ну его к бабушке, этого белогвардейского сынка?..
Фролов не ответил, но посмотрел на Красильникова так, что моряк виновато кашлянул и стал старательно писать записку, затем подошёл к двери, выглянул в коридор. Мальчика там не было.
Он спустился по лестнице вниз, вышел на крыльцо.
— Мальчишку тут не видел? — спросил у часового.
— Вроде вертелся какой-то. — Нерасторопный часовой подтянулся, взглянул на Красильникова. — А что, не надо было выпускать?
— Да нет… ничего…
А в это время Юра мчался под заливистый собачий лай по кривым улочкам городка. Перемахнул через высокий забор, пробежал по огородам и выскочил к пустырю, в конце которого виднелась железнодорожная станция.
ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ
Общее наступление, которое предпринял главнокомандующий вооружёнными силами Юга России Деникин весной девятнадцатого года, развивалось успешно. Он был доволен.
Деникин часто любил повторять, что главное в должности полководца — угадать момент.
Судя по всему, он угадал момент. К началу мая войска Красной Армии на Южном фронте были обессилены многомесячным изнуряющим наступлением на Донецкий бассейн. Бойцы и командиры нуждались хотя бы в небольшой передышке. Резервы фронта были полностью исчерпаны, а подкрепления подходили медленно. Из-за весенней распутицы и разрухи на транспорте снабжение войск нарушилось. Вспыхнули эпидемии. Тиф вывел из строя почти половину личного состава.