Аэций. Клятва Аттилы
Шрифт:
— Ну, как же. Пришел сюда из-за родича. А на самом деле? Разнюхивал, кого мы тут держим.
— Ничего я ни о ком не разнюхивал.
— А вот мы разнюхали. Один из наших парней вернулся из Маргуса, и когда ему рассказали про Вали и Нари, долго смеялся. Он знал их старшего брата. Вали и Нари — двойняшки. А вы-то оба, сам ведь сказал, не такие.
У Карпилиона перехватило дыхание. Он так испугался, что застучало в висках. Неужели теперь их убьют, и отцу уже не помочь? Мысль об этом показалась ему хуже смерти.
— Может, теперь объяснишь, зачем вы сюда пришли? — заговорил с ним все тот же наемник, «расследователь», как называли таких в Равенне. — Этот карлик. Зеркон. Я правильно произношу его имя? Сказал, что на самом деле вы разыскивали своего отца и попросили его помочь…
— Он не мог такого сказать! — в отчаянии крикнул Карпилион.
— А… так, выходит, это все-таки правда, — с деланным сожалением проговорил расследователь. — Ну, и как? Нашли?
Ответа он явно не знал, иначе бы не спросил.
— Не нашли, — решил упереться Карпилион. — Спросили у того, который сидит в подземелье. Но он не слышал даже имени нашего отца.
— А почему вы искали именно здесь?
— По совету одного человека. Он встретился нам в Равенне. Рассказал об отце и исчез.
Карпилион старался говорить как можно правдивее. И видно вышло не так уж плохо. Задававший вопросы почти поверил.
— Ладно, — произнес он в раздумье. — Отвезем вас в Равенну. Выясним обстоятельства там. Но сперва послушаем, что по этому поводу скажет твой брат.
*
Карпилиона знобило от страха. Вдруг Гаудент опровергнет его слова. Придумает какую-то другую ложь. Или вовсе расскажет правду. У Гаудента правдивость всегда была чуть ли не главная заповедь жизни.
К счастью худшие страхи не оправдались. Гаудент не ответил ни на один вопрос из тех, что ему задавали, и очень расстроился, узнав, что Карпилион отвечал.
До утра их заперли в какой-то коморке без окон и оставили в полной темноте. Внутри едва уловимо пахло сладковатыми ароматами. Видимо раньше тут обитала молодая женщина.
— Давай договоримся на будущее, о чем говорить на допросе, чтобы всегда отвечать одинаково, — предложил Гаудент.
— А чего договариваться. Зеркон им все выложил, — буркнул Карпилион.
— Не понимаю, почему он так поступил.
— Струсил, чего тут не понимать.
— А может, у него имелся какой-нибудь повод?
— Подлость — вот единственный повод предателя. Пусть только попадется под руку! — Карпилион нарочно повысил голос, чтобы услыхали за дверью.
— Не кричи так громко или кричи хотя бы на норском, — сделал ему внушение Гаудент. — Ты не забыл? У нас есть дела поважнее, чем гоняться за дядькой. Отец поручил нам отправиться в Доростол. Наверняка он хотел, чтобы мы рассказали его друзьям о том, что случилось. А они придумают, как вызволить его из крепости. Надо только самим отсюда как-нибудь выбраться.
— Выберемся, не бойся, мы ведь не в кандалах, — ответил Карпилион.
После этого оба умолкли до самого утра, и каждый переживал заточение по своему. Гаудент просидел на полу без сна. А Карпилион нащупал в темноте лежанку, растянулся на ней и уснул.
*
Из крепости их повезли через лес, местами по-зимнему голый, местами рябивший кудрявой весенней листвой. Погода слегка разгулялась, и было тепло. Обоз сопровождали несколько всадников-конвоиров. В передней повозке везли мальчишек. А в той, что двигалась сзади, поскрипывая большими колесами, сидел укутанный в меховую накидку Зеркон и о чем-то оживленно беседовал с возничим. Карпилион, у которого были связаны руки и ноги, нарочно повернулся так, чтобы изводить его презрительным взглядом, но карлика это, похоже, нисколько не беспокоило. Он упорно не замечал племянника, зато с удовольствием переглядывался с конвоирами, досаждая Карпилиону гораздо больше, чем досадил бы ответным презрительным взглядом.
К ночи, устав от долгого перехода, конвоиры устроили привал на опушке леса. Привязали мальчишек к деревьям, и, оставив дозорного возле костра, завалились спать.
Нагрузившись горячей бражкой, дозорный пошел по нужде. Глядь, а в кустарнике копошится Зеркон. В темноте его можно было принять за медведя.
— Фух, напугал. Ты чего там? — спросил дозорный.
— Да нашел чего-то и не пойму чего, — вполголоса ответил карлик.
В траве и, правда, валялся какой-то предмет. Дозорный нагнулся, чтобы взглянуть и вдруг что-то острое кольнуло его под ребра. Обломанная ветка, подумал он, но это была не ветка. Это был нож. Напоровшись на него, как на вертел, дозорный клонился все ниже, пока не грянул на землю.
Зеркон оттащил его в темноту и рванулся к мальчишкам. Сперва развязал Гаудента, потом его брата, и повел их к оврагу. Там беглецов дожидались навьюченные провизией лошади. Зеркон велел племянникам ехать, а сам вернулся обратно, чтобы как следует спрятать дозорного и обвинить его в побеге мальчишек. Хватились пропавших только под утро, когда племянники, по расчетам карлика, были уже на пути в Доростол.
Часть 9. Сыновья
Доростол
Возникнув некогда на месте военного лагеря, укрепленная торговая пристань Доростол разместилась на берегу Данубия, на восточной стороне Империи, и служила речными воротами для иноземцев, привозивших сюда не только товары, но и обычаи, принятые в родных краях. Возведенные недавно святилища соседствовали со статуями старых богов и поминальными столбами предков. А для тех, чьи боги не получили достойного места в Доростольском пантеоне — возвели Алтарь и приставили к нему мастера, за небольшую плату высекавшего новые имена на пристроенной рядом мраморной плите.
Этому мастеру — глухонемому простоватого вида детине было обещано хорошее вознаграждение за то, что доложит о каждом, кто пожертвует Руа, Харатону или Октару.
Глухонемой как раз высекал на плите поминальную надпись, когда к нему обратился высокий светловолосый юноша, одетый как варвар, но говоривший по-италийски. В руке он держал подстреленную из самодельного лука утку.
Глухонемой без проволочек сунул юноше в руки кусок угля и доску, на которой следовало написать имена богов, и тот написал сначала «Руа». Потом «Харатон». И последним — «Октар».